Плахта

* * *

Войну предвидела. Пару лет назад прочла книгу Густава Водички «Родина дремлющих ангелов» и все поняла о распавшейся империи и их неутоленных амбициях. Изучая биографию Путина, отметила его депрессивное детство и службу в КГБ, в котором все нацелено на поиски врагов, а не друзей. Врожденную подозрительность и фанатичную ненависть ко всему украинскому. Проанализировала войну в Грузии, Чечне, Сирии и на Донбассе, поставку Америкой оружия и сделала соответствующие выводы.

24 февраля, встретившись лицом к лицу со страшной вестью, моментально мобилизовалась. Узнав, что в Здвижевке стоит сто три танка, позвонила в Генштаб Министерства обороны. Когда бучанский доктор-травматолог сообщил, что раненым нужна помощь — впитывающие пеленки, лекарства, антибиотики — прытью побежала в госпиталь. Из палат доносился глухой стон.

— Можно зайду?

— Вообще-то нет, но тебе можно.

Зашла, крепко закусив губы. Справа и слева — четырнадцать солдат без рук, ног, а пятнадцатый находился на операционном столе. Бледные, измученные, в окровавленных трусах и майках. Мигом кинула клич, и мы начали собирать деньги на солдатское белье. Герои должны лежать в чистом.

Честно говоря, уже не первый раз закупаю мужские трусы. Еще в 2014 году встретила своего бывшего ученика, вернувшегося из АТО, и спросила:

— Чем помочь?

Он растерялся, но ответил:

— Трусами.

Со временем объяснил, что, когда по тебе палят из «Градов», каким бы ты смелым ни был, организм живет собственной жизнью и освобождается от всего лишнего. Понос случается первым делом.

В горсовет бегала часто. В один из дней возник вопрос сбора вражеских трупов, а то, видишь ли, не по правилам Женевской конвенции, что валяются под открытым небом. Директор кладбища даже заикнулся об отдельном гробе для каждого. Ору: «Слишком много чести!», но все-таки нацепила на себя белый халат, нарисовала крест и отправилась соблюдать Протокол конвенции. Описали и сфотографировали троих, и тут начинается артиллерийская канонада. До меня наконец-то дошло, что рискую собственной жизнью для какого-то мертвого Баира из Дырестуя. Пусть лежит, где смерть настигла. На улице минус семь. Не протухнет.

В Бучу приехала пятого апреля. Помимо черных домов, в глаза бросились баррикады. Орки их сооружали из подручных средств: стиральных машин, холодильников, табуретов.

Моя самая большая радость и гордость в жизни — это дочь. Она ведущая солистка одного из лучших оперных страны. Балерина от Бога. Руки длинные и плавные, ноги прыгучие, подъем изогнутый, так называемый «икс». Когда была ребенком, мы гуляли под окнами хореографического училища, и она, как завороженная, рассматривала балерин у станка. Я ее на горки, на качели-балансиры — упрямится. Подавай пуанты, пачку и трико. С тех пор балет стал смыслом жизни. Вот только не любит, когда ее снимают со вспышкой, и когда в первом ряду сидит зритель, одетый в белый цвет. Это отвлекает.

Всякий раз с нетерпением жду премьеру, беру билет на поезд и мчу к своему талантищу. Рукоплещу ей стоя и плачу. Сама прожила трудно. Осталась одна с двухлетним ребенком (не простила измену мужу) и работала, как каторжная. Бывало, по пять суток не спала и с тех пор со сном нелады. Несколько раз даже приходилось лечиться на дневном стационаре.

Я живу со слабослышащей (после перенесенного менингита) пожилой тетей в небольшом доме на улице Яблунской. Тетка не злая, временами даже добрая, но нерасторопная и бардачная, посему за глаза называю ее «Федорино горе». 24 февраля привычно собралась на работу, но, выйдя за калитку, отметила низко летающие самолеты и не придала этому значение. По дороге зафиксировала длинную очередь у «Форы» и опять-таки ничего не поняла. Села в пустующую электричку и написала коллеге: «Что-то странное сегодня происходит, люди никуда не едут». Электричка тронулась, и пришел ответ: «Не едут, потому что война».

В пятницу, увидев военных, захотела сказать им что-то приятное:

— Спасибо, что нас защищаете.

Один из них ответил странным:

— Спасибо, что остались.

К обеду на Яблунской появился блокпост, и я побежала, чтобы предложить помощь. Мне доверили готовить завтраки, но с одним условием: они должны быть горячими. Не бутерброды, а супы-борщи. За продуктами отправилась пешком в Ирпень, но в «Форе» осталась только дорогая рыба. Делать нечего, взяла ее и двинулась обратно через поле. На выходе — человек с оружием:

— Что вы делаете? Заминировано.

Присмотрелась. Точно, всюду синие коробочки. В этот момент дочь прислала сообщение, что на всех танках будут буквы «Z» и «V».

26 февраля приготовила суп с горбушей. На следующий день — красный борщ, и в тот же день в город зашли танки. Боевые машины двигались по Яблунской, дулами к домам. Не дай Бог всколыхнется занавеска. Я наблюдала в щелку. Парни на танках сидели молодые, глаза злые. На броне, как и следовало ожидать, — ощетинившаяся «Z». В первой колонне насчитала тридцать пять единиц и один крематорий. Отослала фото и через какие-то жалкие минуты началась сильная пальба. Люди спустились в погреба. Собаки выли. Рикошетило по кирпичу. Газ еще был, и вода плескалась в колодце. Потом начали на ночь отключать газ (боялись прямого попадания). На моих глазах сгорели ТРЦ «Жираф» и заправка.

Самым большим удивлением был мой сон. С началом войны он восстановился, и я стала спать даже под самые громогласные перестрелки. Выспавшись, делала влажную уборку, потом готовила на мангале, разжигая костер теткиными подшивками «Сад и огород». Видела, как горит Ирпень, именно тот район, в котором жили люди, приехавшие в 2014 году с Донбасса. Постоянно пыталась сообщить ребенку, что жива, но связи не было.

Однажды подошел сосед:

— Сними черную шапку. В черных шапках расстреливают.

Дальше — хуже:

— Уничтожили восемь человек, служивших в свое время в АТО. Двенадцать забрали на допрос. Мужчину на нашей улице прибили к стене, вставив гвозди в ладони. Затем кастрировали. Он истек кровью.

Орки ходили злые и голодные (не выполнили главное задание). Некоторые головорезы с нашивками на рукавах «я — оккупант». Заезжали во дворы не открывая ворота. Грабили, бесчинствовали. Я выжила благодаря своему ребенку. В самые тяжелые минуты вспоминала дочь в роли Евы в балете «Сотворение мира» и Лилеи в одноименном спектакле. Вокруг разруха, горе, боль, а меня перед глазами сцена, дочь в бежевой пачке и задушевный напев флейты-пикколо.