Анатолий Трушкин

Картина первая

На сцене ни то, ни се, ни дворец, ни изба, так себе какое-то помещение, что-то из сказки, что-то из реальной жизни. Посередине помещения стоит кресло-качалка. Входит ЛЕТОПИСЕЦ.

ЛЕТОПИСЕЦ (в зал). Здравствуйте. Я — летописец. Работа у нас нервная. А сейчас тем более, перемены везде, надо на новый лад настраиваться. Раньше мы как писали?.. «Ни давно, ни недавно». А когда? А бог его знает когда. Может, вчера, может, сто лет назад. Или писали «в тридевятом царстве, в трезвом государстве». Вроде бы и не у нас, хотя по остальным приметам точно мы, но ничего доказать нельзя. Писали все в этом вот роде, потому что девиз у нас такой был: «Береженого бог бережет». Ну, это все в прошлом. Сейчас я у Старика одного работаю. Написал, что жил-был Старик и было у него три сына. Больше пока ничего не стал писать. Ничего особенного пока не произошло. (Отходит в глубь сцены.)

Появляется СТАРИК.

СТАРИК (в зал, бодро). Все, ребята! Помираю. Нет уже никаких желаниев! Ничем не восхищаюсь, ничем не возмущаюсь. Вчера еще ничего себя чувствовал, участвовал как-то в жизни, а сегодня будто корова языком слизала. Телевизор начто любил смотреть, сегодня включил — не радует. Три часа смотрел, чувствую, помираю. (Оглядывается, зовет.) Лека-арь! Ле-е-ка-арь! (В зал) Тo на вызове, то у него на приеме сто человек, а больше всего сам болеет. (Зовет.) Страж! Стра-аж! (В зал.) Не дозовешься никого. Но мне уже все равно, ни до чего дела нет. На девушков смотрю и тоже уже… никаких эмоциев. (Зовет.) Лека-арь!

ЛЕТОПИСЕЦ. Он скоро придет.

СТАРИК. Кто здесь?.. A-а, Летописец. А я помираю, брат.

ЛЕТОПИСЕЦ. Пожил бы еще.

СТАРИК. И рад бы, да не могу. Уже ничем не возмущаюсь, ничем не восхищаюсь.

ЛЕТОПИСЕЦ. Что ты такое говоришь?! Разве такое можно говорить вслух? Ничем он у нас не восхищается. Подожди, сейчас развеемся. (Хлопает в ладоши.)

Выходят в сарафанах три девушки. Летописец подходит к ним, о чем-то спрашивает, затем объявляет: «Старинная русская песня «Паромщик».

ДЕВУШКИ (поют).

Упала ранняя звезда,
В полях прохлада.
Плывет паром, поет вода
О чем-то рядом.

Летописец дирижирует.

Старик слушает, подпевает, спохватившись, безразлично отворачивается.

По сигналу Летописца девушки обрывают песню, уходят.

ЛЕТОПИСЕЦ. Может, чего-нибудь чуждого хочется?

Старик отрицательно качает головой

ЛЕТОПИСЕЦ. Скрытничаешь ты чего-то от своего же товарища. Обиделся я на тебя.

СТАРИК (мнется на месте, озирается). Никому не скажешь?

ЛЕТОПИСЕЦ. Никому.

СТАРИК. Хочу попробовать пожить для себя. А что, понимаешь, все время для общего блага корячиться?

ЛЕТОПИСЕЦ. А не стыдно?

СТАРИК. Ну. как же? Ну, что ты? Конечно, стыдно. Но все равно тянет. Сам посуди, одно дело за оклад с ума сходить, другое дело спокойно стоять на рынке с тюльпанами, рубль штука. Я, честно-то говоря, думаю, вот так спроси любого, создай ему условия, любой согласится для себя пожить.

Летописец с сожалением поводит головой.

(Выходит на авансцену, выбирает кого-то из зрителей.) Пойдешь торговать по рублю штука?.. И все деньги себе?

ЛЕТОПИСЕЦ. Не пойдет он.

СТАРИК (зрителю). Через год машина.

ЛЕТОПИСЕЦ. Она не нужна ему.

СТАРИК. Дача.

ЛЕТОПИСЕЦ. Что на ней делать-то?

СТАРИК (зрителю). А что ты щас имеешь?.. Кем работаешь? Сколько выходит в месяц?

ЛЕТОПИСЕЦ. Не в деньгах счастье.

СТАРИК (зрителю). А в чем?.. Примерно хоть сколько выходит?.. Стыдно сказать?.. Не стыдно. Тогда скажи. Встань и скажи честно всему залу, сколько выходит в месяц!

