Кто не боится молний

Еще одно событие, о котором Саша не подозревал

Через три дня на киностудии произошли такие события, о которых Саша и не подозревал.

В небольшом уютном зале с мягкими креслами собрался художественный совет, которому предстояло посмотреть пробные кадры и решить, кому в каких ролях сниматься.

На заседание пришло человек пятнадцать. Тут были авторы сценария, два рослых подвижных человека, один кудрявый, другой совсем лысый. Пришел писатель в красной рубахе и с погасшей тяжелой трубкой в зубах. Он был в возрасте, с выступающим солидным животом, с одутловатым лицом и розовыми пятнами на щеках. Видно, он был нездоров, сердце сильно пошаливало, он боялся курить, но для бравого вида не выпускал трубку изо рта и посасывал пустой мундштук. Знакомясь с новым человеком, он никогда не забывал назвать свою фамилию, имя и отчество и обязательно прибавлял: «Писатель. Читали мою книжку?» И напоминал название единственной своей книжки, изданной лет пятнадцать назад.

Пришел на заседание и детский драматург, долговязый немолодой человек, который любил спорить и почти никогда ни с кем не соглашался, хотя сам редко бывал прав. Был и литературный критик, мужчина с нахмуренным лбом, умный и знающий. Среди других можно было узнать двух известных артистов, пришедших сюда не в качестве претендентов на исполнение ролей, а как члены художественного совета. Оживленнее всех разговаривали между собой режиссеры. Их было четверо: два совсем молодых, третий — среднего возраста и четвертый — уже пожилой, с седыми волосами, с маленькими черными глазами, поставленными так близко друг к другу, что их разделял только удлиненный тонкий нос. Собранные на переносице маленькие темные брови придавали лицу этого режиссера трагикомическое, грустное выражение.

Это общество дополнялось еще несколькими серьезными, неулыбающимися лицами, которые в продолжение всего просмотра и разговора держались подчеркнуто строго и официально. Очевидно, это были редакторы, а может быть, педагоги и представители комсомольских и школьных организаций.

Борис Лукич своим громким голосом перекрыл шумок в зале и возвестил о начале работы. Он произнес несколько вступительных слов, из которых присутствующие узнали, кто и на какие роли пробовался, и дал знак киномеханикам, чтобы начинали просмотр.

Обсуждение происходило тут же, в зале. Со взрослыми персонажами было проще, и спора не возникло. Режиссер сообщил, кого он предпочитает снимать, и члены художественного совета почти единодушно согласились с его выбором.

Дебаты разгорелись вокруг кандидатуры на роль Петьки.

— Мне очень нравится первый мальчик, — сказал молодой режиссер в черных очках. — У него раскосые глаза, он похож на азиата-степняка. А что немного шепелявит, это не беда, подчеркивает индивидуальность. Советую вам, Борис Лукич, взять его, поработаете над дикцией, и все будет в порядке. Мальчик очень хороший.

— Так он же толстый и вялый, — перебила режиссера редактор Любкина. — И у него типично городской вид.

— Разрешите мне несколько слов, — поднялся писатель с трубкой. — Я как писатель и человек очень люблю детей, и мне трудно отдать предпочтение кому-либо из мальчиков, это значило бы обидеть остальных. Пусть Борис Лукич сам выберет, он в этом деле большой мастер, я доверяю его вкусу.

Писатель повернулся к Борису Лукичу и улыбнулся.

— Не понимаю, о чем здесь спорить? — резко и самоуверенно произнес детский драматург. — Надо снимать мальчика с веснушками, это же ясно, как день. И совершенно напрасно пробовали других, только перевели пленку и время.

Он настаивал на мальчике с веснушками потому, что уже во многих фильмах видел таких, и ему казалось, что никакого другого мальчика и не надо.

— Ни в коем случае не делайте этого, Борис Лукич, — взволнованно вставил реплику критик. — Мальчик с веснушками — банальность. Я за того, который снят последним. Он симпатичен, похож на деревенского, у него живые глаза. К тому же, мне говорили, он лучше всех катается на коньках. Это правда?

— Совершенно верно, — ответил Борис Лукич. — Я тоже за него. Другие мальчики не менее способны, чем он, но мне уже некогда учить их фигурному катанию. Зима уходит, нужно снимать. Я без колебания выбираю того, кто лучше всех катается, всему другому я его научу. Прошу худсовет утвердить на роль Петьки Сашу Соловьева. Вы согласны? — Борис Лукич обратился к старшему режиссеру с седой головой и трагикомическим выражением на лице.

Седовласый режиссер прошелся по залу, давая всем понять, что вопрос серьезен и надо как следует подумать. И когда все замолкли и смотрели на него, ожидая ответа, он поморщился и как-то болезненно тряхнул головой.

— Не знаю, Борис Лукич, — начал он с расстановкой. — Я бы посоветовал пробовать еще. Впрочем, как хотите, но я бы продолжал искать. Еще Лев Толстой говорил... — Он, видимо, не мог вспомнить, что говорил Лев Толстой, и махнул рукой. — А впрочем, не в этом дело. Советую вам искать.

— Всему есть предел, — заметил Борис Лукич. — Через две недели я должен снимать, искать уже некогда, надо выполнять план. Я прошу утвердить Соловьева Сашу.

— Я категорически против! — крикнул детский драматург. — Снимайте мальчика с веснушками.

— Какая тривиальность! — пробасил критик.

Слово еще раз взял молодой режиссер, с золотыми зубами, в черных очках.

— Я считаю, Борис Лукич имеет право на наше полное доверие. Если он убежден, что надо снимать Сашу Соловьева, мы должны с этим согласиться.

— Полностью присоединяюсь, — сказал писатель с трубкой. — Поздравляю вас, Борис Лукич, и желаю успеха.

Седовласый режиссер с трагикомическим лицом вздернул плечами и пожал руку Борису Лукичу.

Детский драматург подтянул ремень на брюках и демонстративно вышел из зала.

Через час Маргарита Сергеевна позвонила Лидии Васильевне и сказала, что художественный совет утвердил Сашину кандидатуру, теперь все зависит от согласия родителей и школы.