Дальневосточный тупик. Русская военная эмиграция в Китае (1920 — конец 1940-х годов)

Глава 13. Русские военные организации Шанхая и Северного Китая в условиях спада антисоветской активности и нарастания внутренних противоречий (1932–1937)

В начале 1930-х гг. Китай оказался перед лицом серьезных политических перемен, вызванных развернувшейся осенью 1931 г. открытой японской агрессией в Маньчжурии. Квантунская армия, командование которой было тесно связано с радикальными военными группировками, не имея санкций центрального правительства, организовала в районе Мукдена вооруженный инцидент. В результате инцидента японские войска были введены на территорию Маньчжурии и, не встретив сильного и организованного сопротивления[467], достаточно быстро оккупировали ее. В марте 1932 г. при поддержке японцев на территории Северо-Восточного Китая было провозглашено «независимое» маньчжуро-монгольское государство Маньчжоу-го (с 1934 г. — Маньчжурская империя), во главе которого встал последний цинский император Пу И.

Приход японцев в Маньчжурию был воспринят частью радикальной антибольшевистской эмиграции с большим воодушевлением и оживлением надежд на поддержку Японией антисоветских сил эмиграции в Северо-Восточном Китае. Такие же надежды питали отдельные руководители РОВС и в Европе. В конце 1931 г. генерал Лукомский отмечал, что «события на Дальнем Востоке могут создать для нас „белых“ такую обстановку, при которой возможно будет начать активную борьбу с большевистской властью в Сибири» [ГАРФ, ф. Р-5829, оп. 1, д. 11, л. 13]. Многие белые были уверены, что вскоре начнется советско-японская война. Отдельные офицеры и военная молодежь из городов Северного Китая и Шанхая отправились в начале 1930-х гг. по линии БРП, РОВС и семеновской организации в Маньчжурию, чтобы принять непосредственное участие в антибольшевистской борьбе.

Японские власти в Маньчжурии, со своей стороны, выказывали благоволение к антибольшевикам, хотя никогда открыто не заявляли ни о каком альянсе с антисоветской эмиграцией. К тому же, как отмечалось ранее, в японских политических кругах не было единого мнения в отношении СССР. Спектр оценок перспектив японо-советского взаимодействия был широк: от вооруженного противостояния до сотрудничества и военно-политического союза.

Быстрее других отреагировали на выступление японцев и начали искать контакты с ними маньчжурские семеновцы, фашисты и легитимисты. К наиболее ранним попыткам выяснить обстановку и начать переговоры с японцами относилась деятельность капитана 1-го ранга Шуберта, являвшегося представителем легитимистов в Японии [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 373]. Шанхай и Пекин, где находилось руководство крупнейшими эмигрантскими организациями, первоначально заняли выжидательную позицию[468]. Свою роль здесь сыграла и предпринятая японскими войсками в начале 1932 г. попытка захватить Шанхай. Однако активное сопротивление китайских рабочих дружин и частей 19-й армии, не выполнившей приказа Чан Кайши не вступать в столкновение с японцами, а также давление держав на Японию заставили японцев отказаться от этого[469].

На протяжении всего конфликта в районе Шанхая (январь — март 1932 г.) русские роты ШВК охраняли наиболее важные участки Международного сеттльмента, в некоторых случаях участвуя в перестрелках. Создавшаяся для Шанхая военная угроза заставила власти Сеттльмента увеличить русский контингент в составе ШВК. В феврале 1932 г. русский отряд получил наименование Шанхайского Русского полка и был уже в марте увеличен до четырех рот (1-я, 2-я и 4-я — регулярные, и 3-я — волонтерская). Командиром полка до 1933 г. оставался майор Тиме, его помощником назначался капитан С. Д. Иванов (с 1933 г. — командир полка), начальником хозяйственной части — лейтенант (штабс-капитан русской службы) А. А. Шимордов. Командиром 1-й роты стал капитан П. И. Гапанович, 2-й роты — капитан М. И. Мархинин, 3-й роты — капитан Савелов, 4-й роты — капитан (генерал-майор русской службы) М. М. Соколов, с августа 1932 г. — лейтенант Поронник. Общая численность полка составила 435 человек (323 оплачиваемых чина) при 19 офицерах [Красноусов, 1984, с. 107–109; BAR. ROVS Papers, box 16, f. Time]. Для лучшей подготовки личного состава подразделений полка были учреждены унтер-офицерские курсы [Красноусов, 1984, с. 117].

