Анатолий Трушкин

Привилегии

Я тут познакомился с одним мужиком, он работает на самом верху, выше крыши. Ну, мне интересно стало, а такой мужик еще, душа нараспашку. Спросил его насчет привилегий.

Он так удивился. Говорит:

— Какие привилегии?

Я говорю:

— Сам не знаю. Болтает народ… Лечат вас, может, повеселее, чем нас?

Он говорит:

— Нас повеселее?! Вот ты, говорит, лег в городскую больницу, ты тоски не знаешь, в любой момент народу вокруг — не то. что умереть, заснуть не дадут. А у нас после обеда в домино сыграть не с кем.

Я спросил:

— Мрут, что ли, до обеда?

Он говорит:

— Не мрут, но с кем играть-то? У каждого отдельная палата. То есть, понимаешь, если тяжело заболел, горшка подать некому. «На фиг, думаю, мне такое лечение». Но все-таки допытываюсь:

— Есть же какие-то преимущества. В очередях не надо стоять, пайки у вас, заказы, дефицит — все на дом.

Он говорит:

— Смеешься, что ли? Зачем ты так смеешься жестоко? Это не преимущество, это — смерть. Жизнь — это движение! Это когда тебя то в кипяток, то в прорубь, то в очередь, то из очереди. Вот ты вышел из дома, извини за выражение, за нижним бельем. Ты предпоследнее постирал, а последнее порвалось. Вышел, выбежал— туда, сюда, вперед, назад — нигде ничего! Это — жизнь, ты весь в движении. И вдруг дают. Кинулся, растолкал всех — первый в очереди — «Да здравствует Советская власть!».

Несут — итальянское… не то тапочки, не то шляпы. Какая тебе разница? У тебя все равно ничего нет, ты — нищий. Это — жизнь! И тут начали продавать. У тебя глаза горят, кровь кипит. Кто-то слева взял сто штук по двойной цене, кто-то справа по тройной, кто-то еще что-то. И ты первый, но перед тобой кончилось. Горе! Слезы! Отчаяние! — «Долой Советскую власть! В гробу такие перемены!».

И тут еще несут, еще лучше… не то ползунки, не то лифчики. Какая тебе разница, ты — нищий. И ты тянешься, и хвать последнее. Все — радость, счастье, не зря жизнь прожил.

Сколько ты всего пережил, а вышел только за трусами. А выйди за мебелью. Ты сто жизней проживешь, пока достанешь табуретку.

Я так обрадовался, что у меня в квартире шаром покати, что мне еще жить и жить в очередях! Но вида не подаю, говорю:

— А оклады-то!

Он:

— Что оклады?

— Оклады-то подняли вам ни за что ни про что, за здорово живешь, почти в два раза.

Он говорит:

— Нам подняли?!. Это мы сами себе подняли. А что такое сами себе? Сам себе цветы купил или сам себе бутылку поставил. Это — одни расходы. Если бы кто-то тебе, а то ты сам себе. Мы в сильной растрате. Я каждый месяц сам себе как будто ящик коньяка ставлю.

Я перекрестился. «Слава тебе, господи, — думаю, — что нам не прибавили. И так концы с концами не сводишь, а тут бы точно по миру пошли».

И так мне его что-то жалко стало, этого мужика, седой уже, а чего он хорошего видел в жизни? Жена у него не работает, болеет с детства — дыхание неровное.

И я, значит, рядом — все при мне: в выходные работаешь — платят: покалечился на производстве — за электричество скидка: жена шьет, дочь шьет, теща вяжет, тесть бутылки сдает.

В общем, стою перед ним — как будто я у него в голодный год талоны на хлеб украл. Достал, что было: три рубля, сигареты «Астра», спички — все отдал.

Я к чему все это? Есть которые болтают про привилегии, народ мутят. Им бы фитиль вставить куда следует. Работала же комиссия, прямо сказал Примаков: «Нету никаких привилегий».

Чего мутят народ?.. Примаков же врать не будет.