Вкус к жизни

Глава 13

Вопреки ожиданиям, новые экспозиции и тайные шедевры не вызвали во мне ни должного восторга, ни душевного трепета. Тонкая натура художника не откликнулась на волнующие прежде моменты. С любопытством, и не более того, я изучала работы известных мастеров, а порой просто бессмысленно водила глазами по полотнам. Всё чаще я подмечала, в какой технике работал мастер, соблюдены ли пропорции, а ещё вдруг чётко осознала, что абстракционизм — это не моё. Вот, собственно, и всё, чем могла похвастаться спустя несколько часов.

Астафьев сопровождал меня, что, к слову, не придало особой уверенности. Ему было откровенно скучно, а это всегда выражается определённой степенью давления. И потому, оказавшись на улице, вне стен музея, я почувствовала что-то схожее с облегчением.

Воздух снова будто промёрз, и я поёжилась, вытянула воротник, закрывая шею и уши.

— Реанимационные мероприятия не принесли своих плодов! — с умным видом доложила я, уловив взгляд Астафьева — он пытался распознать, что я чувствую.

— Я и не рассчитывал на скорый результат, — бодро заявил Павел и взял меня за руку, сцепил наши пальцы в замок, делая акцент на том, что в подобном касании нет ничего необычного.

Я посмотрела на то, как моя ладошка утонула в его широкой и тёплой, плавно улыбнулась.

— Ну… при условии, что у тебя осталось всего две попытки… — прищёлкнула я языком. — Это так себе показатель!

Павел притянул меня к себе ближе и посмотрел сверху вниз. Очень волнующе! У меня даже дыхание спёрло от откровения, которого он прежде себе не позволял.

— Что ещё за две попытки? Ты о чём? — нахмурился Астафьев, и я хитро облизнулась.

— Ну как же… китаец и благотворительный вечер. Я и так потратила на тебя уйму времени, а моё время с некоторых пор стоит дорого.

— Смею предположить, что не дороже моего! — со значением оспорил Астафьев подобное утверждение, и мне пришлось спустить его с небес на землю:

— Да, но ты заинтересован, а я всё ещё нет!

Прозвучало крайне опасно. Астафьев напрягся, а я нагло прикусила губу, желая сыграть на эмоциях. Павел глухо зарычал и склонился надо мной, явно нацелившись на поцелуй, но как только он совершил последний рывок, я отвернулась. Вот так.

— Кофе хочу! — заявила я, растеряв к мужчине всякий интерес, и с удовольствием втянула в себя питерский воздух.

Отстранившись от Астафьева, я побрела на аромат свежей выпечки.

— Паш, а ты готов совершить подвиг?! — весело поинтересовалась я, когда, оглянувшись, всё же увидела, что он направился следом (удивительная настойчивость)!

— Всё что угодно! — усмехнулся Астафьев, вероятно, подозревая, что я сейчас произнесу какую-нибудь глупость.

— К кофе тебе придётся добыть для меня свежую булочку! — рассмеялась я и махнула рукой в сторону небольшой кофейни, которая светилась надписью: «Closed».

Я была искренне разочарована тем, что грабить ради меня кофейню Астафьев всё же не стал. Может, именно оттого уже спустя десять минут ароматный кофе в знаменитом фирменном стаканчике не принёс должного удовольствия, а булочка с корицей не порадовала своей сладостью?.. Я смотрела на Астафьева и пыталась понять, что чувствую, а он… он, видимо, хотел узнать то же самое!

— Что? — поинтересовался у меня Павел, пока мы пили кофе, сидя на парапетах одной из крыш — туда нас затащил приглашённый экскурсовод. Как по мне, так, верх сумасшествия для ноября!

— Ты всё ещё не готов на безумства, — пожала я плечами, озвучив нелестную оценку.

— Разве? И это я сейчас не ради тебя рискую своей сексуальной жизнью, сидя на ледяном балконе? — хмыкнул он. — Так уж вышло, что женщинам всегда мало. Кому-то денег, кому-то известности, а тебе вот мало безумства! Просто признай, что требуешь от меня невозможного!

