Анатолий Трушкин

Девочки

Кошмар — это когда в летнюю душную ночь без воздуха и сна под окном кто-то вдруг начинает петь… без слуха и голоса.

Часа в два ночи я не выдержала, спустилась во двор. В беседке — три девочки лет по семнадцати. Говорю:

— Как вам не стыдно?!. Неужели вы не понимаете — люди отдыхают. Как же можно жить, ни о чем не думать, только о себе?

— Ой, ой! Извините, мы забылись… Выпили и забылись.

Смотрю — у них полбутылки вина, колбаса.

— Девочки, — говорю, — вы же будущие матери!

Они говорят:

— Мы только что аборт сделали.

Я когда пришла в себя, уже из любопытства интересуюсь:

— Вы с мужьями хоть посоветовались?

— С кем? С кем?! — Они меня спрашивают.

Я поняла, что мужей в помине нет.

— Господи, — говорю, — налейте мне вина. Что-то я себя плохо чувствую.

Отпила глоток, говорю:

— Девочки, что же вы делаете?.. Что же вы с собой делаете?!. Разве можно так жить?.. Себя калечите! Честь не бережете!

Нет, я сама тут же поняла, что про честь опять какую-то глупость сказала, но остановиться уже не могу. Говорю:

— Все-таки нехорошо, если соседи узнают или на работе.

Они от смеха свалились со скамеек. Не в переносном смысле, в прямом. Свалились, катаются по земле, надрываются.

Я еще подумала: «Хорошо, что аборт уже сделали». Чувствую — снова мне допинг нужен. Они налили, я выпила. Спрашиваю:

— Как же это все у вас получилось?

Они говорят:.

— У нас, как у всех… Здесь пообещали, там обманули… Рядом никого, посоветоваться не с кем… Отношения уже рыночные… А всего хочется, все дорого… И все какие-то злые стали, жадные, не знаешь, кому верить.

И заплакали.

Я опять стою как дура, ничего не понимаю, потом говорю:

— Девочки! Сейчас я закусить принесу. И еще у меня полбутылки кагора есть.

Сбегала. Выпили мы по рюмке, закусили и… запели. Часа три уже было.

Минут через десять еще четыре женщины подошли: одна с гаечным ключом, другая с собакой, третья с кошкой… четвертая с мужем — кто с чем.

Уже нас хор — восемь человек и один мужчина.

Еще через десять минут из соседнего дома две женщины пришли — с саблей одна, другая с веником.

Ну и потянулись потихоньку… в шортах, халатах, сорочках, простынях. Брюнетки, блондинки, шатенки, рыжие, крашеные. С ремнями, горшками, щетками.

Луна светит, ветер поднялся небольшой.

В шесть милиция подъехала — нас уже человек восемьдесят. Кто стоит, кто на лавочке сидит, кто на земле, кто на качелях. Пиво у нас, вино, квас, овощи, пирожки, студень. Поем.

Дети здесь же, конечно. Где женщины, там и дети. Мужчины в стороне стоят, помалкивают.

Мы плачем, поем… выпиваем. И пожилые девочки есть, и лет под семьдесят, и молоденькие совсем. Одну бабушку вынесли в раскладушке, она не плакала, но все грозила кому-то пальцем… на небе.

Патруль видит — мы на печальной волне, лучше с нами не связываться, уехал.

А мы все плачем и поем, поем и плачем. Спроси: почему? — никто не скажет… А наверное, есть все-таки причина.