Кто не боится молний

Из дому выскочила его жена Фрида и двое молодых людей, видимо сын и дочь. Сын был в форме ефрейтора Народной армии Германской Демократической Республики.

— Смотрите на этого солдата, — сказал немец в возбуждении. — Он есть сын того русского пленного, которого мы спасли.

— Бог мой! — всплеснула руками Фрида Мюллер. — Какие чудеса бывают на свете! Заходите же к нам в дом, пожалуйста.

Алексей долго рассказывал Мюллеру и его семье о своем отце, о сестре и о себе. Отец теперь на пенсии, живет хорошо. Вот будет рад, когда Алексей напишет ему о встрече с Мюллером. Ведь он всегда вспоминал Мюллера добрым словом.

— А я еще не сдаюсь, — сказал Мюллер и весело засмеялся. — Не пошел на пенсию, продолжаю работать. Десять лет подряд меня выбирают в правление профсоюза. Теперь у нас на заводе совсем новые порядки, мы сами стали хозяевами, посмотрел бы твой отец, как переменилась Германия.

— А где те люди, которые мучили моего отца и таких, как он? — спросил Алексей, в упор глядя на Франца Мюллера.

Мюллер махнул рукой и присвистнул:

— Э, друг мой! Те люди в могиле или на Западе. Мы выметали их отсюда крепкой метлой. Когда поедешь домой, скажешь своему отцу, пусть не сомневается в Мюллере. Таких, как Франц Мюллер, много в Германии. Мой сын Карл такой, моя дочь Луиза такая, мои товарищи по работе такие, и мои соседи такие.

На прощание Франц Мюллер передал Алексею семейную фотографию и сделал дарственную надпись.

— Пошли это твоему отцу и передай большой привет от Франца Мюллера. Если опять кто захочет воевать, мой сын Карл вместе с тобой будет защищать Советский Союз, нашу ГДР и социализм. И старый Франц еще покажет свою силу.

Он бравым жестом ударил себя в грудь и засмеялся. Карл крепко пожал руку Алексею и сказал доверчиво, как своему человеку:

— Мой папа — старый романтик. Но то, что он говорит, — чистая правда.

На обратном пути Алексей и Ева молчали.

Расстались они на том же месте, где и встретились.

— У тебя есть отец? — спросил Алексей Еву.

Девушка отрицательно покачала головой.

— Найн. Война, капут.

— А мать?

— Ее все знают. Она организовала кооперативную пекарню. Леб воль, Алекс!

Ева пожала ему руку и сошла с дороги.

— Приходи к нам в клуб на праздник, — сказал Алексей девушке. — Будут танцы и музыка.

Она тряхнула белокурыми волосами, весело засмеялась и помахала рукой на прощание.

Кончался второй год службы Алексея Куприянова в Группе советских войск в Германии. Теперь уже он сам и его товарищи чувствовали себя старожилами гарнизона и ветеранами полка. Напряжение в армии возрастало и усиливалось.

Алексей и его друзья все больше и больше ощущали пропасть между Восточной и Западной Германией. Две Германии, два совершенно разных мира. Один — это Мюллер, его дети, Ева и все люди, занятые мирным трудом, вся демократическая Германия. И совсем другой мир был там, на Западе. Оттуда в любой момент можно ожидать очередной провокации реваншистов.

Полк все чаще поднимали по тревоге, отменили увольнения в город, все держалось в предельной боевой готовности. В дождь и стужу солдатам приходилось сидеть в поле и в лесу, не смыкая глаз ни днем ни ночью. Каждый час приносил новые тревоги и заботы, на политзанятиях офицеры объясняли сложность обстановки в Германии и во всем мире.

Когда же возник кризис в Карибском море, у всех нервы напряглись до предела, все ждали чрезвычайных событий, которые могли разразиться в любую минуту. Радио и газеты приносили тревожные сообщения о Кубе. На границах ГДР и в Берлине усилились провокации. За каменной стеной, воздвигнутой для защиты демократической части города от западных налетчиков, продолжалась подозрительная возня. То тут, то там фашисты устраивали подкопы, взрывали бомбы, стреляли среди белого дня, убивали солдат Народной армии Германской Демократической Республики.

В свободные минуты Алексей писал письма на родину. Это была единственная возможность поговорить с родными. Как-то он получил сразу три письма.

Сестра прислала фотографию сына, который родился три месяца назад. Вот он какой, Алексеев племянник, шустрый, веселый, похожий на Шуру.

Товарищ писал Алексею о том, что поступил в вечерний техникум и теперь будет работать и учиться.

Самое большое письмо было от отца. Он подробно описывал свою жизнь, хвалил зятя, восхищался внуком, сообщал, что они получили новую отдельную квартиру из двух комнат. «Город наш стал красивым, живем мы в достатке. Не было бы только войны, ну ее к бесу. Я благодарю тебя, сынок, что ты нашел Франца Мюллера и передал ему от меня привет. Я рад, что и он сам, и его дети остались живы и строят новую социалистическую Германию. Значит, наша борьба, пролитая нами кровь и пережитые страдания принесли хорошие плоды...»

Алексей дал товарищам прочитать письмо от отца и показал фотографию племянника. Солдаты молча сидели рядом, вспоминали Родину, думали о будущем. Добрыми глазами разглядывали фотографию малыша, бойкого карапуза с круглыми налитыми щечками и надутыми губами. Мальчик задорно смотрел на мир прищуренными любопытными глазками.

— Удивительное дело, — сказал Алексей, разглядывая фотографию племянника. — У меня какая-то нежность ко всем детишкам, будто они мои. Иногда мне кажется, что я тот самый солдат, что стоит на памятнике, в одной руке держит меч, а в другой малого ребенка.

— Такая наша солдатская жизнь, — ответил Бондарчук. — На то и живем, чтобы защищать малых детей и всех добрых людей.

Алексей закрыл глаза и несколько минут сидел неподвижно. И опять ему вспомнилась вся его жизнь — от раннего детства, когда он с сестренкой Шурой ходил на развалины завода, где погибла мать, и до этой вот минуты. Как много воды утекло с тех пор, как далеко унесла его судьба...

И ему было приятно чувствовать себя недремлющим часовым мирного дня, стражем великой свободы и счастья всех честных людей.