Бессердечные изгои. Безжалостный соперник

Кристиан

Прошлое

Она придет. Она должна была.

Я не решался больше мечтать. Не очень часто, по крайней мере. Но сегодня было исключением.

Может, потому что было Рождество и часть меня, видимо, совсем крошечная, все равно верила в рождественские чудеса, о которых нам всегда рассказывали в детстве. Я не был порядочным христианином, ни в каком смысле. Но говорят, что Бог проявляет милосердие ко всем своим детям, даже к испорченным.

А я был ребенком и точно нуждался в передышке. Это было Его время сдержать свое обещание и показать, что Он существует.

Я не видел маму шесть месяцев. Дни проходили сквозь призму, наполненную домашней работой и занятиями в команде по плаванию. На мой пятнадцатый день рождения я купил себе упакованный кекс на заправке и загадал дожить до следующего дня рождения. С момента, как меня отослали из Нью-Йорка, я не получил ни одного звонка с вопросом о том, жив ли я вообще. Только одно смятое письмо два месяца назад: оно было высохшим после дождя, с отпечатками пальцев и испачканное непонятным соусом, в котором она писала мне своим фирменным курсивом:

Николай,

Мы проведем Рождество у меня в квартире. Я арендую машину и заберу тебя. Жди меня у выхода в четыре часа 22 декабря. Не опаздывай, или я уеду без тебя.

Руслана.

Оно было безличным и холодным. На поминках бывало больше энтузиазма, чем в этом письме, но я все равно удивился, что она помнила о моем существовании.

Постукивая дырявыми лоферами по бетонной лестнице Академии имени Декстера, я посмотрел на часы. Мой рюкзак был зажат между ног, все мои ценные пожитки были в нем. Пока я ждал, когда смогу броситься вперед к машине, невольно это напомнило мне время, когда я вот так ждал маму на кладбище около дома Арьи. Только теперь у меня не было милой девочки, с которой я мог проводить время. Именно эта милая девочка оказалась не чем иным, как настоящей змеей. Я надеялся, что где бы ни была Арья Рот в эти дни, карма трахала ее долго и жестко, без презерватива.

Пинок в спину вырвал меня из раздумий. Ричард Роджерс, а точнее, Членчик для всех, кто его знал, добавил к этому щелчок по моей голове, когда спускался по лестнице к ожидающему его черному «Порше» перед входом в школу-интернат.

– Мама! – крикнул он.

– Милый! – Его роскошная мать вышла со стороны пассажирской двери с раскрытыми объятиями. На ней было столько меха, что хватило бы укрыть трех белых медведей. Мой одноклассник врезался в нее, крепко обнимая. Его отец ждал в машине, натянуто улыбаясь, прямо как дети на воскресной службе. Сложно было поверить, что Ричард, который славился тем, что может с помощью звуков из подмышки сыграть весь алфавит, сейчас купался в любви этой горячей женщины. Мама Членчика отстранилась от него, чтобы лучше рассмотреть, обхватывая его лицо ухоженными пальцами. Мое сердце дрогнуло и сжалось, словно было пойманным червем, было больно дышать.

Где ты, черт возьми, мама?

– Ты выглядишь очень хорошо, сынок. Я испекла твой любимый песочный пирог, – проворковала мама Членчика.

Мой желудок заурчал. Им нужно было катиться отсюда подальше и не перегораживать дорогу. Ричард запрыгнул в машину и свалил.

Она приедет. Она сказала, что приедет. Она должна была приехать.

Прошел еще час, поднялся ветер, небо из серого перекрасилось в черное. Мамы до сих пор нигде не было видно. И моя и так слабая уверенность рассыпалась, как черствый пирог, который уборщик просунул мне в комнату после Дня благодарения, потому что знал, что я был единственным из всех учеников, кто остался в Академии.

Четыре часа и шестнадцать минут прошли вместе с фразочками проходящих знакомых: «Увидимся в следующем году». На улице совсем стемнело и похолодало, снег падал с неба, похожий на маленькие воздушные шарики ваты.

