Комендантский час

Как ни странно, но остановившись напротив узкого и длинного прохода, соединяющего площадь с городским парком, Вертоусов, ощутил облегчение… По этому увитому диким виноградом прохладно-притягательному проходу он час назад ходил со Снегирем в буфет.

Запоздалое сожаление подступило к сердцу. Не было никакой нужды возвращаться на площадь. Тем более, что дворец уже очищен, а у входа выставлен караул. А раз так, значит, никому нет и дела до рабочих.

Сергей с должным уважением относился к тем, кого народ, называл «начальство», но частенько вкладывал в это слово насмешку.

Он мог (влияние отца) поставить себя на место тех, кого ругала сварливая соседка или поносил бедолага-пенсионер… И сейчас, заставив себя подумать, как бы он поступил на месте сидящих в этом доме, поймал себя на мысли, что и он ничего не мог бы объяснить пришедшим на площадь.

Конечно, еще с вечера секретарь горкома связался с Москвой. Но что ему могли посоветовать? Сергей, внимательно прочитав «Обращение к народу», поразился, почему жизненно важные меры не приняли много раньше. Как же можно было продавать продукты дешевле, чем они обходятся?.. Нет, Постановление правительства верное, и комсомолец Вертоусов двумя руками «за».

Что касается расценок, то отец мимоходом заметил, что их пересмотр — вещь такая же обязательная, как восход или заход солнца.

Сергей, мало сведущий в вопросах, где плавают даже взрослые, тем не менее не сомневался, что можно было решить все тихо и не обязательно шествовать через весь город, будоража жителей.

Он представил, сколько самых невероятных слухов поползет по городу. Им будут верить и не верить, пока в местной, а потом и центральной печати не появится подробный рассказ о случившемся.

Сергей мысленно уже видел крупные заголовки типа: Пока гром не грянет… Рабочих, несомненно, будут поругивать за несдержанность, а то и откровенное хулиганство (одни лишь бесчинства на железной дороге чего стоят). Но вся критика, конечно, обрушится на управленцев завода, ведь это они довели до белого каления электровозостроителей.

Причисляя себя (и не только из-за отца) к буденновцам, Сергей бы в первую очередь выяснил, заводские ли хозяйничали в горкоме? И если нет, то надо как можно быстрее отмежеваться от громил, бросивших тень на славное имя завода.

…Тихий, но настойчивый голос привлек ребят. Они сразу и не заметили, что буквально в двух шагах, в самой гуще тополя, торчит передвижная вышка. На ней впритирку друг к другу стояли четверо мужчин, попросивших подальше откинуть обломанные ветки.

Сергей, исполнив просьбу, проникся уважением к дяденькам из электросети, занятым в такое время своим будничным делом. И непонятно, отчего Снегирь делает ему какие-то знаки.

Еще одна веточка упала рядом, и Сергей, машинально подняв голову, заметил блеснувшее стекло объектива. Он стыдливо покраснел, словно его уличили в нехорошем… Спрятавшись в зелени, дяденьки тайком снимают, а чтобы сломанные ветки не привлекали внимание, попросили их убрать. Снегирь смекнул, в чем дело, а вот он…

Сергей отошел в сторону. Смутное беспокойство ворохнулось в нем. Казалось, чье-то пристальное, недремлющее око сверлит его, читая мысли.

Он незаметно, но внимательно огляделся.

Подозрительного ничего не было. Разве что две немолодые пары остановились как раз под вышкой. Мужчины не спеша тянули пиво из бокалов, обсуждая вновь вспыхнувшую перепалку у дверей. Бочка с пивом стояла неподалеку, но нужный в столь знойный день напиток привлек лишь этих людей, позволивших себе даже разгуливать с бокалами.

— Зачем солдаты заперли дверь? — непонимающе приподняла черную бровь одна из женщин.

— А спроси ты их, — отозвался ее спутник. — Сначала не пускали во дворец, теперь, наоборот, не выпускают.

Сергей напрягся, чувствуя почти недомогание. Кто же смотрит на него?.. Взгляд, пробежавший по кучке людей, заслоняющих кассы летнего кинотеатра, остановился на торце здания.

