Городской детектив. Штопая сердца

– Зачем вы это делаете? – обречённо спросила Глафира чувствуя, как внутри неё всё заливает горячая лава ужаса.

– Прости, я сказал, что у тебя двенадцать часов на решение задачи?

– Да. – кивнула Глаша.

– Уже нет, уже одиннадцать! И за каждый вопрос, я буду снимать по часу. Решай, что тебе важнее, пустая болтовня или спасение Андрея Матвеевича. Я, конечно, не думал, что события будут так развиваться, но эта гангрена – такая неприятность. А мне бы, естественно, не хотелось, чтобы он умер. Всё-таки у нас было такое долгое знакомство. – голос замолчал. – Чтобы у тебя был стимул, я оставлю тебе изображение интерьеров подвала, а также на экране будет гореть оставшееся тебе время. Так что прошу оценить мою щедрость. Надвигается гроза, принимайся за дело. – голос снова замолк. – Ах да! Я забыл сказать, тебя видят и слышат твои друзья. Так что у тебя есть незримая команда поддержки. Ты видишь, как я вами проникся, сегодня у меня просто какой-то аттракцион невиданной щедрости.

Параллельно тому, как всё это слышала и видела Глафира наяву, за одним из мониторов в здании Управления сидел Кирилл и лихорадочнно набирал номер Лисициной.

***

Когда Лисицына с медиками подъехала к месту, координаты которого ей выслал Латунин, здесь уже бегал обеспокоенный Погорелов. Он молча воззрился на машину судмедэкспертов и, когда увидел Лисицыну, просветлел лицом.

– Анна Михайловна, тут у нас такое… Только вот куда-то пропал Латунин с Журавлёвым. Они вроде как вызвать должны были вас.

– Вызвали. – глухо сказала женщина. – Где Визгликов?

– Здесь недалеко, только вот на машине нужно в объезд. Сейчас я водителю объясню.

Пока Погорелов рассказывал шофёру, как проехать к дому, из машины тяжело выбралась Нинель Павловна, она размяла затёкшую спину, пошевелила шеей и сказала:

– Люблю в августе по грибы ходить.

– Я нет. – коротко ответила Анна и пошла вслед за Погореловым.

– А где ребята-то? – спросил Сергей.

– Один в больнице, другой в морге. – коротко ответила Лисицына. – Серёжа, я прошу тебя, мне просто нужно ещё несколько минут, чтобы всё переварить и как-то приступить к работе. Сейчас нужно максимально тщательно обследовать место преступления. Всё очень плохо. – Лисицына отвлеклась на входящий звонок, но потом покривилась и проговорила. – Кирилл, я тебя почти не слышу. Пришли мне сообщение, я не могу сейчас вернуться туда, где сетка ловит.

Подойдя к дому, женщина глянула на Визгликова, вздохнула и тихо произнесла:

– Глашу похитили прямо из квартиры Казакова. Сделал это Журавлёв. И ещё где-то час назад Латунин с Журавлёвым разбились на машине. Латунин жив, но в критическом состоянии в больнице, он сейчас на операции, потом реанимация, прогнозы очень печальные.

– О! Польская в своём репертуаре. – зло рявкнул Визгликов.

– То есть ты действительно думаешь, что сейчас время шутить? – спросила Лисицына.

– Да. Я сейчас могу либо шутить, либо бухать. Второе невозможно, ввиду огромного количества работы. – Стас в упор посмотрел на женщину. – Так что, если начальство не против, я предпочёл бы вести себя как обычно.

– Стас, приди в себя.

– А я в себе! – взревел Визгликов. – Я просто весь в себе! Только я уже ни хрена не понимаю, что нужно делать и кто, сука, раскручивает весь этот барабан из «Поля Чудес». Я задолбался этой хернёй заниматься.

– Стас, успокойся. – женщина отвлеклась на сообщение, пришедшее на телефон, несколько секунд читала его, потом подняла глаза и проговорила. – Всё ещё хуже. Кирилл пишет, что Глаша появилась в той же комнате, где лежит Лопатин. Сначала картинка погасла, потом опять возникла. – Лисицина помолчала и добавила. – У Глафиры одиннадцать часов, чтобы выбраться оттуда живой.

– Я понял. – Визгликов несколько минут смотрел в стену, потом пожал плечами и молча пошёл в дом.

– Ты куда?