Никакой радости я не испытал. Мало того что мои дырявые лоферы промокли и две слезинки из правого глаза замерзли на щеке, так мама кинула меня на Рождество. Как обычно, я был один.

Что-то мягкое и пушистое упало мне на голову. Прежде чем я повернулся, чтобы понять, что это было, мальчик, которого я знал по команде по плаванию, Риггс, плюхнулся рядом на лестницу, садясь точно в такой же сгорбленной позе, как и я.

– Как жизнь, Иванов? – спросил он.

– Не твое дело, – огрызнулся я, снимая с головы красную мягкую шапку и кидая на землю.

– Это нехилое заявление для кого-то, кто весит всего 20 килограммов. – Симпатичный ублюдок присвистнул, окинув меня взглядом. Я повернулся, сильно ударив его по руке.

– Ай! Придурок. Зачем было это делать? – возмутился он.

– Чтобы ты наконец заткнулся, – рыкнул я и добавил: – Зачем же еще? – Я никак не мог понять, что он здесь забыл.

– Сгинь в аду, – весело ответил Риггс Бейтс, явно находя эту ситуацию забавной.

– Уже, – проговорил я. – Я же здесь.

Академия имени Эндрю Декстера была католической школой для мальчиков в сердце сельской местности Коннектикута. Школа была построена железнодорожным финансистом в 1891 году. По первоначальной задумке это должно было стать самым крутым отелем на Восточном побережье, но из-за финансовых неудач строительство прекратилось на несколько лет. До тех пор пока кучка богатеньких приезжих из Европы после Первой мировой не вложила сюда деньги, запихав парочку священников, учителей и вместе с ними своих проблемных отпрысков. Одним из священников был Эндрю Декстер, и так это место превратилось в школу-интернат для мальчиков номер один в США.

Никак нельзя было приукрасить это место, Академия имени Эндрю Декстера была настоящей дырой. Чтобы добраться до ближайшего магазина, нам нужно было идти миль десять только в одну сторону. Мы были отрезаны от мира, и не без причины. Это место кишело самыми отбитыми подростками во всей стране. Единственный плюс в том, что, если наступит зомби-апокалипсис, у нас есть buffer[17], так что мы узнаем, если к нам соберутся пожиратели мозгов.

Очевидно, мама так и не приедет, как и то, что это Рождество я снова проведу в одиночестве, как и прошлое. В прошлом году единственный, кто составил мне компанию, был охранник, который периодически проверял, не прикончил ли я себя. Конечно, я этого не сделал. Вместо этого я читал и распечатывал хорошие примеры заявлений в колледж. Задачей было стать миллионером. Если все придурки вокруг и их родители были при деньгах, то почему бы и мне не попробовать?

– В любом случае, что ты здесь делаешь? – Я обнял руками коленки, смотря на Риггса.

– Нет семьи, помнишь? – Риггс пожал плечами.

– Вообще-то не помню. – Я приподнял бровь, продолжив: – Следить за твоей задницей не мое любимое хобби.

Я почти не разговаривал с Риггсом, как и со всеми остальными в школе. Разговоры вели к привязанности, и я совершенно точно не хотел привязываться к кому-то. Люди были ненадежны.

– Да. Мой дедушка, который вырастил меня, отказался от привычки дышать на прошлое Рождество.

– Дерьмо. – Я пошевелил пальцами ног в туфлях, пытаясь избавиться от онемения. Я начинал замерзать. – Что ж, уверен, ты можешь купить себе нового дедушку или что-то вроде того. – По слухам, Риггс купался в деньгах.

– Не. – Ему, похоже, было плевать на мою издевку, хотя я заслужил за нее хорошую трепку. – Оригинал незаменим, – заметил Риггс.

– Паршиво.

– Рождество – самый худший праздник в году. Мы должны отменить его. Если я когда-нибудь открою благотворительность, то назову ее «Убить Санту», – сказал он, пытаясь из пара от холода создать кольца дыма.

– Не жди взносов.

