Никто не знает тебя

4. Рид. Через месяц после гибели Клэр…

Организация похорон заняла у Рида месяц. И это притом, что основная работа легла на плечи Эйнсли.

Разумеется, с похоронами он хватил через край, однако теперь Риду прощалось все: никогда прежде к нему не относились с такой благостной снисходительностью. Ну как же — погибшая жена и психопатка дочь! Добавьте к этому двух затравленных мальчуганов, которых Рид, по общему мнению, защищал всеми мыслимыми и немыслимыми способами, и он вышел бы сухим из воды из любой передряги — даже если бы совершил убийство.

Неуместный смешок, заставивший вздрогнуть отца Ричардса, вырвался из груди Рида. Он притворно закашлялся, извинился перед священником и ринулся прочь, раздвигая толпу, битком набившуюся в коттедж. Люди, вытягивая шеи, оборачивались ему вслед, чтобы ничего не упустить из разворачивающейся на их глазах, словно в замедленной съемке, катастрофы человеческой жизни.

Эйнсли рассеянно протянула ему блюдо с нарезанным дешевым тортом, но не проследила, взял ли он хоть кусочек. Торт покупали в спешке, внезапно осознав, что на поминки явятся все кому не лень: и родня, седьмая вода на киселе, и зеваки-знакомые, имевшие самое отдаленное отношение к семейству Кентов. Клэр онемела бы от возмущения, узнав, что сожранный гостями изысканный торт ручной работы заменили приторно-сладкой грубой кондитерской поделкой, облитой глазурью, с кривобокой надписью «Скорбим», небрежно выведенной неумелой рукой.

Скорбим о вашей жене, убитой вашей же дочерью. Дочерью, которую бросили за решетку.

Волна страха, захлестнувшая Рида, отозвалась болью в сердце. Унимая ее, он приложил ладонь и начал мягко массировать грудь.

Уже несколько лет он страдал от панических атак и научился распознавать их симптомы: учащенное сердцебиение, удушье, пелену перед глазами. Подгоняемый нестройным гвалтом, Рид взлетел вверх по лестнице и помчался по коридору. Но голоса, пробившиеся сквозь пол, догнали его и здесь, заполнили собой все пустоты, все поры его тела, уничтожили его собственное «я» и превратили его в героя людских пересудов и сплетен.

На мгновение он ослеп. Когда же зрение вернулось к нему, он понял, что находится в спальне Виолы — скорчившись в углу, он сжимал в кулаке фарфорового единорога, вонзившего рог в выемку его линии жизни. Клэр подарила фигурку на тринадцатилетие Виолы — символ призрачной надежды вернуть все в нормальное русло. Хотя, как они знали, этого быть не могло.

«Я хотя бы пытаюсь! — вздернула подбородок Клэр, неистовая и упрямая, несмотря на подкосившие ее невзгоды. — А ты… ты сдался!»

Обвинение Клэр острым клинком вонзилось в его сердце да там и осталось, напоминая о себе всякий раз, когда он смотрел на Виолу и видел в ней дьявольское отродье, несущее их семье гибель. Уж лучше бы Клэр просто заехала ему по роже.

Но где взять руководство или хотя бы справочник, объясняющий, как вести себя с порожденной тобой дочерью-монстром? Они обращались к психиатрам, но те все как один щипали переносицы, толкли воду в ступе и изрекали непроходимую банальщину.

И не приносили никакой пользы. Виола лечению не поддавалась.

Оставалось только ждать, когда она полностью слетит с катушек и совершит нечто настолько ужасное, что ее запрут за семью замками.

Дверь открылась и тотчас закрылась. Рид еле удержался, чтобы не запустить единорогом в того, кто посмел переступить порог этой комнаты. Пусть Виола чудовище, но она его дочь. Его! И никто не имеет права находиться в ее спальне!

Опустившись на корточки, Лена нежно погладила его колени.

— Мне тут сорока на хвосте принесла, что тебе требуется адвокат, — протянула она весело и беззаботно, словно ничего и не происходило в эти последние месяцы. Словно бремя тайн, которые они делили между собой, не тянуло их прямо на дно. Словно после двух десятилетий мертвого молчания она не ворвалась метеором в его жизнь и не разорвала ее в клочья.