Вкус к жизни

— Нирваны достигают, — весомо поправил Мартин, и я благодарно улыбнулась.

— Ну вот видишь… Ты и сам всё знаешь… В общем, он классный специалист, да и человек что надо! И даже ничем не хуже твоего Марка: он тебе и светило, и научный деятель. Только в своей области.

Мартин задумался. Но сделал он это не для того, чтобы принять решение. Скорее, пытался примириться с новой реальностью. С той самой реальностью, в которой приходится идти на компромиссы. И, да, это далеко не все трудности, что появляются в доме вместе с молодой и горячей любовницей!

Дима прибыл через три дня, прервав ради меня какую-то жутко важную конференцию. Я к тому времени изучила страшное количество информации по физиолечению — воспользовалась домашней библиотекой Мартина. И на случай если иглы не принесут ощутимую пользу, выбрала ещё несколько действенных процедур. Такой бурной деятельности Мартин почему-то не обрадовался:

— Юль, я, конечно, не сомневаюсь, что в твоей голове созреет ещё множество стоящих идей и желаний, но… уверяю: для того, чтобы я их исполнил не обязательно бить меня током! — ужаснулся он одному только названию: «Миоэлектростимуляция».

О том, что большая часть известных фииотерапевтических методов уже была испытана, доложил Марк. Новый этап лечения вселял надежды, и оставалось только ждать.

После первого сеанса Мартин сказал, что чувствует себя отвратительно, после второго — не смог встать с постели и потребовал отправить горе-лекаря туда, откуда он прибыл. Третий, с его слов, не принёс ничего, кроме боли и усталости, ну а после пятого Мартин ничего не сказал. За него сказал Дима.

— Организм человека так тонко устроен, что в состоянии сам излечить себя. Ну, при условии, что ему в этом немножечко помочь, — отмахнулся он от моих многочисленных вопросов и явно намеревался продолжать до победного.

Всё изменилось после десятого сеанса. Боль ушла. Разумеется, временно… глупо было бы верить в чудеса, но она ушла! И это означало, что ближайшие несколько месяцев можно будет продержаться, даже пустившись во все тяжкие. Что мы, к слову, и сделали.

Ночью были картины, а утром, днём и вечером секс. Ночью были разговоры, а утро, день и вечер оставались заняты тем же занимательным делом! Ночью Мартин умудрялся решать какие-то вопросы, а я без остатка лила свои эмоции на холст. Я написала его портрет в красках, он изобразил меня лежащей на столе в луже из тягучего красного вина, на животе таилась его ладонь… волшебно! Я сделала не меньше сотни набросков, на которых он был изображён во время сна, в работе, даже в гневе! Он был запечатлён стоя, с кистью в руках и вальяжно развалившись в кресле! Ну а Мартин всё же превратил меня в яркую колибри, силуэт которой угадывался в пышном разноцветном хвосте волос.

Было здорово. И эти дни казались лучшим временем в жизни. Мы узнавали друг друга. Мы друг друга принимали. А ещё пытались меняться, чтобы, наконец, забыть об эгоистичной амбициозности, чтобы выше «Я» научиться ставить «Мы».

Мартин не выносил допросы и не мог терпеть, когда кто-то находится за спиной. Правда, ко мне относился со снисхождением, потому позволял и первое, и второе. Почти всегда. Ему же вдруг удалось выяснить, что я просто категорично… вот, буквально до нервной дрожи не переношу, чтобы меня поучали. А ещё чтобы перебивали, исправляли и ставили на место. Я-то о себе такие тонкости знала, что же… пришло время и Мартину лишиться иллюзий.

Ежедневные наблюдения заставляли меня делать неожиданные выводы. Например, я поняла, что Мартин не был рвачём — ненужная опция. Деньги текли к нему сами, люди стремились стать на общую орбиту. Достижения не вызывали положенной мании величия, а желания оказывались до невозможного просты.

