Сплит

Глава 7

Шайен

— Что, никто не нанимает тебя, и теперь ты достаточно отчаянна, чтобы прийти и просить вернуть свою прежнюю работу? — мой отец не отрывает взгляд от своей газеты и делает глоток чёрного кофе.

От этого запаха мой живот крутит, хотя я выпила четыре чашки и съела тарелку яиц с беконом, пытаясь избавиться от похмелья. Не срабатывает. После прошлой ночи я больше никогда не буду пить.

Я на самом деле плакала? Детали нечёткие, но помню, что была голой в реке. Свет в доме у реки был выключен; кого бы папа там ни оставил, он крепко спал, пока я смотрела и представляла будущее, которое моя мама планировала построить в нём. Это слишком. Холодная вода отрезвила меня настолько, что волна боли и гнева обрушилась на меня.

Но я не плачу.

С момента ее смерти.

Так что это, чёрт возьми?

Клянусь, этот город сводит меня с ума. Я сжимаю переносицу и молю о том, чтобы боль между моих ушей исчезла.

— Если быть точной, то… да.

Ненавижу это, ненавижу это, ненавижу.

Дело в том, что у меня нет выбора. Мне нужны деньги сейчас, и работа, доступная сейчас. Необходимость оттесняет мою гордость. Чем раньше я заработаю немного денег, тем скорее уеду.

— Прекрасно, — он складывает свою газету и бросает её на свой рабочий стол, поднимая клубы пыли, которые освещаются солнечным светом из окна. — Но всё изменилось с тех пор, как ты работала здесь, учась в старшей школе. Работа теперь включает в себя сбор средств из города, когда нам это нужно. Тогда я не хотел, чтобы ты ездила по городу, но, полагаю, сейчас такая влиятельная карьеристка вполне может с этим справиться.

— О’кей, но…

— Также ты можешь понадобиться на рабочих местах. Мы одновременно взялись за слишком много дел и заняты больше, чем когда-либо.

Моя голова пульсирует. Он что, кричит?

— Насчёт оплаты, для начала, ты будешь получать двадцатку в час. Если покажешь, что недаром ешь свой хлеб, я дам прибавку, — его глаза перемещаются за моё плечо при звуке открывающейся офисной двери, и он машет кому-то, стоящему за мной.

— Эй, индейская Барби, — мой брат дёргает край моей блузки на плече. — Классные шмотки.

— Заткнись, — ударяю его по руке.

Он хихикает и опускается на место рядом со мной, прислоняя свои ноги, обутые в рабочие ботинки, к папиному рабочему столу и роняя при этом приличное количество грязи с подошвы.

Мой отец встаёт и хватает свой пояс с инструментами с соседнего стола, который не в лучшем состоянии, как и его рабочий стол.

— Начни там, потом тут. Нас с Коди не будет на месте большую часть дня.

— Вот дерьмо… — голос Коди искрится смехом. — Она сдалась, — он смахивает свои чёрные волосы со лба. — Меньше чем за двадцать четыре часа. Это рекорд.

— Коди, вставай, — недовольный возглас моего отца стирает дерзкую ухмылку брата. — Тебе нужно заняться работой так же, как и твоей сестре.

Коди приподнимается.

— О да, ей есть чем заняться, — он тихо свистит, и его взгляд движется по комнате. — Пап, я не знаю, как тебе это сказать, но я просто возьму и сделаю это.

— В чём дело?

Мой отец бросает мне на коленки стопку переполненных папок, рассыпая их содержимое у моих ног. Как ему удалось управлять успешной компанией и не знать об элементарной организации документов — чёртова загадка.

— Ты жид.

— Это что, чёрт возьми, значит? — отец замирает и свирепо смотрит на моего брата.

— Это самое, — Коди обводит руками комнату. — Ты собираешь хлам.

— Код, тот, кто захламляется — не жид, — в голосе отца слышен тяжёлый рёв раздражения, либо от нетерпения, либо от идиотизма моего брата.

— Конечно он, — Коди смеётся.

— Нет. Неправда, тупица, — я придерживаю папки с файлами и несу их к ресепшену.

Коди взъерошивает мои волосы, и я не могу убрать их с глаз.

