Дальневосточный тупик. Русская военная эмиграция в Китае (1920 — конец 1940-х годов)

В конце 1926 г. лидеры харбинских «николаевцев» — Сычев, Шильников и Бордзиловский — прямо заявили о своем нежелании работать с Бурлиным, намереваясь ориентироваться в противовес Бурлину на Плешкова[262]. В свою очередь, Бурлин назвал своих оппонентов «прогнившей головкой, которая будет мало полезна при подготовке к нашему делу» [Там же, ф. Р-5826, оп. 1, д. 140, л. 78]. Лебедев, стремясь воспользоваться сложившейся ситуацией, сделал попытку присоединиться к харбинцам, но, вероятно, не очень успешно[263].

Единственным «сотрудником» Бурлина в Харбине оставался генерал Косьмин, которого в центре, однако, не жаловали. Бурлин парировал тем, что недостатки Косьмина ему известны и он желает иметь его в роли ширмы, используя, в частности, связи Косьмина с Приморьем [Там же, л. 78 об]. С Забайкальем дела обстояли хуже. Для работы на этом направлении Бурлин в противовес Шильникову предполагал использовать генерала Оглоблина [Там же, л. 42], но Оглоблин отказался ехать в Харбин и, в конце концов, принял сторону атамана Семенова.

Приморское направление рассматривалось Бурлиным как наиболее перспективное для организации агитации, разведки, оперативной работы. В рамках Приморского направления от Косьмина работал поручик Попов. Он, в частности, отмечал некоторые усилия, предпринимаемые для организации здесь партизанской работы Офицерским союзом, который направил в октябре 1926 г. в район ст. Пограничной одного из партизан Емлина — Ермакова, получившего рекомендательное письмо от секретаря Офицерского союза полковника А. С. Бодрова[264]. Другой, связанный с Офицерским союзом деятель, полковник Мохов, возглавлявший вербовочный пункт добровольцев в китайскую армию на ст. Пограничная, пытался подбить крестьян, приходящих из Приморья, поступать в китайскую армию по приказу в. кн. Николая Николаевича. Это вызвало массу толков и вскоре якобы начались аресты [Там же, л. 80, 80 об].

В январе 1927 г. в Харбине состоялось совещание, на котором присутствовали генералы Сычев, Шильников, Бордзиловский и Андогский. Совещание подвергло критике деятельность атамана Семенова и генерала Бурлина. И тот и другой считались вредными для дела объединения военной эмиграции и развития антисоветского движения.

Отношения с атаманом Семеновым, претендовавшем на возглавление Русской группы войск Шаньдунской армии, обострились после его открытого выпада в газете «Свет» в декабре 1926 г. против генерала Шильникова. Семенов обвинял Шильникова во вредной деятельности в годы Гражданской войны, торговле «казачьими головами» в эмиграции, стремлении лишить его звания атамана и т. п. Шильников, в свою очередь, составил обстоятельный и взвешенный ответ по всем пунктам обвинения, получивший распространение в казачьих организациях. Ситуация сильно напоминала противостояние между двумя лидерами забайкальских казаков времен 1921–1922 гг. Часть казачьих объединений в развернувшемся противостоянии предпочли сохранить нейтралитет, как, например, Казачий Союз в Шанхае [Там же, ф. Р-5963, оп. 1, д. 5, л. 46]. В противовес Казачьему Союзу генерал Оглоблин выступил против Шильникова. В марте 1927 г. представитель атамана Семенова в Харбине генерал-майор Г. Г. Эпов[265] получил от генерала Оглоблина, в это время уже заместителя Семенова в Шанхае, письмо о принятии мер к объединению забайкальских казаков и препятствованию работе Шильникова и Меркулова [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 307]. В результате произошел раскол Забайкальской казачьей станицы в Харбине. Вышедшие из ее состава забайкальцы организовали Алексеевскую станицу Забайкальского казачьего войска, ориентировавшуюся на атамана Семенова [BAR. ROVS Papers, box 68? f. Far East to Central Office (1927–1931)].

В ряды казачьих антагонистов Бурлина в Харбине весной 1927 г. включился и полковник Енборисов, возвратившийся в город из Тяньцзина. Енборисов обрушился с критикой на руководство Оренбургской казачьей станицы во главе с генералом В. В. Кручининым за их «пробурлинскую позицию» и «авторитарное» руководство станицей. В качестве альтернативы «кручининской станице» Енборисов и объединившиеся вокруг него недовольные станичным руководством организовали Оренбургскую объединенную станицу на Дальнем Востоке, атаманом которой стал Енборисов, его помощником — войсковой старшина М. А. Елдынин [Енборисов, 1932, с. 139].

Шендриков и другие руководители Казачьего Союза обвиняли Бурлина в «разъединении» не только казаков, но и эмиграции в целом. Якобы он поддержал создавшееся в начале 1927 г. в противовес Казачьему Союзу Казачье Объединение, возглавляемое генералом Оглоблиным, а также, являясь старшим офицером Оренбургского казачьего войска, приказал оренбуржцам объединиться в станицу и войти в Казачий Союз, где они сразу примкнули к внутренней оппозиции руководству организации [ГАРФ, ф. Р-5963, оп. 1, д. 24, л. 60, 61 об; д. 25, л. 8, 89 об].