ЛЕТОПИСЕЦ. Оставь, пожалуйста, его в покое. Он за билет рубль заплатил. Сейчас речь о тебе.

Старик подходит к Летописцу.

Значит, ты решил притвориться? «Ничем уже не возмущаюсь, ничем не восхищаюсь», все подумают: наверное, человек помирает, и оставят тебя в покое. А ты начнешь жить для себя. А я вот что думаю: хозяйство-то тебя заставят передать кому-нибудь из сыновей. А без хозяйства как для себя жить?

СТАРИК. Правильно. А я скажу: тому из сыновей хозяйство, кто первым женится. (Оглядывается, по секрету.) Их щас черт не женит. У меня, брат, все продумано.

ЛЕТОПИСЕЦ. Хорошо, молодец. Значит, пускай все корячутся для общего блага, а ты лично станешь жить только для себя?

Появляется увешанный пучками трав ЛЕКАРЬ, чихает.

ЛЕТОПИСЕЦ. Будь здоров, Лекарь. Явился?

ЛЕКАРЬ. Травы собирал.

СТАРИК. «Травы». Тут гроб пора собирать! Так-то, брат.

ЛЕКАРЬ (издалека). Дышите.

Старик глубоко дышит.

Не дышите. А-а-а.

СТАРИК. А-а-а-а.

ЛЕКАРЬ. ОРЗ.

ЛЕТОПИСЕЦ. До утра дотянет?

ЛЕКАРЬ (пожимает плечами). Возможности человека безграничны! Возьмем мозг. Он работает только на девять процентов, остальное природа держит в запасе. Возьмем энергию мускул…

СТАРИК. Энергия еще есть, а желаниев уже нет. Ничем не возмущаюсь, ничем не восхищаюсь.

ЛЕКАРЬ. Ты что несешь?!. Как это ты ничем не возмущаешься?

СТАРИК. Вчера еще ничего себя чувствовал, активно, а сегодня на все наплевать.

Появляется СТРАЖ. В руках у него алебарда.

СТРАЖ (чеканя шаг, подходит к Старику). По вашему приказанию прибыл! P-раз, два!

СТАРИК. Я тебя когда звал, ты когда явился?

СТРАЖ. Так точно! Вы звали, я явился.

СТАРИК. Тяжело тебе будет без меня. Ухожу я, брат, в лучший из миров.

СТРАЖ. Счастливого пути! Хорошего настроения!

СТАРИК (Лекарю). Сколько, ты говоришь, у человека процентов мозга работает?

ЛЕКАРЬ. Девять.

СТАРИК (оглядывает Стража). Маловато. Хотя мне все равно.

ЛЕТОПИСЕЦ (Стражу). У него пропал вкус к жизни. Ничем не возмущается, ничем не восхищается.

СТРАЖ. Наш человек?! Ничем не восхищается? Не может быть! (Старику.) Щас передали по радио, случайно установили связь с другой цивилизацией!

СТАРИК. Ну и что?.. (Лекарю.) Как там у вас?.. Избегайте случайных связей?

СТРАЖ. А еще передали: наши в футбол стали чемпионами мира!

Старик. Лекарь. Летописец безнадежно машут руками.

СТАРИК. Прост ты. Соврать и то толком не можешь. Лекарь и Страж выходят на авансцену.

ЛЕКАРЬ. Если человека ничто не восхищает и не возмущает, значит, он умирает.

Старик подмигивает Летописцу, устало идет к креслу.

Или притворяется.

СТАРИК. Я умираю. (Кряхтя и стеная, садится в кресло.)

ЛЕКАРЬ (в зал). В подобных случаях надо окружить товарища вниманием и заботой. Ну и конечно, надо попробовать чем-то восхитить или возмутить его.

СТРАЖ (старику). Не падай духом, у нас газеты есть. Они, брат, скучать не дадут никому. (Лекарю.) Давай.

ЛЕКАРЬ (достает газету, читает). «Мальчик пяти лет свободно считает до двух миллионов».

СТРАЖ (Старику). Ничего себе мальчик у нас! (Лекарю.) Не может быть. Я не верю.

ЛЕКАРЬ (читает). «Удивительные способности мальчика обнаружила счастливая случайность. Отец не закрыл сундук и ушел на работу. Мальчик залез в сундук, нашел деньги, которые отец отложил на черный день, начал считать их. Остановился он при счете два миллиона. Мальчику присудили медаль математического общества».

СТРАЖ. Ну, надо же! Ну, ты подумай! Медаль присудили! (Лекарю.)Ты серьезно говоришь, не шутишь? (Старику.) Шутит небось. (Лекарю.) Мальчику дали медаль, не папе?

ЛЕКАРЬ. Папе десять лет дали.