– Ты удивишься, Иванов. Я могу быть довольно убедительным, и богатые люди любят швыряться деньгами куда непопадя. У деда была сидушка на туалете из чистого золота. Раньше я занимался королевским дерьмом, – он цокнул, глядя куда-то вдаль, можно сказать, ностальгируя по тем временам.

– Значит, ты не уезжаешь домой на каникулы? – спросил я, медленно отпуская надежду, что мама приедет, и переваривая слова Риггса. – Стой, тебя же не было здесь на каникулах в честь Дня благодарения, – вспомнил я.

– Был вообще-то. Арсен и я отправились в поход в лес, когда никто не видел. Мы разожгли костер и сделали смор[18], правда, случайно получился небольшой пожар, – хихикнул Риггс.

– Это были вы? – У меня глаза из орбит вылезли. После этого случая устроили целый день здоровья и безопасности, и всем запретили выходить за пределы школы на выходных.

– Джентльмен не рассказывает, если что-то поджигает. – Риггс просиял, вздернув подбородок.

– Ты только что рассказал, – заметил я.

– Да. Мы точно устроили пожар. Но смор стоил того, чувак! Он был пушистый и сладкий. – Риггс поцеловал кончики пальцев, как это делали итальянцы.

– И где Арсен сейчас? – Я оглянулся вокруг, будто он вдруг появится из-за сосен. Я совсем не знал Арсена Корбина, но слышал, что он был чертовски умным и его семья владела чертовой кучей модных кварталов в Манхэттене.

– Наверху, готовит мак энд чиз с беконом, а еще рамен на кухне. Он отправил меня за этим. – Риггс сунул руку за спину, доставая из промежутка между шеей и застегнутой курткой фляжку, объясняя: – Из кабинета директора Плат. А потом я увидел твою жалкую задницу на лестнице и решил сообщить тебе, что мы здесь.

– У Арсена тоже нет семьи? – Клубок надежды зашевелился внутри меня. Было приятно знать, что я не был такой один, и одновременно плохо, ведь, очевидно, взрослые были отстоем.

– О, у него есть семья. Он просто ненавидит их. У него разногласия с его сводной сестрой или что-то в этом роде, – сказал Риггс.

– Круто.

– Не для него.

– Он всегда может игнорировать ее и закрыться в своей комнате, – предположил я.

– Ну, я думаю, все не так просто. – Риггс протянул мне фляжку, предлагая глотнуть. Я посмотрел сначала на серебряную фляжку, а потом на него.

– Плат убьет нас, – озвучил я факт. Я знал, что Конрад Рот заплатил кучу денег, чтобы меня точно не выгнали из этого краснокирпичного дома с привидениями. Сюда отправляли всех детей, которые били учителей, проигрывали имущество родителей, чтобы купить наркотики. Теперь мы были проблемой директора Плат, а не тех людей, которые нас сюда отослали.

– Только если мы не прикончим себя раньше. Что, между прочим, вполне возможно, учитывая стряпню Арсена и количество алкоголя, которое я нашел, и пожар, который мы начали. Так что, ты идешь или как? – Риггс поднялся, его небрежные золотистые волосы упали ему на глаза.

Тогда я впервые разглядел в Риггсе Бейтсе классного парня, которого он видел в себе, а не просто богатенького придурка, думающего, что он лучше всех.

Я снова неуверенно посмотрел на пустую дорогу.

– Не надо, Иванов. Люди переоценены. Особенно родители, – услышал я голос Риггса.

– Она обещала приехать.

– А я сказал, что это не я съел домашнюю лазанью Членчика на прошлой неделе. И вот два часа спустя меня тошнило макаронами и баклажанами в общей ванне, – сказал он.

Я похлопал по коленям и поднялся, как Риггс.

– Пошли, – он похлопал меня по спине. – Есть нечто такое, что освобождает тебя, как только ты понимаешь, что они не нужны тебе. Люди, которые сделали тебя.

Может, из-за снега она застряла где-то по дороге без связи.