Анатолий Трушкин

Картина шестая

Кладбище. Скамейка. К скамейке прислонены две лопаты. На скамейке сидят два могильщика.

ПЕРВЫЙ МОГИЛЬЩИК. Хорошо здесь как!

ВТОРОЙ МОГИЛЬЩИК. Воздух чистый. Все говорят: «Швейцария, Швейцария». А мне больше нравятся кладбища у нас в средней полосе.

ПЕРВЫЙ МОГИЛЬЩИК. Я, знаете, о чем еще хотел вас попросить. Не могли бы вы взять надо мной шефство? А то я здешних обычаев видом не видывал, слыхом не слыхивал.

ВТОРОЙ МОГИЛЬЩИК (польщен). Вот сразу тебе замечание даю — неграмотно говоришь. Шефство — это когда бесплатно, а здесь теперь за все платить надо.

Звучит траурная мелодия. Появляется похоронная процессия. Впереди в черном платке идет Сваха, ее поддерживает под локоть Летописец. сослуживцы несут на руках Старика. Замыкают шествие Страж и Лекарь.

ЛЕТОПИСЕЦ. Ребята, номер тысяча девятьсот восемьдесят седьмой где?

ВТОРОЙ МОГИЛЬЩИК. Здесь, отец. Сюда рули.

Сослуживцы ставят Старика на ноги, отходят в сторону. Старик стоит замерев, закрыв глаза, сложив руки на груди. Он в сапогах, в солдатской форме с нашивками за ранения, с медалью «За отвагу».

ЛЕТОПИСЕЦ (озирается). А могила где?

ВТОРОЙ МОГИЛЬЩИК. Зарыли уже.

ЛЕТОПИСЕЦ. Как зарыли?.. Пустую?

ВТОРОЙ МОГИЛЬЩИК. Зачем? С покойником.

ЛЕТОПИСЕЦ. Так вот же он! (Показывает на Старика.) Вы не того зарыли.

Могильщики подходят к Старику, разглядывают его.

ВТОРОЙ МОГИЛЬЩИК. Может быть, мы его и не зарыли. (Первому могильщику.) Как считаешь?

Первый могильщик пожимает плечами.

Тот вроде повыше был и потолще.

Первый могильщик пожимает плечами.

И тот вроде улыбался, а этот как будто недоволен чем-то.

Первый могильщик пожимает плечами.

И тот вроде в очках был. Значит, это другой.

Компания сослуживцев образовала кружок, внутри которого время от времени слышно позвякивание стаканов.

СВАХА. Но могила ведь наша. Куда же вы смотрели? О чем вы тут думали? А если бы с вашим отцом так?!

ВТОРОЙ МОГИЛЬЩИК. Ты не кричи, тетка, не качай права! Мы вообще могли ничего не делать, мы свою смену отработали. Поняла? Не нравится, иди сама рой!

ЛЕТОПИСЕЦ. Дарья Тимофеевна, не надо так. Я сейчас договорюсь с ними. Зачем шум поднимать? Иван Петрович не одобрил бы вас. (Идет ко Второму могильщику.) Мы заплатим. Сколько надо?

Второй могильщик обиженно молчит. Первый могильщик продолжает с любопытством разглядывать Старика. Старик неожиданно чихает и вновь замирает. У Первого могильщика отвисает челюсть, он крестится. озираясь, пятится к напарнику.

ВТОРОЙ МОГИЛЬЩИК (Летописцу). Дело в принципе. Летописец шепчет ему что-то на ухо.

А я говорю: дело в принципе.

Летописец шепчет ему что-то на ухо.

Деньги нас не волнуют.

Летописец шепчет ему что-то на ухо.

А я тебе говорю: если я в день не буду иметь, сколько ты в месяц, я сам лягу в могилу.

Летописец шепчет ему что-то на ухо.

(Категорично.) Пятьдесят.

ЛЕТОПИСЕЦ. Пятьдесят?! Чтобы лечь в свою могилу?! (Спохватывается.)Хорошо, хорошо, я согласен.

Могильщики садятся на скамейку, закуривают.

СВАХА (подходит к Старику, тихо). Ничего тебе?

СТАРИК (с закрытыми глазами). В плечах жмет. Они, Даша, обязаны бесплатно хоронить.

СВАХА. Мало ли что.

СТАРИК. В конституции записано.

СВАХА. Мало ли что.

Первый могильщик наблюдает за разговором Свахи и Старика, в обмороке сползает со скамейки.

ВТОРОЙ МОГИЛЬЩИК. Куда ты? (Поднимает его, приводит в чувство.) Покойников не видел?

ПЕРВЫЙ МОГИЛЬЩИК. Мне показалось…

ВТОРОЙ МОГИЛЬЩИК. Хочешь деньги иметь, ни на что не обращай внимания.

В кругу сослуживцев слышны позвякивания стаканов и приглушенный смех.

СВАХА (подходя к Летописцу). Они и не думают начинать. Оба направляются к могильщикам.

СВАХА. Как же вам не стыдно, а?! У людей такое горе, люди себя от горя не помнят, а вы пользуетесь!

ПЕРВЫЙ МОГИЛЬЩИК (встает, пристыженно). Мы сейчас.

ВТОРОЙ МОГИЛЬЩИК. Сидеть. (Свахе.) Отца хоронишь, а жмешься. Это раз в жизни бывает, это на всю жизнь память, а ты жмешься. Святого уже ничего не осталось, да? (Смотрит в небо.) Ну, до чего вот ты дожалась? (Вытягивает ладонь.) Дождь пошел.

Сваха бежит к Старику, кладет ему на голову целлофановый пакет.

СТАРИК. Никто с горя не затосковал?

СВАХА. Никто.