В конце марта 1932 г. по постановлению Муниципального совета Международного сеттльмента Русскому полку было пожаловано знамя, представлявшее собой национальный бело-сине-красный флаг Российской империи с вышитыми на его обеих сторонах муниципальными трафаретами Сеттльмента. Церемония освящения и вручения знамени состоялась 3 апреля на поле Рейс-Корса с участием командования Шанхайского Волонтерского корпуса и представителей общественности [Красноусов, 1984, с. 110–114; BAR. ROVS Papers, box 16, f. Time]. Со словами, обращенными к русским военнослужащим, на церемонии выступил майор Тиме и другие лица[470].

В мае 1932 г. майор Тиме получил поздравление в связи с созданием Русского полка от генерала Миллера, который отмечал, что своей образцовой службой и примерным поведением полк «не только делает честь Русскому Имени, но и ведет активную антибольшевицкую работу, ибо если так хороши те, которые большевиков не признают и с ними отказываются иметь дело, то значит несомненно плохи большевики. Раз мы с большевиками антиподы, то завоевание уважения к себе является своего рода антибольшевицкой пропагандой» [BAR. ROVS Papers, box 16, f. Time]. Если Миллер именно это понимал под антибольшевистской работой, то Дитерихс был во многом прав, критикуя бездеятельность центра. Пришло письмо и от в. кн. Кирилла Владимировича, где он поздравлял командира и чинов полка с пожалованием знамени за доблестную службу и отмечал: «Мне очень приятно знать, что бывшие чины Российской Армии, служа на иностранной службе, так хорошо себя зарекомендовали» [Красноусов, 1984, с. 119].

Руководство ШВК, особенно после назначения во второй половине 1932 г. новым командиром корпуса полковника Томе, предприняло мероприятия по усилению «регулярности» Русского полка. Ужесточилась дисциплина, усилилось обучение командного и рядового состава, участились проверки, смотры, учебные тревоги. Такая ситуация устраивала не всех служащих, особенно старшего поколения, что усилило и без того высокую «текучку» кадров. В связи с этим, в конце 1933 г. Русский полк перешел на 13-месячный контракт для вновь поступавших на службу.

У майора Тиме не сложились отношения с новым командованием ШВК, как отмечал сотник Е. М. Красноусов, летописец Русского полка, во многом из-за характера самого Тиме и его отношения к службе. Тиме являлся скорее управляющим, нежели командиром полка. Сосредоточив свое основное внимание на обеспечении нормальных условий службы и сохранении полка, как постоянной единицы, в чем ему помогали широкие связи в иностранных кругах, Тиме переложил реальное руководство подразделением на своих помощников и ротных офицеров. В феврале 1933 г. под давлением командования Волонтерского Корпуса майор Тиме был вынужден уйти в отставку[471], а новым командиром Русского полка стал его бывший помощник — майор С. Д. Иванов[472].

«Программой» Иванова стал русский патриотизм, честное и ревностное отношение к своим обязанностям и упорный труд для закрепления пошатнувшегося после ухода Тиме с его широкими связями положения Русского полка собственными усилиями, без поддержки со стороны [Там же, с. 149]. С уходом Тиме ослабилась, а позднее совсем прекратилась связь с РОВС. Все усилия майора Иванова были направлены на то, чтобы Русский полк положительно зарекомендовал себя в глазах муниципалитета и тем самым сохранил свой статус. К концу 1933 г. полк практически не отличался от регулярных английских частей и показывал неизменно высокие результаты в строевой и боевой подготовке. Достаточно высокое жалование и хорошее содержание военнослужащих сделали его очень привлекательным для русской молодежи, особенно для молодых людей прибывавших в Шанхай из Маньчжурии [Там же, с. 136]. Благодаря притоку русских из Маньчжурии эмигрантское население Шанхая к середине 1930-х гг. выросло до 20 тыс. человек.