Небольшое окошко, наподобие слухового, было распахнуто, и крупный человек виднелся в нем… Сергей вспомнил портрет Ленина, висящий в классе. Откуда бы ты на него ни смотрел, глаза вождя устремлены на тебя; из всего класса отмечают они лишь тебя, и ты никуда не скроешься от всевидящих зениц.

Так и человек в полевой форме, застывший в рамке окна, казалось, держал под прицелом неослабного внимания лишь одного Сергея.

Вертоусов попятился в тень, к стене… Нет, с него довольно. По этой улице, носящей имя Маркса, мимо стадиона, кружным путем, чтобы немного отвлечься, пойдет он домой. И сейчас же, немедленно, даже если Снегирь попросит побыть еще.

И чего это напарник в буквальном смысле раскрыл рот, как и спутник чернобровой женщины, забывший о пиве.

Оглушительный треск застал Сергея врасплох. Еще не повернув головы, он все понял… Однажды, когда хоронили военного с их улицы, солдаты произвели прощальный салют. Но тогда они отдавали почести у могилы, а теперь…

Сизоватый дымок медленно растекался по площади. Солдаты стояли с поднятыми автоматами, а двое крайних — Сергею сбоку было хорошо видно — направили стволы на людей.

Страшно закричала отшатнувшаяся толпа, и лейтенант выскочил из середины цепи как ошпаренный. Сергей думал, что он приструнит солдат, опасно державших оружие, но офицер вскочил в машину с брезентовым верхом.

Следя за ним, Сергей пропустил и момент второго залпа… Лишь несколько стволов смотрели вверх, остальные… С жутким предчувствием он чуть скосил глаза. Такое бывает, когда роняешь стеклянную посуду и, зная, что не успеешь подхватить, обреченно ждешь, разобьется она или нет.

Никто не упал в первом ряду, лишь у некоторых появились на груди красные пятна, похожие на оторванные головки гвоздик.

Сознание Сергея на мгновение раздвоилось. Одна половина твердила ему, что стреляют холостыми, другая доказывала, что это кровь и раненые мешают находящимся позади броситься на стреляющих.

Он отошел от стены и под ослепительным солнцем без страха, а как ожидаемое, увидел, что, подминая друг друга, разбегаются люди и, лишившись опоры, падают стоящие впереди… Чернобровая женщина вдруг вскрикнула, и от плеча у нее тоже отскочил как бы оторванный от стебля цветок.

Сергей, опережая мысль, что это вырванный клок мяса, лихорадочно соображал, как ее могла достать пуля. Но заметив разбегающийся народ под вышкой, шмыгнувшую за бочку продавщицу, провел воображаемую линию… Стрелял человек из слухового окна. С трудом втиснув туда свое крупное тело, он делал короткие очереди из автомата. Ему было неудобно, и он выворачивал автомат, почти припечатав его к стене.

Толпа, не вмещаясь в проход сквера, разделилась на две половины, и Сергей готов был криком остановить людей, чтобы они не обегали сквер справа. Военный делал короткие очереди, лишь когда стреляли солдаты и в треске выстрелов и реве толпы одиночная смертельная трель была не слышна.

Еще Сергей соображал, как им вырваться отсюда. Проще всего было отходить к стадиону, самые догадливые уже метнулись туда. Но они же привлекали и сидящего в засаде.

Он оцепенело глядел, как ствол автомата перемещается вправо. Стайка ребят испуганно жалась к кассам, и Сергей все бы отдал, чтобы оказаться рядом с ними. Они не попадали под угол обстрела, и хладнокровный убийца (в этот миг Сергей его так и называл) был бессилен их достать.

— Щас жахнет, — закрыл уши Снегирь.

Солдаты вдоль фасада прекратили огонь, хотя и держали автоматы наизготовку.

«Не стреляйте, миленькие», — умолял их Сергей, стараясь не замечать, как тела корчатся в красных лужах.

Убийца в окне ждал, и от напряжения рука в локте чуть дрожала.

Ярость, захлестнувшая Сергея, была беспредельна; как будто никого не осталось рядом, секунды растянулись в долгие минуты, и он один против чудовища в форме, которого некому столкнуть вниз, чтобы здесь, на земле, свершился праведный суд.

