Бессердечные изгои. Безжалостный соперник

Кристиан

Настоящее

Арья пришла в первый день суда.

Очевидно, моему дружескому совету она решила показать милый и длинный средний палец, говоря тем самым, чтобы я не лез в ее дела.

Одно хорошо, что она все-таки решила сесть в общественной зоне, а не в семейной, где ее было бы видно. Конрад Рот так и не нанял женщину-адвоката, как я предлагал его дочери. Можно было бесконечно гадать, была ли причина в гордости или он знал, что ничего не поможет ему выбраться из этого месива.

Пять потерпевших обвиняли Рота по всем шести пунктам сексуального насилия, требуя в общей сложности 200 миллионов долларов в виде компенсации, то есть по 40 миллионов долларов каждой.

В отличие от других извращенцев на его позиции и с его деньгами, он сделал недостаточно, чтобы скрыть свои преступления. Я рассчитывал, что через четыре недели судья Лопез попросит нас зачитать заключительные заявления.

Я стоял с серьезным выражением лица перед скамьей судьи Лопеза, чтобы зачитать свое вступительное слово, и поправлял костюм от Brunello Cucinelli. Мне потребовалось много сил, чтобы оторвать взгляд от женщины в последнем ряду зала суда. Арья сидела, выпрямив спину и с приподнятым носом, словно сама элегантность сошла с картинки. Она перестала ходить в бассейн, так что всю неделю мне пришлось переваривать то, что она сказала мне в нашу последнюю встречу, точнее, она послала меня куда подальше, когда я пригласил ее на ужин. Естественно, теперь я хотел ее еще больше.

Не знаю точно, когда именно начала стираться граница между желанием разрушить ее жизнь и овладеть ею самой. Но я знал, что по первому ее зову готов выпрыгнуть из штанов, как стриптизерша на мальчишнике за чаевые.

Неважно, насколько это иррационально, нелогично, опасно (и нельзя было отрицать, что прикосновение к ней могло осложнить это дело, получение партнерства и в целом мою жизнь) – я хотел Арью.

Кроме того, я заслуживал ее. После всего, через что я прошел из-за нее, иметь ее в своей постели было идеальным утешительным призом.

Мы разойдемся, как только я закончу с ней, возможно, она выйдет за кого-то ниже себя по статусу, учитывая, что ее дорогой папочка будет изгнан как из его собственной компании хеджевого фонда, так и из приличного высшего общества.

К сожалению для Арьи и, может, даже для меня, мое вступительное слово включало в себя презентацию, в которой были представлены фотографии члена ее отца. Эти фото, где были видны лобковые волосы и часть его причиндалов, он отправлял двадцатитрехлетней стажерке, они были увеличены в размере и представлены на экране посреди зала.

Я старался изо всех не смотреть на Арью, пока объяснял присяжным, что ее отец отправлял фотки своего пениса тем, кто был младше его собственной дочери, я чувствовал, как меня мутило. Игнорировал ее и после того, как моя клиентка со слезами на глазах объясняла в суде, насколько она была травмирована (в буквальном смысле) от осознания того, что ее начальник был моральным уродом.

Первый день слушаний прошел спокойно. Истцы были убедительными, присяжные прониклись к ним, я же отыграл свою роль достойно Оскара, делая вид, что внимательно слушаю, и хмурясь в нужные моменты, чтобы показать обеспокоенность.

Когда судья Лопез стукнул молоточком и объявил перерыв, я повернулся к месту, где сидела Арья, и увидел, что там пусто.

Я вышел вместе с истцами и Клэр через двойные двери суда, дальше мы прошли фойе, записывая важные вопросы дня для моих клиентов. Я спустился по лестнице суда, пройдя мимо огромных колонн, на улице шел дождь, из-за которого костюм лип к телу. Через дорогу, в кофейне, я краем глаза заметил каштановые взлохмаченные волосы, которые узнал бы везде.

Арья.

– Не хочешь выпить кофе, чтобы поговорить?

– Встретимся в офисе, – одновременно с Клэр сказал я, когда дотронулся до ее руки.

