Бессердечные изгои. Безжалостный соперник

Арья

Прошлое

– Где он? – требовательно заговорила я на следующий день после того, как Николая отправили домой. Я стояла на пороге кабинета отца, мне потребовался день, чтобы быть способной смотреть на него без желания наброситься из-за злости.

Руслана продолжала работать у нас, будто ничего не случилось, но каждый раз, когда я пыталась узнать у нее про Ники, она либо притворялась, что не слышала меня, либо делала вид, что не может разговаривать, когда мыла посуду или занималась стиркой.

– Милая. Где твоя мать? – Отец поднял на меня взгляд, отрываясь от документов и кидая ручку. Он удобно откинулся в кресле.

– Попробуй угадать с первого раза. – Я облокотилась о дверной косяк, мой голос был похож на шипение. – Где-то в мире проходит неделя моды, скорее всего, она там и прожигает твои деньги, одновременно с этим жалуясь на тебя, – проговорила я. На самом деле мама была на курсах йоги, но мне хотелось съязвить. Впервые я сказала что-то противное, чтобы почувствовать себя лучше. Как бы странно это ни было, лучше мне не стало.

– А теперь ответь на мой вопрос. Где Ники? – Дерзость в моем голосе становилась все острее и хуже с каждым днем, будто полоски на резиновом мячике, которых становилось все больше.

Папа откатился от стола на дорогом кресле, жестом приглашая меня присесть напротив него. Я подошла к креслу, сохраняя строгое выражение лица.

– Послушай, Арья, мне нелегко говорить об этом. Но, видимо, правда – это та вещь, от которой я не могу защитить тебя. – Он почесал щеку. – Начну, пожалуй, с того, что мне жаль, как я вчера отреагировал, когда увидел вас двоих. Я не могу правильно объяснить это, ты моя дочь, и защищать тебя – это моя главная задача. Когда я увидел, как он прижимает тебя к полкам, я подумал… Точнее, я совсем не думал, в этом и проблема. Сработал чистый отцовский инстинкт. Я хочу заверить тебя, что после этого я сходил к Николаю и извинился за свое поведение. Я не дикарь, жестокость ниже моего достоинства. Так что давай сразу разберемся с этим. Он был живым и здоровым, только пара царапин, но ничего больше.

Я посмотрела вверх на потолок, высоченный, на манер тех, что обычно можно увидеть в соборах. Мне не хотелось сейчас плакать. Я знала, что не могла спустить ему с рук то, что он сделал. Более того, я не могла отпустить это, даже если бы хотела. Я увидела жестокого и грубого человека, и я не хотела, чтобы такой человек был моим отцом.

– Ты лжешь, – холодно ответила я.

– Думаешь, я бы врал тебе? – Он посмотрел на меня беспомощным взглядом, передо мной был совсем другой мужчина, не тот, который избил Ники до полусмерти вчера.

– Да, – кратко сказала я. – Ты нанес Николаю повреждения намного серьезней.

– Кстати, об этом… – Папа остановился, подбирая слова. – Милая, я просто… Я не знал, что видел. Я знаю, ты и Николай были близки, но после я лично съездил к Николаю. Он попросил меня о том, в чем я не мог ему отказать. Ты должна понять, я сделал то, что он хотел, потому что я чувствовал себя виноватым. И… Я не мог подвести его, на случай если он захочет использовать то, что я сделал, против меня. Мне нужно думать о семье. Ты не можешь просто остаться сама по себе или с матерью.

– Что ты сделал? – Мой голос был таким холодным, что даже мурашки пробежали по спине.

– Арья…

– Говори уже, пап.

Он закрыл глаза, кладя голову на руки. На этой неделе я впервые задумалась, а был ли папа и правда таким хорошим. Эту мысль было слишком сложно принять. В конце концов, он был моей единственной семьей.

– Он спросил меня, могу ли я купить ему билет в один конец, чтобы уехать к отцу, который живет в Беларуси. Я согласился.

Мир вокруг меня закружился, хотя ногами я стояла на земле.