Неясная позиция руководства Казачьего Союза по вопросу об объединении создавала внутреннее напряжение и способствовала выходу из организации отдельных групп. В декабре 1927 г. на заседании союза выступавший от сибиряков полковник А. В. Корнилов[266] предложил выбрать новым председателем организации генерала М. И. Афанасьева. Однако в ходе жаркой дискуссии руководство союза отстояло положение, что организация «не есть боевая единица, а только лишь общество взаимопомощи и политического антибольшевизма, что не требует необходимости возглавления ее непременно военным человеком». При этом было отмечено, что союз готов участвовать в боевой подготовке и разработке планов деятельности антибольшевистских отрядов, забрасываемых на советскую территорию. В феврале 1928 г. полковник Корнилов со своими сторонниками покинул Казачий Союз[267].

Напряженные отношения сложились у Бурлина с генералом Глебовым, считавшим, что именно Бурлин вывел из-под его влияния газету «Россия» и способствовал развязыванию конфликта между полковником Колесниковым, с одной стороны, и Глебовым, руководством ССРАФ и Комитетом защиты прав, с другой [Там же, ф. Р-5826, оп. 1, д. 141, л. 42]. Деятельность полковника Колесникова, а также негативное отношение Бурлина к нападкам Комитета защиты прав на Гроссе стали поводом для жалоб со стороны председателя ССРАФ генерала Вальтера Лукомскому, его однокурснику по Николаевской военной академии, на самоволие и злоупотребления со стороны Бурлина [MRC, box 2, f. Переписка Вальтера c Лукомским]. Активно критикуя Гроссе за «раскольническую» политику, Вальтер в то же время отмечал, что, «несмотря на все попытки Гроссе стереть с лица земли Комитет и Союз [ССРАФ], в Шанхае до последнего времени не существовало двух официально оформленных лагерей, пока не появился Бурлин и не поддержал Гроссе» [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 146, л. 231]. Вальтер оправдывал критикуемое Бурлиным участие Союза военных в борьбе местных партийных группировок, подчеркивая, что такова специфика жизни эмиграции в Шанхае, и заявляя, что «приказ Союзу отойти от политической жизни будет неблагоприятен для дела в. кн. Николая Николаевича, ибо знаменует собой отдачу всей русской колонии, на 80 % состоящей из военных, в положение зависимое от лица, которое до сих пор ничем и никак не выявило своих политических симпатий, все время подчеркивая свою аполитичность, и которое еще так недавно убеждало русских беженцев вернуться для нового строительства в свое отечество, [т. е. Гроссе — С. С.]» [Там же, л. 232].

Свою лепту во внутренние раздоры в «николаевском» лагере вносили и «кирилловцы». Например, от генерала Жадвойна «николаевцам» поступала информация якобы о связях генерала Бурлина с авантюристами Метелицей и Аристоуловым, последний из которых при посредничестве Бурлина даже получил от Литвиновой 2800 иен на организацию т. н. партизанской работы [Там же, л. 234].

Часть руководителей военных организаций настраивало против Бурлина его стремление сотрудничать по возможности со всеми сколько-нибудь значимыми антибольшевистскими фигурами и организациями, включая атамана Семенова и областников. «Заигрывания» с Семеновым стали главным поводом для критики Бурлина со стороны полковника Бендерского, одного из лидеров Тяньцзинского ССРАФ [Там же, д. 143, л. 231].

Несмотря на мощное давление, Бурлин не отказался от контактов с полковником Колесниковым после исключения того из Союза бывших военнослужащих[268], доказывая в письмах Лукомскому, что Колесников сам является жертвой травли, особенно со стороны генерала Глебова. Бурлин посещал заседания возглавляемого Колесниковым Военно-Научного Общества (в его состав входили и члены ССРАФ, и семеновцы, и меркуловцы, и каппелевцы) и считал, что Общество можно реорганизовать и направить на выполнение общих для военной эмиграции задач [Там же, д. 142, л. 108, 109]. По поводу атамана Семенова Бурлин сообщал в центр, что тот дважды его посещал и рассказывал о своем плане действий в Монголии. Якобы китайцы предложили атаману организовать отряд в 5 тыс. человек, который он собирается навербовать в Трехречье. С аналогичными предложениями китайцы обращались и к другим казачьим генералам — Карнаухову в Тяньцзине, Глебову и Савельеву в Шанхае. Бурлин считал, что «если снабдить Семенова приличным и честным сотрудником, то его можно использовать, благодаря его связям в китайских кругах» [Там же, д. 140, л. 40, 41].

Отсутствие поддержки в военной среде подтолкнуло Бурлина к более тесным контактам с «гражданскими». Он установил хорошие отношения, несмотря на недовольство со стороны генералов Глебова и Вальтера, с М. Я. Домрачевым, возглавлявшим входивший в состав шанхайского Комитета защиты прав Дальневосточный отдел Русского Патриотического Объединения, которое претендовало на руководство всеми монархическими организациями, признававшими в. кн. Николая Николаевича Верховным Вождем [Там же, л. 77]. Своим представителем в Циндао Бурлин назначил А. А. Пурина, последовательного антикоммуниста, активного деятеля сибирского областничества. Можно сказать, что Бурлин в немалой степени сам способствовал консолидации собственной оппозиции.

Таким образом, в начале 1927 гг. в руководстве эмигрантских военных организаций в Китае возник своеобразный «единый фронт» против Бурлина. Работать с генералом, чьи полномочия ставились под сомнение, отказывались не только харбинцы и «политбюро» Русской группы войск Шаньдунской армии, но и военные объединения Шанхая и Тяньцзина.