Дальневосточный тупик. Русская военная эмиграция в Китае (1920 — конец 1940-х годов)

Дитерихс в ответ на эти выпады опубликовал в харбинской газете «Русское слово» предписание чинам Дальневосточного отдела РОВС. Генерал отвергал все обвинения, выдвинутые против него, и с горечью отмечал, что ему «стыдно перед самураем — воином Японской Армии», что его оппоненты, русские офицеры, «так легко и преступно отмежевываются от своего бывшего Главнокомандующего и Старшего Генерала по Генеральному Штабу». Михаил Константинович, обращаясь к своим противникам, писал: «И поверьте, ваше публичное, антидисциплинарное выступление против меня вызовет в японском самурае-воине, от Главнокомандующего до последнего солдата, лишь презрение к вам самим, а не желание честно сотрудничать с вами». Что же касается чинов РОВС, здесь Дитерихс призывал помнить, что «Япония, поднявшая знамя борьбы за националистические принципы народов, является другом. С ней и с Маньчжоу-го нужно действовать заодно, сотрудничая и содействуя чем только возможно в их движении против местной советской власти» [MRC, box 3, f. Переписка начальника Дальневост. Отдела РОВС Дитерихс]. В это же время в письме к генералу Ханжину Дитерихс назвал все обвинения в адрес себя и Хорвата грубой провокацией с целью обезглавить важнейшие белые национальные организации. Глава Дальневосточного отдела РОВС указывал настоящих организаторов провокации — японцев, заявляя, что последние стремятся использовать русскую эмиграцию только в своих целях и «что на [их] помощь в нашей национальной работе рассчитывать больше не приходится» [Ibid, box 2, f. Переписка Вальтера с Дитерихсом].

Обращение Дитерихса к своим оппонентам не возымело практически никакого действия, даже наоборот, генерал Акинтиевский, которого Дитерихс без достаточных оснований присоединил к авторам направленной против него статьи, обратился к главе Дальневосточного отдела РОВС с яростной отповедью. Акинтиевский заявил, что для него, легитимиста, никакого значения не имеют ни дисциплина, ни подчинение генералу (пускай и старшему начальнику по Генеральному штабу), стоящему во главе непредрешенческой организации революционного происхождения, ставящей своей целью сбор новой учредилки или иного совдепа для решения вопроса о будущем устройстве государства Российского [HIA. Moravskii Papers, box 7, f. 15]. Полковник Колесников в своем журнале «Армия и Флот» заявил, что в то время, когда вся эмиграция объединяется, Дитерихс вносит раскол в создаваемое единство [Армия и Флот, 1938, т. 38 (№ 8), с. 76]. В последующих номерах Колесников излился многочисленными дифирамбами в адрес атамана Семенова[481].

Политическая дискредитация Хорвата и Дитерихса способствовала дальнейшему падению популярности Дальневосточного объединения эмиграции и РОВС. В 1933–1934 гг. из состава созданного в 1930 г. по инициативе шанхайской РНО Совета объединенных российских организаций (СОРО) вышло более половины зарегистрированных союзов и обществ [Ван, 2008, с. 375, 376]. Представитель Хорвата в Японии полковник Н. К. Шнеур (ранее был связан с областниками) предлагал предоставить самостоятельность подразделениям Дальневосточного объединения, размещенным в разных странах [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 621].

В начале 1935 г. в Шанхае была предпринята новая попытка объединения русской эмиграции. Благодаря соглашению между РЭК (К. Э. Мецлер) и РНО (Н. Ю. Фомин[482]) был образован Национальный комитет русской эмиграции во главе с Мецлером. В комитет вошли многие военных организации русского Шанхая: ССРАФ, Казачий Союз, Союз военных инвалидов, Союз служивших в Егерском полку, Союз служивших в Уральском полку, Союз маньчжурцев, Союз Ижевцев и Воткинцев, Союз бывших кадет-хабаровцев, Союз Шаньдунцев, Касса взаимопомощи бывших чинов 1-й Отдельной стрелковой бригады. Входил в состав комитета и представитель от РОВС. Кроме того, в работе комитета приняли участие молодежные организации — Дальневосточный отдел НСНП, Союз мушкетеров, НОРС, Общество младороссов. Однако, как и прежде, добиться полного единства не удалось. На 1936 г. около 20 эмигрантских организаций отказались зарегистрироваться в Национальном комитете, включая возглавляемый генералом Глебовым СОРО.

