Дальневосточный тупик. Русская военная эмиграция в Китае (1920 — конец 1940-х годов)

Летом 1926 г. в связи с укреплением позиций активно сотрудничавшего с Советским Союзом южного революционного лагеря Китая, предпринявшего Северный поход с целью ликвидации милитаристских клик и объединения страны под руководством единого национального правительства, ориентированного на восстановление полного суверенитета Китайской республики, повысился интерес представителей иностранных держав к белой эмиграции и активизировалась деятельность эмигрантских организаций. Снова заговорили о возможности создания вооруженных формирований из бывших белых. В частности, такая возможность без опоры на Русскую группу войск Шаньдунской армии обсуждалась Бурлиным и Косьминым. В очередной раз актуализировалась идея создания при поддержке со стороны Японии «дальневосточного буфера». Главную роль в реализации этой идеи эмигрантские круги прочили атаману Семенову[254], который якобы получил какие-то деньги у японцев, и генералу Клерже. Последний во время встреч с Бурлиным в Мукдене даже высказывал желание работать в схемах «николаевского» направления, просил его инструктировать и обещал направить Бурлину якобы разработанный им для японцев план организации белопартизанского движения [Там же, л. 264, 265]. Никакого плана, если он вообще существовал, Клерже так и не выслал.

Генерал Лохвицкий, председатель Совета по военным и морским делам при в. кн. Кирилле Владимировиче, имея сведения о ситуации на Дальнем Востоке от генерала Акинтиевского, инициировал переговоры с лицами из политических кругов ряда европейских стран, активно продвигая идею поддержания антибольшевистского движения на Дальнем Востоке [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 310, 311]. Вероятно, легитимисты предпринимали определенные усилия по организации антибольшевистских партизанских отрядов. Например, известно, что в июне 1926 г. приказом ЕИВ в. кн. Кирилла Владимировича кадры Сибирского конно-партизанского отряда, созданного генералом Жадвойном, были зачислены в состав КИАФ. Начальником отряда был утвержден известный партизанский командир, полковник В. Л. Дуганов, часть его подчиненных повышены в званиях [Там же, с. 126, 127]. Скорее всего, Жадвойн никакого отношения к организации отряда не имел, а Дуганов и его соратники сами изъявили желание о вступлении в КИАФ.

Летом 1926 г. целый ряд эмигрантских организаций Харбина предприняли попытку объединения. В результате было создано Общество русских эмигрантов в Трех Восточных провинциях Китая, почетным председателем которого стал генерал Хорват, а действующим председателем — профессор Н. И. Миролюбов[255]. В руководство Обществом (центральный комитет) вошли коммерсант, один из руководителей отделения Лиги по борьбе с III Интернационалом И. Т. Щелоков, скандально известный журналист и издатель Г. Г. Сатовский-Ржевский, один из харбинских апологетов монархизма, присяжный поверенный В. Ф. Иванов, генералы Андогский и Плешков, редактор «николаевской» газеты «Русское Слово» А. И. Коробов и др. Согласно формальному разрешению Бурлина, в состав Общества в качестве представителей своих организаций включились генералы Бордзиловский, Шильников и Сычев. В общей сложности Общество русских эмигрантов вобрало в себя более десяти организаций, в том числе харбинский Офицерский союз (генерал Бордзиловский), Забайкальскую казачью станицу (генерал Шильников), Комитет Амурских казаков (генерал Сычев)[256], Восточный казачий союз (полковник Березовский), Амурскую казачью станицу (И. М. Гамов), ХКПРБ и др. В то же время в состав Общества не вошли легитимисты и Окружной совет Объединенных монархических организаций.

Объединение оказалось нежизнеспособным, тем более, что китайцы не желали признавать его в качестве представительства русской эмигрантской общины. В начале 1927 г. в связи с тяжелой болезнью Миролюбова и отходом от дел Сатовского-Ржевского руководители военных организаций заявили о намерении войти в состав ЦК Общества, что вызвало серьезные трения с группой учредителей, которые, по словам генерала Бордзиловского, «стали втягивать в свару молодежь» [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 141, л. 34]. Окончательно развал Общества произошел после выступления в мае 1927 г. против его руководства представителей Русского Студенческого Общества, соединявших в своем идейном багаже фашизм и приверженность монархии. РСО обрушилось с критикой на руководителей Общества за их «неуважительное отношение к Великому Князю и наговоры на Бурлина», прямо заявив, что «фашисты твердо помнят то, что они не только идейно-политические работники, но и солдаты Великой Национальной армии… Фашисты сумеют также, если понадобиться, силой поддержать авторитет Верховного Вождя и никому не позволят вводить его в заблуждение» [Там же, д. 143, л. 97].

Если в Харбине Бурлин мог лишь опосредованно влиять на процесс консолидации эмигрантских организаций, то в Шанхае он пытался руководить данным процессом сам[257]. Петр Гаврилович, являясь по происхождению оренбургским казаком, основное внимание сосредоточил на объединении казачьих групп, стремясь включить их все в Казачий Союз. В частности, это касалось Забайкальской станицы, покинувшей союз летом 1926 г. из-за разногласий с руководством, Объединения дальневосточных казаков полковника В. Г. Казакова и отдельных крупных казачьих чинов, как, например, генерала Оглоблина[258], атамана Иркутского казачьего войска. Очень напряженными были отношения между Правлением Казачьего Союза и частью оренбуржцев. Не последнюю роль в противоборстве внутри Казачьего Союза играл вопрос о контроле над денежными средствами организации, которые руководство союза во главе с Шендриковым предпочитало твердо держать в своих руках. Бурлин подталкивал руководителей Союза и их оппонентов к примирению, что было воспринято отдельными руководителями Союза как попытка оттеснить их.