— Ну, ты и козёл!

— Да что с вами двумя не так? — папа цепляет ключи и надевает выцветшую бейсболку с логотипом «Jennings Contractors». — Вы оба разговариваете так, будто вас воспитывали байкеры.

— Придирчивый старикан с гор составит конкуренцию байкеру, — усмехается мой брат.

Папа бормочет что-то, что заставляет Коди смеяться, и они уходят, не попрощавшись.

Я, наконец, сдуваю волосы с глаз и изучаю то, что должно быть лобби, или было во времена моей работы здесь много лет назад, но сейчас напоминает складское помещение.

Чертежи разбросаны по каждой свободной поверхности стола, как свёрнутые, так и раскрытые, прижатые гаечными ключами, отвёртками, даже банкой технической смазки. Я плюхаюсь за стол и стону. Мне понадобится вечность, чтобы привести всё это в порядок.

Всего несколько дней назад я была у отправной точки события, способного изменить карьеру. Я предпочла бы сбросить свою задницу прямо со скалы, а не делать то, что нужно. И это моё искупление: приведение в порядок паршивой бухгалтерии пятилетней давности и домашнего хозяйства для человека, который заставляет меня чувствовать, что мои мечты слишком большие, а моё место — возле маленького пруда.

Нэш Дженнингс может быть прав в отношении многих вещей, но не в этом. Временная неудача, которую я исправлю, как только выясню, как это сделать. Я не сдаюсь. Не без боя.

Спустя несколько часов после ухода отца и Коди я по горло в документах и размышляю о своей дерьмовой ситуации. Моя блузка вся в складках и прилипает к коже, окутывая тело, как пищевая плёнка, а серые брюки, вероятно, уже чёрные на заднице от сидения на грязном ковре, но это единственное свободное пространство, где можно всё разложить.

Я сгибаю пальцы, а заодно и решётку от бумажных порезов — обращаю внимание на свои ноющие от свёртывания чертежей и сортировки счетов ладони. Живот урчит от голода, и я собираюсь угоститься злаковым батончиком из своей сумки, когда слышу, как у входа останавливается машина. Я не могу её увидеть из своего положения на полу, но надеюсь, что это папа с обедом.

Оглядываюсь, как только мужчина входит в двери.

Не папа, и, к сожалению, он не несёт пакет сэндвичей с пастрами, поэтому я поднимаю своё тело с пола.

— Извини, я… Ой… — я сдуваю с глаз болтающуюся прядь волос. — Ты — тот парень из закусочной.

Тот самый, кто потерял свою маму. Я чувствую боль в груди.

Он смотрит с непроницаемым выражением лица.

— Прости, я просто… — делаю шаг к нему и вынуждена наклонить голову, чтобы увидеть его глаза. — Я видела тебя вчера.

Он издаёт звук, как будто задыхается, и отводит взгляд.

— В «Кафе 87». Ты брал кофе.

Его бейсболка натянута до глаз. Он переминается с ноги на ногу.

— Да, я помню.

— Хм… — я оглядываюсь назад, потом снова на него. — Я могу тебе с чем-то помочь?

— Мэм, — он снимает свою кепку и запускает руку в копну своих густых тёмных волос, избегая моих глаз. — Я здесь, чтобы увидеть мистера Дженнингса.

— Мистера Дженнингса? — я наклоняю голову и изучаю его. Выцветшие джинсы покрыты грязью и опилками. Запах горного воздуха и американского подъельника, доносящийся от его крепкого тела, говорит о проделанной физической работе. И я помню его грузовик. — Ты работаешь на семью Дженнингс?

— Да, мэм.

Он напяливает обратно свою бейсболку и стягивает её пониже. Ему должно быть за двадцать, но язык его тела больше похож на подростковый. Никакой напыщенной уверенности, как у мужчин, к которым я привыкла. Его робость очаровательна. Он беспокойно теребит руками перед своими бёдрами. Но замечает, что я смотрю, и быстро засовывает их в карманы.

— Шайен.

— Мэм? — он поднимает подбородок, демонстрируя квадратную челюсть и полные губы. Действительно красив.