Практически были утрачены связи руководства Дальневосточного объединения и Дальневосточного отдела РОВС с Маньчжоу-го. Русские национальные общины Маньчжурии заметно ослабили свое влияние и действовали теперь почти самостоятельно, а руководящая роль в них нередко оказывалась в руках местных «маленьких князьков». Так, в апреле 1934 г. была сформирована Русская национальная община восточной линии КВЖД[483]. Его главное Правление располагалось на ст. Пограничная и возглавлялось В. Р. Яновским, который, по словам советских дипломатических работников, подвизался там в роли сыщика и был вхож в военную миссию [АВПРФ, ф. 0100, оп. 17, п. 174, д. 33, л. 14], а его помощником являлся связанный с японской военной жандармерией поручик Б. Н. Шепунов, начальник русского полицейского пограничного отряда ст. Пограничная, руководитель местного кадра РОВС и член БРП, которого позднее местное население за глаза называло «наш губернатор» [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 37 059, н/д, л. 31 конв.].

Захирела национальная община Тяньцзина. Как сообщает И. И. Серебренников, в конце 1934 г. разгорелась борьба за руководство тяньцзинским Русским клубом, где, как и в РНО, Русской прогимназии, скаутской и Сокольской организациях, центральную роль играло местное отделение Обще-Воинского Союза. Главными оппонентами ровсовцев были т. н. Консульская группа, представленная несколькими бывшими сотрудниками русской консульской службы в Китае (Орлов, Соколов, Вальтер, Лавдовский), а также объединение местных фашистов, младороссов и казаков, группировавшееся вокруг газеты «Возрождение Азии» [Дневники Серебренниковых, 2012, с. 9.][484]. Демилитаризация в 1935 г. провинции Хэбэй и создание в ее восточной части Антикоммунистического автономного правительства Цзи заметно укрепили в Тяньцзине и Пекине прояпонские круги, в том числе и в составе русской эмиграции. Газета «Возрождение Азии», авангард прояпонских сил, развернула, как отмечал Серебренников, травлю общественных деятелей местной русской колонии, «согласно данной японцами формулы: — Кто против атамана Семенова, тот — масон, розенкрейцер, жид, большевик, черт, дьявол — ату его!» [Там же, с. 18].

Часть военных, не желавших сотрудничать с японцами, выехали из Пекина и Тяньцзина на юг. Например, из Пекина в Нанкин перебрался генерал Томашевский, долгое время служивший советником при маршале Чжан Сюэляне. Генерал Смолин уехал из Циндао в Шанхай еще в 1934 г. Полковник М. А. Михайлов пытался найти себе место в Нанкине, с чем обращался к генералу Бурлину. При этом Михайлов сообщал о некоем выдвинутом генералом В. А. Чеховым проекте создания русской бригады для помощи Нанкину в борьбе с китайскими красными армиями, в реализации которого он готов был принять активное участие [Архив СТДС. Larin, box 2, f. 2.2.28]. В Нанкин Михайлов так и не попал. Есть сведения, что каким-то образом полковник оказался в Харбине, где подвергся аресту и пыткам, но в дальнейшем был освобожден. После этого он долго лечился в немецком госпитале в Тяньцзине, где и скончался в 1936 г. [HIA. Kniazeff Papers, box 16].