В октябре 1926 г. по инициативе Бурлина состоялось первое совещание проживавших в Шанхае казачьих генералов, которое должно было стать начальным шагом на пути объединения всего казачества Дальнего Востока. На этом совещании присутствовали генералы Глебов, Афанасьев, Власьевский, Вериго, Савельев[259], Оглоблин и Бородин [Там же, ф. Р-5963, оп. 1, д. 2, л. 209]. Генералы приветствовали работу по объединению, но сразу возник вопрос на чьей базе оно должно произойти. Большинство склонялось в пользу Казачьего Союза, кроме генерала Оглоблина, который настаивал на создании новой организации [Там же, л. 215]. Собрание решило произвести учет штаб- и обер-офицеров-казаков, находившихся в то время в Шанхае, и передать списки генералу Бурлину. Но и здесь добиться полного согласия не удалось. Во время третьего совещания в ноябре 1926 г., на котором присутствовали и штаб-офицеры, против передачи списков личного состава Бурлину выступил полковник Н. К. Сережников, представитель Астраханского казачьего войска, заявив, что это на руку большевикам [Там же, д. 5, л. 44]. Осталось неясным намекал ли Сережников на то, что Бурлин имеет связь с большевиками или что собранные сведения могут стать достоянием советской разведки. Вскоре после третьего генеральского совещания работа по объединению казачества заглохла.

Для более тесного взаимодействия между двумя крупнейшими военными организациями Шанхая — ССРАФ и Казачьим Союзом Бурлин предложил создать в составе Союза военных казачью группу. Казаки рассматривали «это образование, как объединение строевых воинских чинов, соответствующее состоянию казаков на службе в своих строевых частях, Казачий же Союз, как общественное, территориально-войсковое, станичное объединение» [Там же, д. 2, л. 175]. Всего в состав казачьей группы ССАРФ в августе 1926 г. вошло 34 человека, в основном офицеры, под руководством полковника В. Н. Доможирова [Там же, д. 13, л. 4–6]. В дальнейшем казачья группа почти не росла, составив в июле 1928 г. 41 члена, из них 28 — офицеры [MRC, box 2, f. Материалы ССРАФ].

Результаты деятельности Бурлина были крайне неудовлетворительны. К тому же осенью 1926 г. у него разгорелся серьезный конфликт с харбинскими «николаевцами». Поводом к конфликту стала поездка генерала Лебедева по поручению Бурлина в Харбин в августе 1926 г. В письме к Лукомскому Бурлин объяснял, что главной задачей Лебедева являлось выяснение вопроса о существовании в Маньчжурии т. н. Крестьянско-казачьей организации во главе с Макаровым и масштабах ее деятельности [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 140, л. 148]. Оказалось, что организация существует, но значение ее сильно преувеличено «припарившимися к ней агентами вроде Метелицы», который раньше работал на атамана Семенова, но когда перестал получать от атамана деньги, встал к нему в оппозицию. Деятелем аналогичного плана являлся Аристоулов[260]. Съезд Крестьянско-казачьей организации в Чанчуне, о котором Бурлин имел отрывочные сведения, действительно был, но присутствовали на нем не 400, а 40 делегатов из «эмигрантской шпаны» вместо объявленных представителей подпольных ячеек с территории советского Дальнего Востока [Там же].

Впрочем, в своем сообщении Лукомскому Петр Гаврилович несколько лукавил. Представляется, что задача, поставленная им Лебедеву, была более серьезной, а именно поиск людей, на которых можно было бы опереться в организации партизанского движения, не прибегая к помощи Сычева и Шильникова, первого из которых Бурлин считал специалистом по «втиранию очков», второго — «торговцем казачьими головами» для китайских генералов[261]. Однако Лебедев миссию провалил. Вместо того, чтобы действовать скрытно, он устроил шумиху, поселившись в Харбине в дорогом Гранд-отеле («харбинская тройка» сразу напомнила Бурлину, что он все время жалуется на отсутствие денег), который к тому же считался в городе «чекистским гнездом».

Члены «тройки», опасаясь, что их стремятся сместить, направили гневные письма Бурлину с требованием разъяснений. Генералы указывали, что вхождение Лебедева, имя которого и так непопулярно среди каппелевцев, в какие-либо отношения с авантюристом Метелицей и подобными ему типами может разрушить установившееся доверие и подорвать положение руководителей харбинской военной эмиграции [Там же, л. 161, 162]. Одновременно «тройка» приняла решение обратиться с обстоятельным докладом о деятельности Бурлина к генералу Лукомскому, в чем была активно поддержана т. н. «политбюро» Русской группы войск Шаньдунской армии. В своем письме к Шильникову полковник Тихобразов, начальник штаба 65-й дивизии, отмечал, что они приветствуют определенные твердые решения и у них есть независимый ни от кого докладчик для Парижа, и теперь необходимо только составить обстоятельный, строго объективный доклад великому князю «о тех ошибках, которые делаются от его имени разными „уполномоченными“», присовокупив к нему аналогичный рапорт от генерала Плешкова [Там же, ф. Р-7044, оп. 1, д. 12, л. 28, 32]. Тихобразов выражал радость, что Бурлин отказался от посещения Русской группы. «Что касается нас, — писал начальник штаба 65-й дивизии, — то мы будем говорить с Бурлиным через Харбин, т. е. пусть сначала он найдет общий язык с Вами, а затем ведет разговоры с нами. Эту точку зрения разделяет вся наша группа, т. е. наша военная партия» [Там же, л. 32].