– Да. Да. Конечно. – Она замерла, тяжело сглотнула и кивнула.

Не сводя глаз с кофейни, я пересек дорогу и зашел внутрь. Арья уже сидела за высоким столом у окна, мешая кофе у себя в кружке. Я сел на стул рядом с ней, прекрасно понимая, что играл с огнем рядом с мощной взрывчаткой.

– Как мы чувствуем себя сегодня? – Как только я это произнес, то сразу понял, как глупо было спрашивать подобное. Как, черт возьми, она может себя чувствовать? Я только что семь часов подряд метафорически забивал гвозди в гроб ее отца, перед тем как выкинуть его в океан.

Она подняла взгляд от чашки, выглядя немного потерянной. Дождь бил по стеклу напротив нас.

– Разве адвокаты не должны уметь видеть социальные намеки? Попробуй угадать, – ответила она, тяжело вздыхая и потерев глаза.

– Я скорее из прямолинейных парней, – ответил я, поставив между нами портфель.

– Так ли это? Что ж, тогда вот тебе правда. Я не хочу с тобой разговаривать, Кристиан. Никогда. – Она подняла чашку, отпив из нее.

– Почему ты пришла сегодня? – спросил я, игнорируя ее слова.

У меня не было привычки преследовать женщин или уделять им время, только если они сами не боролись за это. Но я знал, что защитный механизм Арьи был направлен на отталкивание людей, в этом мы были похожи, и я не был уверен, что ей хотелось быть одной сейчас.

– Он даже не поговорил с тобой.

– Там была фотография его пениса на экране, как в кинотеатре, посреди зала. Немного сложно смотреть в глаза собственному ребенку после этого.

– Именно. Ты не можешь всерьез верить, что он невиновен.

– Я и не уверена в том, что он невиновен. – Она поставила чашку обратно на стол, рассеянно покрутив ее между пальцами. – Я на этапе обоснованных сомнений, но ты прав. Он игнорирует меня, даже не отвечает на мои звонки.

– Это вид признания вины. – Я забрал чашку из ее пальцев, пробуя напиток. Она пила кофе без сахара и молока, так же как я. – Из-за чего мы возвращаемся к моему изначальному вопросу. Почему ты здесь?

– Сложно отпустить одну-единственную семью, даже если она ужасна. Это хуже, чем если бы он умер. Потому что если бы он умер, то я могла бы любить его дальше.

Будучи сыном двух придурковатых родителей, я мог понять ее.

– Что насчет твоей матери? – спросил я.

– Она не очень-то похожа на мать для меня, если честно. Поэтому я думаю, что не заметила тревожные звоночки в отце. Ты сказал, что у вас с родителями не близкие отношения, да?

– Не особо. – Я сдержанно улыбнулся.

– Единственный ребенок? – На этот ее вопрос я кивнул.

– Ты когда-нибудь хотел, чтобы у тебя был брат или сестра? – Она подперла подбородок кулаком.

– Нет. Чем меньше людей в моей жизни, тем лучше. А ты?

– У меня был брат. – Она задумчиво смотрела на дождь, который становился сильнее. – Но он умер очень давно.

– Мне жаль.

– Иногда я думаю, что всегда буду всего лишь половиной, никогда не буду полноценным человеком.

– Не говори так.

Я никогда не встречал более полноценного человека, чем ты, со всеми твоими недостатками и всем прочим.

– Стой. Разве ты можешь со мной разговаривать? – Арья вдруг нахмурилась, склонив голову набок, изучая меня.

– Ты больше не причастна к делу, так как не оказываешь профессиональные услуги своему отцу, твоего имени нет в списке свидетелей.

– Меня там нет? – Она выгнула бровь.

Я отрицательно покачал головой.

– Он убрал все упоминания о твоей компании со своего сайта через пару дней после того, как я был у тебя в офисе. Думал, ты его попросила.

– Хорошего вечера, мистер Миллер. – Глаза Арьи, обрамленные густыми яркими ресницами, вспыхнули. Очевидно, мои догадки были неверными. Она вскочила с места, опрокинув кофе, темно-коричневая жидкость растеклась по столу и капала на пол. Она подняла чашку трясущимися руками.