Я полюбила оральный секс. Именно в той форме, что прежде ввела меня в недоумение и шок. Мартин сказал, что тоже полюбил его со мной, хотя мне показалось, будто лукавит: судя по уровню мастерства, он долго и упорно практиковался!

В доме, наконец, появилась женская одежда, позволяющая мне выходить на улицу. В первый же день я выскочила, слепила снежную бабу, протоптала под окнами дорожку и написала ещё один портрет Мартина прямо на белоснежном природном полотне. После нужно было срочно копать лабиринт, чтобы спрятаться от праведного гнева, а под конец и вовсе пришлось изваляться в снегу. Правда, не всё из перечисленного я сделала по своей воле. Ну а когда выяснилось, что озеро, наконец, замёрзло, то появилось ещё одно обязательное развлечение: катание на коньках. Именно на льду и выяснилось, что в юности Мартин был центрфорвардом в хоккейной команде и даже выступал за сборную.

Это было сказано без подробностей, в порыве эмоций, а уточнять я побоялась: всё, что касалось периода до аварии, он по-прежнему воспринимал особенно остро и всячески избегал подобных разговоров. В чём-то я Мартина понимала… когда жизнь меняется, да ещё без твоего на то согласия и вовсе не в лучшую сторону… справиться с этим, действительно, трудно, проще просто принять и… забыть. Именно так он и сделал, а оттого такие вот редкие и сладкие воспоминания казались мне особенно ценными.

В неразрывной связке мы накатали сотню километров, не меньше! Мартин прижимал меня к своей груди и вёл по льду трепетно и нежно. И это потрясающее, ни с чем не сравнимое ощущение… когда ветер в лицо, когда искры ослепительно-белого снега бьют в глаза, когда за твоей спиной стучит такое родное, надёжное сердце, ощущается тепло, сила, верность! Это щемящее чувство заставляет терять дар речи и просто наслаждаться моментом жизни.

А потом можно долго-долго смотреть на огонь в камине и, украдкой глядя в глаза напротив, замечать, как в них отражаются яркие всполохи пламени. Можно пить вино, развалившись голыми на медвежьей шкуре, можно просто касаться друг друга. Иногда это бывает куда важнее слов…

— Мартин, почему ты построил дом именно здесь? — как-то спросила я.

Он очень не хотел отрываться от моего живота, всё нацеловывал его, ласкал губами, вырисовывал узоры языком. Ладони при этом требовательно и жадно гладили спину и ягодицы, а мысли были заняты чем-то похотливым и развратным. Говорить не хотелось совершенно, но он сделал над собой усилие, правда, отстраниться не позволил, прижал к себе очень крепко.

— А разве существует место лучше? — удивился Мартин. — Ведь именно здесь самая уютная зима, самая яркая весна. Здесь незабываемое лето и чарующая осень. Это стоит увидеть раз и уезжать не захочется.

— С тобой было именно так?

— Мне хватило одной зимы…

— Ну… поверю тебе на слово, — вздохнула я, а Мартин неодобрительно покачал головой:

— Слова ничего не значат. Предлагаю убедиться в этом лично.

— То есть ты всё ещё хочешь, чтобы я осталась? — смешливо фыркнула я, и пока Мартин возмущённо сопел, вырвалась из цепких объятий.

Убежать удалось только до кухни, а там он сграбастал меня и принялся жадно целовать, легко увиливая от встречных недовольных укусов. Пришлось сдаться на милость победителя и позволить чувствам себя увлечь. В какой-то момент я дрожала от нетерпения и отчаянно сдерживала срывающиеся с губ стоны, потом стало смешно и чуточку щекотно, а под конец Мартин взял такой темп, что оставалось только схватиться за выступающий край столешницы и стойко сдерживать небывалый напор.