СТРАЖ (для Старика). Ну, надо же! И папу не обошли, и папа сподобился! Вот семейка.

Все смотрят на Старика.

СТАРИК. Мама небось рада.

ЛЕКАРЬ. А ты?

СТАРИК. Мне все равно.

СТРАЖ (лекарю). Давай еще.

ЛЕКАРЬ (достает другую газету, читает). «Из обнаруженного окаменелого яйца динозавра…»

СТРАЖ. A-а?! Яйцо нашли! Чего угодно ждали, только не яйца!

Старик мрачно, не шевелясь, слушает.

ЛЕКАРЬ. «Из обнаруженного окаменелого яйца динозавра ученым удалось приготовить…»

Старик выпадает из кресла, бьется в конвульсиях смеха.

СТРАЖ. Чего ты?

СТАРИК (берет себя в руки, садится в кресло). Виноват.

ЛЕКАРЬ. «Из обнаруженного окаменелого яйца динозавра…» (выжидающе смотрит на Старика.)

Старик мрачен и недвижим.

«Ученым удалось приготовить…»

Старик выпадает из кресла, задыхается от смеха.

Что смешного?

СТАРИК. Яичницу?!. Яичницу удалось приготовить?

— ЛЕКАРЬ. Порошок.

СТАРИК (поднимается, конфузится за свой смех, в зал). Извините.

ЛЕКАРЬ. Один грамм такого порошка…

СТАРИК. Мне все равно. (Садится в кресло.)

Лекарь и Страж беспомощно переглядываются.

ЛЕКАРЬ. Его уже не спасти.

СТРАЖ (достает газету, громко). «На реке вступила в строй новая гидра!

Старик хватается за сердце.

Электра! станция!» P-раз, два!

СТАРИК (безразличен, зевает, потягивается). Кажись, помираю.

ЛЕКАРЬ. Погоди!

СТАРИК. А что такое? Имею право.

ЛЕКАРЬ. Сперва скажи, на кого оставляешь хозяйство. На кого из сыновей?

СТАРИК. На того, кто первым женится. Тому и шапку, и хозяйство. Семья она любого заставит взяться за ум.

СТРАЖ (сложив ладони рупором, кричит). Дети, к отцу! Дети-и!

Появляется первый сын в водолазке, коротковатых брюках.

ПЕРВЫЙ СЫН. Здравствуй, батюшка.

СТАРИК. Здравствуй, сынок. (В зал.) Любимец мой. (Сыну.) Ну, как ты живешь-можешь? Чем щас занимаешься?

ПЕРВЫЙ СЫН. Работаю по металлу.

СТАРИК. Хорошо. И я по металлу начинал. А скажи-ка, ночью, когда спать ляжешь, о чем мечтаешь?

Первый сын конфузится.

Ну, чего ты? Все свои. Говори, говори. Что естественно, то не стыдно.

Первый сын конфузится.

ЛЕКАРЬ. Не стесняйся, говори, здесь одни мужчины.

ПЕРВЫЙ СЫН. Только лягу, только глаза закрою, сразу засыпаю.

Все разочарованно вздыхают.

ЛЕТОПИСЕЦ (Старику). Не так ты спрашиваешь. (Первому сыну.) Вот скажи нам, что самое главное для молодого человека?.. Любого.

Старик согласно кивает.

Черного, белого, желтого.

СТАРИК. Оранжевого.

ПЕРВЫЙ СЫН. Какого оранжевого?

СТАРИК. Это я так, к слову.

ПЕРВЫЙ СЫН. Главное для всех — мир.

СТРАЖ. Молодец! P-раз, два!

СТАРИК. Сынок, у вас что, митинг был?

ЛЕТОПИСЕЦ (Старику). Погоди. (Первому сыну.) Правильно, для всех главное — мир. А лично для каждого, что главнее всего в жизни?

СТАРИК. Да, вот лично, что главнее всего?

ПЕРВЫЙ СЫН. Мир. Об этом должен думать каждый лично.

СТАРИК. Тогда я тебе задам наводящий вопрос. Как ты насчет девушков?

Первый сын недоуменно смотрит на Старика.

Вот ты весной идешь по улице, навстречу тебе девушка, красивая, стройная, улыбается.

ПЕРВЫЙ СЫН. Кому?

СТРАЖ. Всем.

ПЕРВЫЙ СЫН. Дурочка, что ли?

ЛЕТОПИСЕЦ. Видишь, в чем тут дело. Папа твой решил так: кто из вас первым женится, тому шапка и хозяйство.

ПЕРВЫЙ СЫН. Я не женюсь! Что я, хуже всех? Сейчас никто не женится. Никто не женится, а я женись, да?