Николай. Уехал.

– Он захотел начать все сначала где-то в другом месте. Жить там, где он не будет отсиживаться все лето рядом с искушением. Это убивало его, милая.

Меня тошнило, желчь поднялась к горлу, я почувствовала кислый привкус во рту и проглотила его. Злость, стыд и разочарование, но больше всего я чувствовала унижение. Вот как ощущалось разбитое сердце, словно тысяча ударов кинжала прямо в душу. Я никогда не буду больше встречаться. Никогда.

– Он сказал, что не хочет больше проводить здесь лето? – Я быстро заморгала, чтобы избавиться от слез. Папа закрыл лицо руками, опираясь локтями на стол. Он не мог смотреть на меня в таком состоянии.

– Мне жаль, Арья. Я уверен, ты ему безразлична. Он просто не хочет, чтобы все… Стало сложно. Я уважаю его решение, хотя я и пытался уговорить его остаться, в большей степени ради Русланы. Он ее единственный сын, ты же знаешь.

Пока я переваривала все это, то почувствовала, как у меня затряслись руки на коленях. Чувство предательства выбило из меня весь воздух. Может, мы с Ники и проводили только лето вместе, но это время держало меня на плаву, наполняло только хорошими эмоциями и чувствами. Лето с ним помогало справляться со сложностями мира.

– Ты забудешь о нем. Сейчас кажется, что это конец света, но правда в том, что каждое «привет» заканчивается прощанием. Ты очень молода, ты даже не вспомнишь о нем потом.

– Я попрошу у Русланы его номер, – я слышала, как произнесла это, совершенно игнорируя его слова. Моя гордость была задета, но никогда больше не разговаривать с Ники было намного хуже, чем задетое эго. Папа провел рукой по своей седой шевелюре, выдыхая…

– Она не даст тебе его номер, – резко сказал он, а потом, чтобы смягчить удар, объяснил: – Руслана пытается наладить отношения с Николаем, и сейчас он не хочет иметь ничего общего с семьей Ротов. В принципе, справедливо.

– Из-за того, что ты сделал?! – прорычала я, мои зубы стучали от ярости.

– Нет. Потому что он думает, что ты сделала это специально. Он не хочет разговаривать с тобой.

Еще один удар, на этот раз именно туда, где была спрятана моя душа, между грудной клеткой и желудком.

– У тебя есть адрес его отца? Чтобы я могла хотя бы написать ему? – спросила я стальным голосом и выпрямилась.

– Конечно. Я напишу тебе его адрес. Только не дави на него, когда будешь писать, хорошо? Я ужасно себя чувствую из-за того, как все получилось. Надеюсь, он сможет найти свое место там.

Нет. Надеюсь, он приползет обратно домой. Ко мне.

Я хотела, чтобы Ники проиграл.

Признал поражение и вернулся.

Тогда я впервые поняла, что у любви была и другая сторона: темная и колючая, словно проволока, которая была прогнившей и полной гноя. Эта любовь была ядовитой, как и я.

– Папа?

– Да, милая?

– Не утруждайся и не пытайся со мной разговаривать. Теперь для меня ты все равно что мертв.

Той ночью я написала Ники первое письмо. Оно было на четыре страницы, состоящее из извинений и объяснений, что произошло в тот день. Еще я добавила несколько наших совместных фотографий, которые были сделаны в бассейне и в парке. По какой-то причине я боялась, что он забудет, как я выгляжу. Я передала письмо Руслане, сразу запечатанное, со всей нужной информацией, внимательно наблюдая за ее реакцией. Лицо моей домработницы осталось непроницаемым, когда она уверяла меня, что отправит письмо по почте.

Спустя еще две недели я отправила Ники другое письмо. На этот раз я обвиняла его во всем, в игнорировании меня, в предательстве, в том, что он повернулся спиной к нашей дружбе.

Все это время папа пытался исправиться и снова стать хорошим в моих глазах. Он дарил мне много подарков, начиная от новой камеры, билетов на концерт Wicked[26] до новой сумки, которую даже большинство женщин посчитало слишком дорогой, но я была непробиваема.