В 1932 г. было положено начало русскому любительскому спорту в Русском полку, в дальнейшем создавшему имя подразделению на различных соревнованиях и способствовавшему его популяризации. Силами служащих полка был оборудован гимнастический зал (казарма 2-й роты на Алкок род) и устроено футбольное поле. Появились спортивные команды по гимнастике, боксу, французской борьбе, волейболу, футболу, стрельбе, демонстрировавшие высокие результаты на шанхайских и международных соревнованиях. В 1934 г. был организован Спортивный Клуб полка (руководитель — лейтенант Красноусов) [Там же, с. 119, 120, 123, 151–154]. В 1937 г. русские полковые спортивные команды являлись лучшими командами в городе (за исключением футбола) и имели в своем составе значительное число чемпионов не только Шанхая, но и всего Китая. Например, команда по волейболу [Там же, с. 218]. Однако после перехода Шанхая в конце 1937 г. под контроль японцев спортивные занятия в Русском полку стали менее интенсивными, что, в свою очередь, привело к снижению спортивных достижений.

Благодаря организации в 1933 г. полковых лавок (кантинов), сменивших частные лавки, полк увеличил количество своих доходов, которые шли на обеспечение спортивных мероприятий, содержание библиотеки (с конца 1936 г. отдельные библиотеки существовали во всех трех ротах, расквартированных в разных частях Международного сеттльмента), полкового струнного оркестра, на базе которого в дальнейшем был создан музыкально-литературный кружок (руководитель — лейтенант Гапанович) [Там же, с. 154, 155, 172, 200].

В 1936 г. Русский полк получил право снабжать полицию Сеттльмента рекрутами-констеблями по мере освобождения вакансий. Это открывало хорошие перспективы для эмигрантов, поскольку служба в полиции являлась мечтой не только для русских, но и для иностранцев, проживавших в Шанхае [Там же, с. 194].

Власти Французской концессии Шанхая в период кризиса 1932 г. также пошли на создание особого подразделения в составе муниципальной полиции, составленного в основном из русских эмигрантов, — Русского особого вспомогательного отряда, командовал которым прибывший в Шанхай в 1931 г. из Маньчжурии генерал Л. М. Адамович, член КИАФ. Первоначально отряд состоял из двух рот численностью в 125 человек каждая. Вторую роту возглавлял генерал-майор Б. Н. Говоров[473]. После прекращения конфликта одна рота была упразднена [Балмасов, 2007, с. 367]. Отдельные русские, уволенные из отряда, стали служащими пожарной бригады и вочманами [Ван, 2008, с. 551]. Командиром русского подразделения остался Адамович, его помощниками — капитан 2-го ранга С. Я. Ильвов и штабс-капитан Г. Г. Садильников [Буяков, 2005, с. 115]. Практически все офицерские и сержантские должности в роте занимали кадровые офицеры Русской армии.

Кроме служащих русской роты в различных отделах Французской муниципальной полиции в середине 1930-х гг. работало более трех десятков русских, в основном бывших военнослужащих. В уголовном отдел служили Е. Г. Иванов, Мерцалов, поручик В. В. Лукницкий, Гребенщиков, Сташко и Мутовкин; в политическом — ротмистр Ю. А. Емельянов (главный инспектор)[474], капитан 2-го ранга Б. П. Апрелев, Усановский и Росси; в дактилоскопическом — Марков; в транспортном — капитан 1-го ранга П. И. Крашенинников, генерал Сахаров, капитаны 2-го ранга А. П. Ваксмут и Б. П. Апрелев, мичман М. К. Делимарский, есаул А. А. Грамотин, П. В. Грибановский, Шаров, Волков. На особом положении (следователь по особо важным делам) работал в полиции имевший французское подданство (орден Почетного Легиона и звание майора французской армии за Первую мировую войну) капитан П. М. Янковский [Слободчиков, 2005, с. 196][475].