— Ну, конечно, я ведь считаю, что ты мне должен! Да и пеня за восемь лет набежала… — я осторожно улыбнулась, глядя на стаканчик в своих руках. — Я не простила тебя, Паш. Ты сделал мне очень больно, — слетело с губ признание, но легче не стало. — Всё это время я жила с оглядкой на прошлое. И очень часто задавала себе вопрос: «Как бы Астафьев оценил мой очередной шаг к успеху?» И вспоминала о тебе. Очень часто. Наверно, каждый раз, преодолев новую планку, новую высоту.

— А позвонить? Встретиться?

— А вот позвонить не хотела! — неловко рассмеялась я. — Это был бы страшный удар по самолюбию. А ты вспоминал обо мне?

— Иногда… — задумчиво пробормотал Павел, и я не сдержалась: уничижительно хмыкнула:

— Мог бы и соврать!

— А я и соврал, — прозвучало его очередное признание и мне захотелось закрыть глаза от столь изящного унижения. — Я не вспоминал о тебе. Более того: я искренне считал, что ты не должна была так остро реагировать на мой поступок. В конце концов, после всего, что я для тебя сделал…

Наверно, Астафьев и сам догадался, что разговор зашёл не туда, и натянуто вздохнул.

— А потом позвонил Андрей, и ситуация как-то неожиданно сменила цвет. Я осознал, что злюсь, что скучаю… Меня задел факт, что ты не страдаешь в одиночестве и не рвёшь на себе волосы, признавая, насколько глупо поступила.

— Астафьев, — угрожающе прорычала я, и Павел рассмеялся, неодобрительно поцокал языком.

— Прости, хотел тебя позлить! — объяснил он последние слова и запрокинул голову, выдохнул, выпуская изо рта облачко пара. — После звонка Андрея я был вынужден признать, что мне не хватало тебя всё это время.

— Я замёрзла, пойдём домой… — проговорила я, не позволяя ему продолжить, и первой поднялась и направилась к слуховому окну.

Наверно, мне было страшно. Не волнительно, а именно страшно спустя столько лет всё же услышать его признание в любви. А ещё я не была уверена, что в моей новой жизни этому признанию найдётся место. Павел пошёл за мной далеко не сразу, но когда всё же оказался в подъезде, не стал продолжать затронутую тему, и я была ему за это благодарна.

В квартире Астафьева мы оказались спустя час. Это время мне было необходимо для раздумий, и пешая прогулка была кстати. Шли молча. Я прятала руки в карманах, но они всё равно мёрзли. Тело подбрасывало как в ознобе. Бесило, что Павел не пытался вклиниться в моё мнимое уединение. «Какого чёрта он вообще медлит?!» — возмущённо вопил внутренний голос, но не получал поддержки и был вынужден с досадой заткнуться.

Сбрасывая грязные ботинки в его вылизанной до блеска прихожей, я размышляла над тем, что пора бы заказать билет домой и больше не испытывать судьбу. Позорные мысли непрозрачно намекали на обострившуюся трусость, а сама идея здорово походила на бегство. Что, впрочем, меня не особо огорчало. Я как раз делала мысленный выбор между поездом и самолётом, когда Астафьев сбил меня с ног и прижал к стене всем своим телом. Он был зол, возбуждён и явно намеревался что-то мне доказать. Совсем скоро стало даже понятно, что именно. Астафьев хотел напомнить, что он лучше. Лучше того, что у меня было и лучше того, что, возможно, будет.

Сегодня он не был похож на заводной член. И чувства показались вполне настоящими. В меру агрессивен, в меру эгоистичен. И очень внимателен!

Павел не позволил мне отвлекаться на какие-то размышления, на сравнения, на дурацкие планы. И больше я не хотела ни бежать, ни просто уехать. Хотелось лежать рядом с ним, чувствовать запах мужчины, запах секса, чувствовать прохладную кожу под своими пальчиками. Я прижималась к Астафьеву всем телом, а он, словно выиграв очередной заезд, не заморачивался с вниманием к благодарным болельщикам. Но даже это почему-то не отталкивало. Сейчас — нет. Слишком много всего навалилось, слишком непросто выкарабкаться. И этот кайф зачтётся как небольшая передышка.