– Работу работать. – рявкнул он. – Нинель Павловна, труп в доме. Аня, ты тогда за следователя, а я с Погореловым за оперативников. Погорелов сейчас по близлежащим жилым домам пройдёт, а я ещё раз пробегусь от подвала до чердака этого жилища.

– Стас, Кирилл сейчас пытается просмотреть путь машины Журавлёва, куда он увёз Глафиру. – Лисицына вошла в дом и осмотревшись покачала головой. – Здесь электричество-то есть? Совсем темнеет, да и гроза, по-моему, скоро будет.

– Нет. Мы уже местного вызвали товарища, но когда он приедет, никто не знает. – сказал Визгликов. – Пусть Кирилл ещё пошукает, кому этот дом принадлежит.

– Уже сказала. Стас, – Лисицына помолчала и добавила, – короче, если Глафира не выберется, то он хочет её запихать в свой, – она помолчала, – пыточный подвал. Сейчас ребята Ковбойкина разбирают все мои дела. Пока ничего нового.

– Аня, я не хочу ничего слышать, – тихо сказал Визгликов, – иначе я не смогу работать.

***

Глафира уже битый час методично обыскивала всё помещение, но нигде не было даже намёка на то, что где-то есть ключ или что-то ещё, что поможет открыть эту дверь. Пульсирующие на экране красные цифры, сильно мешали. Глаше казалось, что этот секундомер отмеривает отведённые ей часы жизни.

Неба уже почти совсем не было видно, тучи наскакивали друг на друга, высекали искры молний, за которыми следовали рвущие тишину раскаты грома. Тесное пространство комнаты заполнили сумерки, и вскоре Глаша видела только пугающие цифры, страшный интерьер на экране и ту часть помещения, что подсвечивал телевизор.

– Андрей Матвеевич, как вы? – спросила обессиленная девушка, присаживаясь рядом.

Но мужчина не отвечал, Глаша коснулась его руки, и сердце её сжалось. Лопатин-старший горел в температурном бреду, он пытался что-то сказать, но у него лишь беззвучно шевелились губы.

– Как же нам выбраться отсюда? – в пустоту спросила Глафира и почувствовала, что у неё по щекам ползут слёзы.

За окнами началось погодное светопреставление, шквальный ливень заливал тонкие стёкла, красные цифры мелькали, и Глафира, подойдя к окну, просто стояла и смотрела в тёмную пустоту. Сейчас ей казалось, что уже можно струсить и попытаться как-то покончить с собственной жизнью. На её взгляд это был лучший выбор, чем тот, который бы привёл её в подвал. И у Глаши сразу же промелькнуло воспоминание, как в склепе голос сказал, что она должна выбрать, чью жизнь отдать, но у неё получилось сбежать. То есть загадка с выходом решалась просто, нужно было перестать жить!

Глафира опустилась на пол, глянула на экран телевизора, подумала, что всегда делала неверные шаги, которые в результате привели её к страшному концу и сейчас ей никто не может помочь. Зато она может остановить это безумие и больше из-за неё никто не погибнет. Сейчас её вспомнилось смеющееся лицо Ильи, его весёлый нрав и глаза, влюблённо смотревшие на неё.

– Вы отпустите Андрея Матвеевича, если я сделаю правильный выбор? – неожиданно для себя спросила Глафира.

Время сразу же сократилось на час и почти моментально отозвался голос:

– Да. Ты готова сдаться?

– Я просто знаю, что нужно делать. Вы остановите эту безумную игру, если я сейчас, – Глафира помолчала, – перестану жить?

Цифры снова поменялись и теперь до часа икс оставалось всего два часа, но Глафире уже было всё равно. Ей показалось, что уже нет смысла дальше жить с такой раненой душой как у неё. Для Глаши вдруг в один момент всё стало ясно: у неё просто нет другого выхода, потому что она всё равно теперь не ушла бы из следствия, но и оставаться не было возможности. Это был замкнутый круг, в котором она бы скакала как дрессированная белка, постоянно гонясь за теми, кто в угоду своей больной фантазии и чудовищному эгоизму играет чужими судьбами и решает, кому и когда умереть.

– Ладно, чем быстрее я решусь на это, тем скорее Андрей Матвеевич попадёт в больницу. – пробормотала девушка и громче добавила. – Только помните, вы обещали отвезти его в клинику.

– Безусловно. Ты что правда собираешься покончить с собой? – насмешливо спросил голос.

– Да. – Глаша увидела, что цифры не убавились. – Вы забыли убрать ещё час моей жизни.