Еще через неделю я написала Ники третье письмо, извиняясь за письмо номер два.

Чем больше времени проходило без ответа, тем сильнее становилось мое отчаяние. Я чувствовала тоску, будто скучала по дому, готова была взорваться от паники и возмущения. Если он так просто решил бросить меня, то, может, он заслужил мои приставания. Моя гордость, и так слабая, как терновый венец, порвалась в клочья. Все, чего мне хотелось, это поговорить с Ники, услышать его голос, еще разок увидеть его кривую усмешку, когда он саркастически поправлял меня в чем-то.

Первые четыре месяца в средней школе я все еще пыталась писать ему письма. Его ответ пришел в виде неприятного подарка перед Рождеством, все мои письма были отправлены назад, они были до сих пор запечатаны.

И наконец я сломалась.

Он не хотел со мной разговаривать, знать обо мне, помнить о моем существовании.

Между тем папа скрывался в тени, выжидая подходящий момент для примирения.

– Мне очень жаль, – говорил он тогда. – Я сделаю все, чтобы исправить это.

Проходили месяцы, но не моя злость. Я практически не видела в этот год папу, делая все возможное, чтобы избегать его: у меня были планы на каждый вечер и на выходные.

Однажды, когда моя тоска по Ники в виде огромной черной дыры была особенно непреодолима, папа проходил мимо моей комнаты в сторону спальни. Я лежала поперек кровати, смотря в потолок.

– Что такого в нем интересного? – спросил папа. – В потолке.

– Нет вида лучше в этом прогнившем доме, – я говорила как настоящий грубый подросток и прекрасно знала об этом.

– Вставай, я покажу тебе вид получше.

– Ты уже показал мне достаточно, – ответила я, мы оба знали, что в моих словах была отсылка на Ники. Этот парень до сих пор был в каждой моей мысли.

– Я сделаю так, что ты не пожалеешь о потраченном времени, – уговаривал папа, практически умолял.

– Сомневаюсь, – фыркнула я. Хотя мой гнев по отношению к нему не уменьшился, я также осознавала, что у меня не было никого, кроме Джиллиан, на кого можно было положиться. Мои друзья из средней школы были просто знакомыми, а другие родственники жили слишком далеко.

– Дай мне шанс, – он прислонился к косяку двери. – Ты либо дашь мне его сегодня, либо в следующем месяце или в следующем году. Но я заставлю тебя простить меня. Не сомневайся в этом.

– Ладно, – удивляясь самой себе, я все-таки согласилась. – Но не думай, что между нами все будет как прежде или вроде того.

Он отвел меня в музей Клойстерс посмотреть на средневековое искусство и архитектуру. Мы ходили рядом, не разговаривая друг с другом.

– Знаешь, – начал папа, когда мы подошли к надгробным изображениям. – Их еще больше в Вестминстерском аббатстве. Одно из моих любимых – с королевой Елизаветой Первой. Я мог бы отвезти тебя туда и показать, если хочешь…

– Когда? – надменно спросила я. В какой-то момент в течение этого года грубить ему стало таким же обычным делом, как и есть. Просто еще одна обычная вещь в моей рутине.

– Завтра? – Он приподнял брови, даря мне свою хитрую улыбку Конрада Рота. – Я свободен завтра.

– У меня завтра школа, – сообщила я, а мой тон значительно смягчился.

– В Лондоне ты многому научишься. У него богатая история.

Итак, после года я сбавила обороты и вернула папу обратно в свою жизнь. Ходить в Клойстерс стало нашей ежемесячной традицией.

Лондон не изменил меня.

Как и другие поездки – в Париж, Афины и Токио.

Я все еще была одержима всем, что касалось Ники, и жаждала новой информации о нем.

Я изменила тактику постоянной озабоченности им на редкие вопросы и приставания. Неделями я могла не вспоминать о нем, но потом несколько дней подряд спрашивала о нем без остановки.