Двигаться с места не было ни сил, ни желания, потому я приняла отчаянное решение устроиться прямо в кухне. Мартин кормил меня из рук фруктами и какими-то страшно сладкими пирожными. Подозреваю, что в один момент пирожных ему стало жалко, и он принялся отбирать у меня их, буквально вырывая изо рта. Перепачканные кремом и скованные странным чувством привязанности, мы смотрели друг на друга, не понимая, зачем отвлекаться на что-то ещё. А потом он просто сказал:

— Выходи за меня…

От неожиданности и удивления, в первом порыве я рассмеялась, а ещё принялась старательно стирать остатки липкого крема с его лица и с себя. Отсутствия крема на коже в тот момент показалось особенно важным, и я увлеклась.

— Юль? — напомнил Мартин о своём предложении, и я рассмеялась снова. На этот раз уже от нахлынувшего волнения.

Требовалось дать какой-то ответ, а я вдруг совершенно растерялась и оттого чувствовала себя неловко.

— Боже… и этот человек обвинял меня в сумбурности принятых решений! — воскликнула я и судорожно вздохнула, не зная, как описать то, что чувствую.

— Будь моей женой! — повторил он уже без шуток и излишне настойчиво.

— Мартин… — ужаснулась я ситуации и безвольно развела руками. — Ты… чёрт! — пришлось выругаться от переизбытка эмоций. — Я сижу голой попой на столе, а ты… — я запнулась, пытаясь донести до него что-то важное. — Ты сейчас совсем обнажён, и так близко…

— Непорядок… — покачал он головой со знанием дела. — Внесём поправки: уже в тебе! — жарко прошептал он, войдя в меня до упора.

— Мартин… — на выдохе прошептала я, цепляясь за его плечи.

— Это простой вопрос, — проговорил он мне в шею, тем самым разгоняя по телу волны мурашек. — И на него нужно ответить «да», — подсказал, теперь отчаянно цепляясь взглядом за моё лицо.

Больше смешно не было, только тревожно. И отголоски этой тревожности Мартин выбивал из меня плавными размеренными толчками.

— Я загадал тебя на прошлый Новый год… — с будто пьяной улыбкой вдруг проговорил он. — Взбалмошная и своенравная… Любит рисовать… А ещё катается на коньках и обожает ванильное мороженое. Почему-то всё это тогда показалось мне очень важным.

— С мороженым просто… Кто же его не любит?.. — совершенно глупо и бессмысленно возразила я, а Мартин широко улыбнулся.

— Может, ты мне уже ответишь?

Ответить я так и не успела — раздался незнакомый для меня звук, который оказался звуком дверного звонка. Мартин не выглядел ни удивлённым, ни недовольным. Аккуратно поставив меня на пол, он крепко сжал ладонь и потянул за собой в гостиную.

— Надень, — коротко приказал он мне и бросил в руки свою рубашку. Сам натянул домашние штаны.

Я торопливо застегнула пуговицы. Через одну и немного косо, но Мартин заверил, что сойдёт, и вот тогда открыл. На пороге оказалась женщина в шубе и очках, а ещё с радушной улыбкой. До зубного скрежета радушной. В её руках была красная папка, а в глазах алчный блеск. Я как раз подумала, что пора бы уже и испугаться, когда Мартин просто пояснил:

— Это регистратор из ЗАГСа, она оформит наш брак.

Я со знанием дела кивнула и постаралась принять жутко серьёзный вид. В конце концов, не просто ж так, а замуж выхожу! Правда, когда важная дама ушла вперёд, а мы с Мартином потрусили сзади, я вдруг усомнилась в адекватности наших поступков.

— И мы пойдём в твой кабинет? — отчего-то шёпотом уточнила я.

Мартин сосредоточенно кивнул.

— Нам предстоит серьёзный и ответственный шаг, и сделать его следует в непринуждённой обстановке, на нейтральной территории.

— Там, где у нас не было секса? — невинно уточнила я, а Мартин в ответ на это плотоядно улыбнулся.

— И это тоже, — хмыкнул он и очень серьёзно добавил: — Не хочу на тебя давить.

Я оглянулась и мельком осмотрела себя и его… Какое уж тут давление?!