– Нет. Я же задал тебе вопрос. Поэтому в этот раз не засчитывается.

– Офигенные правила. Нужно было написать их на стене. – проговорила Глаша, с трудом вставая с пола.

– Хорошая мысль, я, пожалуй, так и сделаю.

– Уже поздно, мне точно не пригодится. – сказала девушка.

– Ну, кроме тебя будут и другие, – отозвался голос.

– То есть вы не остановитесь?

Цифры снова пришли в движение и Глаша поняла, что сейчас очень сглупила, потому что если она за последний час не придумает, как себя удалить из жизни, то она всё равно пойдёт в подвал, а ей этого отчаянно не хотелось.

– Нет, конечно, – фыркнул собеседник, – ещё чего. Это же так весело, играть в людей.

– Понятно.

Глаша зашла за ширму, намочила лежащую здесь тряпку водой, протёрла лоснящееся от пота лицо Андрея и приложила горлышко к его губам.

– Прощайте. – тихо сказала она. – Я хотя бы вас спасу. – на этих словах голос девушки сломался, спазм сдавил горло, и она не смогла больше вымолвить ни звука.

Девушка подошла к стеллажу, света от телевизора было достаточно, чтобы рассмотреть весь подручный материал, но здесь ничего не подходило для финального действия. Глафира начала заметно нервничать, она ещё раз обошла всё помещение, но не было ничего, что можно было бы использовать, а последний час тем временем перешёл на исчисление минут, которые истекали гораздо быстрее. Глашу привлекло движение на экране, она увидела, что в подвал зашёл мужчина и начал проверять расставленное оборудование. У девушки нехорошо сжалось сердце, она бешено обозрела глазами пространство, схватила стул и со всей силы швырнула в окно, так хотя бы можно было себе вскрыть вены, но стёкла оказались противоударными, и запущенная мебель просто разлетелась в щепки. У Глафиры ухало сердце, бешено скакали мысли, а картинка на экране расцветала шумом включаемых пил, жёстко звенели развешиваемые наручники, блестели в свете лампочек клинки раскладываемых ножей.

– Нет, пожалуйста, нет. – шептала девушка, утирая мокрое от льющихся слёз лицо.

Вдруг взгляд Глаши упал на шнур, на котором держалась ветхая тряпочная стенка ширмы, он был достаточно длинный, чтобы сделать из него петлю. Девушка лихорадочно оттащила деревянную конструкцию, содрала заскорузлый от пыли материал, вырвала верёвку из гнезда, где она покоилась и стала оглядываться в поисках места, куда её можно прикрепить.

– У вас осталось тридцать минут. – вдруг проговорил механический женский голос, и к минутам на экране прибавились быстро скачущие секунды.

Глаша металась по комнате с верёвкой в руках, пока наконец не заметила, что стеллаж крепится не только к полу, но и к потолку и верёвку можно было приладить к верхней балке. Проворно забравшись по полкам, она быстро попробовала палку на прочность, спрыгнула вниз и начала думать, как сделать удушающий узел. И сейчас Глаша поняла, что это только в кино и книгах все суицидники как один знают, как это сделать. На практике всё было гораздо сложнее. Кое-как девушка сделала узел, который постоянно соскальзывал, потом намотала его себе на шею и полезла снова на стеллаж, чтобы привязать другой конец верёвки. Зацепившись рукавом за ломанный край полки, она неловко повернулась и рухнула вниз почти с самого верха. Летящий за ней скарб стал падать на неё, задел висящую на стене картину, и полотно больно ударило рамой Глафиру прямо по лицу. И в этот момент у девушки словно наступило прозрение. Она вспомнила, что ещё в квартире Нефёдовой было такое же сочетание: картина с сельским пейзажем, а под ней музыкальный инструмент и там пряталась дверь. Глаша увидела пугающую цифру двадцать минут, вскочила на ноги и, взяв с пола отломанный кусок стула, стала тыкать в стену. Она отшвырнула барабан, рвала обои и буквально через минуту увидела, что здесь и правда есть небольшая узкая дверь и скотчем даже приклеен ключ. Девушка щёлкнула замком, подцепила косяк двери пальцами и потянула её на себя и увидела, что напротив места, где она стоит, находится выход. На экране оставалось пять минут из отведённого им времени, Глафира на секунду остановилась, потом рванула к кровати, откинула одеяло и, резко посадив Лопатина, положила его здоровую руку себе на шею.