После хлопнула дверью кафе и выбежала на улицу. Я схватил свой портфель, направляясь за ней и понимая, как бездумно действовал сейчас. Я буквально молился не попасть в беду. Судья Лопез отстранил бы меня от дела, если бы узнал, что я сделал.

История повторяется.

– Арья, остановись. – Я лавировал в манхэттенской вечерней толпе. Дождь теперь лился на нас обоих, из-за чего ее непослушные волосы опали. Она ускорила шаг. Она убегала. От меня. А я преследовал ее.

Я ускорился.

– Арья! – крикнул я. Я даже не знал, что хотел сказать ей, только знал, что хотел оставить последнее слово за собой. Капли дождя стекали по моему лицу. Она остановилась в нерешительности перед красным светофором. Загнанная в ловушку, Арья повернулась ко мне, ее поза говорила о том, что она готова защищаться, будто в любой момент могла напасть. Ее зеленые глаза ярко пылали.

– Что? Что ты хочешь от меня, Кристиан?

Всего и одновременно ничего.

Твои слезы, твои извинения, твое сожаление и твое тело.

Больше всего я хочу, чтобы ты вспомнила. Какими мы были. И какими мы больше никогда не сможем быть.

– Почему ты перестала ходить в бассейн? – Я провел рукой по мокрым волосам.

Она откинула голову назад и рассмеялась. Она была такой красивой, что мне хотелось задушить себя за то, что я взялся за это дело, за то, что не поручил дело Конрада Рота кому-то другому. Пока я мог завести грязный роман с его дочерью, который был бы полон выходных в обнаженном виде в экзотических местах, шампанского и извращенного секса.

– Я хотела достать что-нибудь против тебя. А потом я… – выдохнула она, а потом замолчала, в последнюю секунду решая не заканчивать предложение. – Потом я поняла, что не ты настоящий злодей в этой истории, – все-таки тихо произнесла она.

– Это так, – согласился я, но было странно подтверждать это, ведь в каком-то смысле я был злодеем. Ни один из нас не обращал внимания на дождь, падающий на наши лица, пока мы стояли посреди дороги. Ее запах, запах персиков, сахара и Арьи, усиливался из-за дождя. За ее спиной загорелся зеленый свет, я приблизился к ней, мои пальцы дернулись, чтобы обхватить ее щеку. – Убереги себя от потерь. Повернись спиной к отцу, как он сделал это с тобой. Поужинай со мной.

Она покачала головой, зажмуривая глаза. Вода капала с ее волос. Вдруг нам снова было по четырнадцать. Я наклонился к ней, прижимаясь своим лбом к ее, вдыхая ее запах. Удивительно, она не оттолкнула меня. Наши волосы перепутались, носы соприкасались. Ее сердце билось напротив моего. Я хотел сделать то, о чем даже не думал до этого момента.

– Боже. – Она сжала кулаки, опираясь ими на мою грудь. – Я хочу, чтобы это закончилось.

– Мне жаль. Мне так жаль, – это была правда, по крайней мере, в этот момент. В момент, когда я снова стал тем чистым и простым Ники, питающим слабость к этой девушке.

– Я чувствую себя такой потерянной. – Она выдохнула.

– Ты найдешь себя снова, совсем скоро. Когда суд закончится, пыль уляжется.

– Нагнуть Рота – твоя давнейшая мечта? – Ее губы двигались так близко с моими, из-за чего я мог чувствовать их.

– В целом нет. Но конкретно одну, да. Она в моем списке желаний.

– И ты всегда получаешь то, что в твоем списке желаний? – Губы к губам, кожа к коже.

– Чаще всего, – признался я.

– Что ж, ты не получишь меня.

– Ты уже наполовину моя.

Наши тела прижались друг к другу, вся одежда была мокрой, но она не дрожала. Она не отходила от меня. Я помню, как двенадцатилетняя девочка не могла позволить мне победить ни в одном споре, приводя глупые аргументы, пока мы тусовались на кладбище. Эта девочка все еще была здесь.