— Зовите меня Шайен, — я протягиваю руку и клянусь, это движение заставляет его подпрыгнуть, хоть и слегка. — Шайен Дженнингс.

Он на секунду замирает, запоминая моё имя, затем хватает мою руку для быстрого, крепкого рукопожатия. Его ладонь тёплая, липкая и мозолистая, и как только он дотрагивается до моей, то тут же отпускает её.

— Приятно познакомиться.

— Ты не местный, — выросшая в маленьком городке, я знаю всех, включая их родственников, но не это выдаёт его как жителя равнины. Он не прирождённый горный человек. Его кожа загорелая, но не из-за того, что он проводит юношество, вспахивая землю или содержа ферму. Дети, подобные мне, которые растут в деревне, проводят большую часть своей жизни на улице. Загар этого парня свежий, без веснушек и бороздок, которые появляются вокруг губ и глаз большинства мужчин.

Кроме того, его манеры. Он слишком вежливый, чрезмерно почтительный. Чёрт, он снимает свой головной убор, когда обращается ко мне. Опять же, не редкость в маленьких городах, но делает он это больше воинствующе, чем благородно.

— Нет, мэм, — он ещё глубже засовывает руки в карманы джинсов.

— Откуда ты?

Он пожимает плечами, и его взгляд устремляется к входной двери. Вид его шеи портит участок морщинистой кожи чуть ниже подбородка.

— Отовсюду понемногу.

— Ты уголовник?

— Нет, мэм. Нет, я… нет, — его тело дёргается, и он напрягается.

Я беру в руки стопку счетов и договоров поставки и надеюсь, что, перестав фокусироваться на нём, избавлю его от нервозности.

— Большинство людей, которых заносит в маленький город, что-то скрывает. Я не осуждаю.

Он неподвижен, смотрит пристально, и когда я прохожу мимо него к картотеке, то делаю это близко, чтобы попытаться взглянуть ему в глаза, однако парень отступает на шаг назад, дабы сохранить дистанцию.

— Ничего, если я оставлю кое-что для мистера Дженнингса на его столе?

— Конечно, — я двигаюсь к кабинету своего отца. — Оставь здесь.

Он кивает, затем тащится в кабинет, где должен оставить что-то маленькое. Когда он сюда заходит, я ничего не замечаю в его руках. Парень проходит мимо меня, направляясь к входной двери и потирая затылок.

Может быть, это его таинственное поведение или тот факт, что мы разделяем общую потерю, но я не готова смотреть, как он уходит.

— Что это? — выпаливаю вопрос, радуясь, когда он останавливается прямо перед дверью.

— Что? — он поворачивается ко мне, и моё сердце безрассудно колотится в груди.

— Что ты оставил? Просто, понимаешь, чтобы я могла сказать Нэшу.

«Чётко, Шайен».

Похоже, он ошеломлён.

— Макет.

— Макет чего?

Его челюсть напрягается, как будто мои вопросы доставляют дискомфорт, и я пытаюсь понять, кажется ли моё ничем не обоснованное желание узнать о нём больше раздражающим и надоедливым.

Скрип грузовика, поднимающего пыль, проникает в офис. Я выглядываю из окна в тот момент, как папа высовывается со стороны водителя.

— Похоже, ты сможешь передать его сам, — я возвращаюсь к картотеке, так как тяжёлые шаги моего отца достигают порога.

Лукас

Она — дочь Нэша.

И я видел её голой!

Даже представлял себя с ней голой.

Это неправильно.

Я прочищаю горло и заставляю себя дышать, несмотря на желание бежать. Офис немаленький, но эта девушка будто захватывает весь воздух в комнате. Её присутствие нервирует меня, взгляд потрясающих голубых глаз невозможно удержать, и то, как она наклоняет голову, чтобы рассмотреть меня, ощущается так, словно она может заглянуть мне в душу. Настойчивая и наглая, полная противоположность девушки, которую я видел прошлой ночью. Та девушка была уязвима как физически, так и эмоционально, и сила, которую я вижу в ней теперь, колет мою кожу. Если бы я был более сильным человеком, то признался бы в том, что видел, извинился за вторжение в её личный момент. Но я не такой.