Ослабление позиций Обще-Воинского Союза привело к значительному оттоку из его рядов отдельных членов и военных объединений. Дитерихс, чье здоровье было серьезно подорвано склоками 1933 г., исходя из сложившейся обстановки, предложил центру в сентябре 1934 г. проект разделения Дальневосточного отдела на три самостоятельных отдела, подчиненных непосредственно Парижу: Маньчжурский, Японо-Чжилийский (включавший Северный Китай) и Китайский (центральная и южная часть страны). Во главе Маньчжурского отдела Дитерихс предлагал поставить генерала Вержбицкого (с 1932 г. — начальник Харбинского отделения союза), во главе Японо-Чжилийского — генерала Петрова. С кандидатурой на пост главы третьего отдела полной ясности не было. Выдвижение генерала Вальтера, одного из старших офицеров Шанхайского отделения РОВС и бессменного председателя ССРАФ, по мнению Дитерихса, могло вызвать некоторые внутренние затруднения из-за «недоброжелательности к нему на почве занятой им воинствующей позиции в области здешних церковных вопросов». Другим кандидатом на пост руководителя Китайского отдела являлся генерал Бурлин [MRC, box 3, f. Дитерихс — Миллер]. Но Бурлин был сильно оторван от дел союза в связи со службой в китайском Генштабе в Нанкине. Себе Дитерихс оставлял роль своеобразного инспектора группы отделов Дальнего Востока.

Основной задачей будущих отделов, о чем Михаил Константинович писал генералу Петрову в Японию, должна была стать военно-образовательная работа в среде эмигрантской молодежи, «которая сейчас болтается не у дел». О боевой работе никакой речи не шло. Сам генерал хотел сосредоточиться на пропаганде идеологических начал русского народа, истории России и основ ее исторического творчества [Ibid, f. Дитерихс — Петрову].

Реакция из центра на проект Дитерихса поступила только в марте 1935 г. Генерал Миллер заявил, что не может и не собирается руководить генералами Петровым и Вержбицким из Парижа. В свою очередь он предложил Михаилу Константиновичу, чтобы Петров и Вержбицкий присылали ему копии всех своих донесений, направляемых в Шанхай [Ibid, f. Дитерхс — Миллер]. При этом Миллер несколько раз подчеркивал, что ситуация на Дальнем Востоке очень интересна для РОВС, причинами чему, скорее всего, было ожидание войны между Японией и СССР. Однако Дитерихс в своих письмах, взвешенно и реалистично оценивая ситуацию в Китае, предрекал обратное — «скорой войны между Советами и японцами ждать не стоит». Начальник Дальневосточного отдела, также как ряд русских крупных военных специалистов в Европе, указывал на наличие мощного антагонизма между Японией и США и возможность их военного столкновения в будущем [Ibid].

Главный союзник Дальневосточного отдела РОВС в борьбе с большевиками, Братство Русской Правды, в этот период также переживало не лучшие времена. Внутренняя борьба в центре, ряд громких разоблачений, дискредитация руководства, все это привело в сентябре 1934 г. к реорганизации Дальневосточного наместничества в самостоятельное Сибирское Братство. Формально главой Сибирского БРП провозглашался генерал Хорват, а Бурлин становился его помощником, осуществлявшим управление организацией. Однако сам Бурлин, уже несколько лет служивший в китайском Генеральном штабе в Нанкине, полноценной «братской» работы проводить не мог и вся деятельность Сибирского Братства сосредоточилась в руках руководителей его региональных подразделений. Наиболее активными из них были хорунжий Г. П. Ларин (Шанхайский (Красновский) отдел) и А. А. Пурин (Циндаоский отдел). В Тяньцзине братская работа совершенно заглохла[485]. Братские подразделения в Маньчжоу-го полностью обособились и в 1935–1936 гг. либо прекратили свою деятельность, либо перешли под полный контроль со стороны японских спецслужб.

Утрата возможности работать в советском приграничье в Маньчжурии заставила Ларина и Пурина искать новую базу для осуществления закордонной деятельности. В качестве едва ли не единственного варианта оставалась Внутренняя Монголия, интерес к которой проявляли и другие белые организации. В то же время свою работу на территории Внутренней Монголии вела советская разведка. В частности, советские разведчики работали здесь под прикрытием фирмы «Востфаг», торговавшей советскими и немецкими товарами и имевшей немецкую «прописку». В состав агентов советской разведки входило немало белоэмигрантов[486].