Через пальцы женщины, обхватившей плечо, била кровь. Спутников ее как ветром сдуло, а по краю тротуара полз мужчина, отставив перебитую ногу.

— Бежим! — сорвался с места Снегирь.

Сергей, чуть замешкавшись, помчался следом, выискивая средь толпы просвет… Бочка справа, сквер слева, обезумевшие люди между ними и возле памятника Ленину. Как близко и одновременно далеко до углового магазина. Правильно, что Снегирь держится ближе к решетке сквера. Убийца, если вздумает пальнуть, вряд ли достанет его. О себе Вертоусов не беспокоился. Если остался невредим под прицелом автомата, то теперь ему нечего бояться.

Но отчего Снегирь замедлил бег? Зачем сворачивает в сквер; ведь вздумай солдаты снова стрельнуть…

Снегирь внезапно остановился у фонтана и плеснул пригоршней на лицо.

— Здорово мы оторвались.

Срезанные очередями листья плавали в фонтане. На скамейке лежал мужчина. Женщина, плача, трясла его, но он не отвечал, закатив глаза.

— Что вытворяют, суки, — плюнул в воду Снегирь. — Без разбору полосуют. Специально пригнали…

Договорить ему не дал очередной залп.

Впервые в жизни Сергей услышал, как тенькают, словно не оперившиеся птенцы, пули, как щелкает о постамент Ленина свинец.

Он пригнул голову, укорив себя, что можно было спрятаться за выступ фонтана.

Солдаты, наконец, опустили оружие, и он выпрямился, в то время как Снегирь присел.

— Кажется, отстрелялись, — голос Сергея, несмотря на фальшивую браваду, дрогнул. — Прошли курс молодого бойца.

Снегирь вдруг застонал, и Сергей похолодел.

— Куда тебя! — склонился он над товарищем.

— Жгет… мочи нет.

Сергей хотел его приподнять, но рука скользнула, попав в мягкое и липкое.

Лицо Снегиря стало землистым, губы страдальчески скривились.

Сергей огляделся вокруг.

В сквере почти никого не было. Народ шумел у памятника Ленину и у обеих небольших арок по проспекту Подтелкова.

— Сюда! — позвал Серей, увидев серо-зеленую карету скорой помощи.

Значит, раненым оказывают помощь; их не считают врагами и отпетыми преступниками, и за жизнь каждого будут бороться.

Грузовик присоединился к скорой помощи… Мертвых и живых стали бросать через борт.

— Ты можешь идти? — спросил Вертоусов, представив, как товарища, словно бревно, кинут в кузов.

— Дай руку.

Сергей, радуясь, что Снегирь в сознании, протянул ему обе руки, и тот, морщась, приподнялся.

— Выведи на дорогу.

— Конечно, на дорогу. Сейчас тебя заберут в больницу.

— Красное, — с трудом произнес Снегирь.

Вертоусов, уверенный, что он бредит, не сразу заметил пожарную машину, тихо въехавшую на площадь перед горкомом. «Неужели где горит?» — подумал он и горько посмеялся над собой, услышав шум хлынувшей воды.

— Убили-и! — заголосила женщина возле скамейки.

«Убили, — сжал кулаки Сергей. — Убили не одного и смывают следы».

Одежда Снегиря уже набухла от крови. Сцепив зубы, он тяжело вдыхал воздух.

— Сюда! — с надрывом крикнул Сергей.

Ответом ему был тяжелый рокот танка и вой еще одной пожарной машины.

— Громче зови, — через силу выдавил Снегирь.

Вертоусов хотел объяснить, что он зовет народ не только, чтобы его другу (а Снегирь в эту минуту был ему дороже всех) оказали помощь. Он хочет, чтобы народ услышал, что скажет им комсомолец Вертоусов, свято верящий в добро и справедливость… Это на его письменном столе есть фотография Фиделя Кастро, и Сережка жалеет, что не имеет такого же снимка Патриса Лумумбы и продолжателя его бессмертного дела Антуана Гизенги. Он досадует, что не знает, как выглядят внешне Хулиан Гримау и Манолис Глезос. Его распирает гордость за шахтера Мамая и ткачиху Гаганову, не говоря уже о космических братьях Гагарине и Титове.