СТАРИК. Крепятся, вида не показывают. Ты подскажи им, пусть они речи начинают говорить. В речах, Даша, сокровенное сильно должно проступить.

Сваха направляется к компании сослуживцев. Смех прекращается, все идут к Старику, выстраиваются по обе стороны от него, к ногам ставят венок.

ЛЕТОПИСЕЦ. Пожалуйста, кто-нибудь от профкома… от друзей.

На шаг вперед выступает ОРАТОР.

ОРАТОР (тихо). Как его звали?

ЛЕТОПИСЕЦ. Иван Петрович Сидоров.

ОРАТОР. Товарищи, всех нас… и вас постигла тяжелая, невосполнимая утрата. Навсегда ушел от нас… и от вас дорогой, горячо любимый нами… и вами Сидор Петрович Иванов.

Старик открывает удивленные глаза, смотрит на Оратора.

Не хочется верить, что его уже нет среди нас… и вас… и нас, среди живых. Прости, что мы не уберегли тебя. (Смотрит на Старика, в изумлении открывает рот.) Что же?.. Глаза-то что же ему не закрыли?.. Нехорошо как смотрит.

Сваха ладонью проводит по лицу Старика, закрывает ему глаза.

ЛЕТОПИСЕЦ (Оратору). Ничего, ничего, говорите.

ОРАТОР. Бывает, человек жил как не жил. Что сделал?! Кому помог?! Какой след оставил на земле?!. Нет ответа. Не так жил и умер дорогой наш… и ваш Иван Сидорович Петров.

Старик открывает удивленные глаза, таращится на Оратора.

Нет, не так! Шалишь, брат! Сидор Иванович и сегодня как живой стоит перед глазами у всех честных людей. (Смотрит на Старика, замирает.)

Сваха проводит ладонью по лицу Старика.

ЛЕТОПИСЕЦ (Оратору). Ничего, ничего, говорите.

ОРАТОР. Прощай, Сидор Сидорович!

Старик открывает глаза.

Ты еще долго будешь светить нам своим примером. Конечно, ты тоже был не без греха. Но мы все, слава богу, атеисты и в загробную жизнь не верим. Надеюсь, ты меня слышишь. (Смотрит на Старика.)

Старик согласно кивает ему.

(Передергивается, неуверенно.) Надеюсь, ты меня слышишь?

Старик согласно кивает.

(В зал.) Мне больше не наливать. (Отходит.)

ЛЕТОПИСЕЦ. На этом траурный митинг объявляю закрытым.

Все, кроме Свахи, отходят от Старика, вновь собираются в кучу, вновь слышны смех и позвякиванье стаканов.

ВТОРОЙ МОГИЛЬЩИК (Первому могильщику). Покойников не бойся. Бояться их не надо. Туг все дело в привычке. Вот сейчас иди к нему и привыкай.

ПЕРВЫЙ МОГИЛЬЩИК. Не могу.

ВТОРОЙ МОГИЛЬЩИК (снисходительно). Ну, пойдем вместе.

Круг сослуживцев расступается, под хлопки, посвист, притоптывая, входит Первая сослуживица. Поет.

ПЕРВАЯ СОСЛУЖИВИЦА.

Я миленка попросила:
«Обними меня, родной».
А миленок отвечает:
«Я сегодня выходной».

ВСЕ. Ух, ты! Эх, ты!

СВАХА. Как же так? Ведь неприлично.

ЛЕТОПИСЕЦ. Лучше не обращать внимания, Дарья Тимофеевна. Ну, что теперь поделаешь. Жизнь есть жизнь.

В круг вступает Вторая сослуживица.

ВТОРАЯ СОСЛУЖИВИЦА:

Шила милому штаны,
Вышла рукавица.
Меня милый похвалил:
Ну и мастерица.

ВСЕ. Ух, ты! Эх, ты!

ТРЕТЬЯ СОСЛУЖИВИЦА.

Раньше спросишь: «Как жена?»
Говорят: «Здоровая».
Нынче спросишь: «Как жена?»
Говорит: «Которая?»

ВСЕ. Ух, ты! Эх, ты!

Сваха кидается к Старику.

СВАХА. Ваня, восстань! Восстань, Ваня!

СТАРИК. А если кого кондрашка хватит?

СВАХА. Пусть! Семь бед, один ответ. (Как в гипнотическом сеансе простирает к Старику руки.) Восстань!

СТАРИК (в зал). Ну, трепещите все.

СВАХА (повторяет пасс). Восстань!

СТАРИК. Что-то никак не вылезу.

СВАХА. Поторопись, Ваня, не то разойдутся все.

СТАРИК. Гвоздем, что ли, гимнастерку прихватили?

СВАХА. Уходят ведь!

Честная компания покидает кладбище.

Что же это, Ваня?

СТАРИК (сквозь слезы). Видишь, как работают? Халтура кругом, гвоздем гимнастерку прихватили. (Последним усилием «вырывает» себя из гроба — сходит с места.)

Все уже ушли. На сцене, кроме него и Свахи, остались только могильщики.

Убитые неудачей, понуро стоят Старик и Сваха. Первый могильщик прячется за спину Второго.

ВТОРОЙ МОГИЛЬЩИК (подходит к Старику). Твоя могила?

СТАРИК (отрешенно). Моя.

ВТОРОЙ МОГИЛЬЩИК. Добавишь полста, через пять минут похороним в лучшем виде.

СТАРИК. Добавлю.

ВТОРОЙ МОГИЛЬЩИК (сочувственно хлопает Старика по плечу). Давно умер?

СТАРИК. Вчера.

ВТОРОЙ МОГИЛЬЩИК. Ничего, с каждым может случиться. Ну, счастливо тебе. (Обнимает Старика, троекратно целует.)

Могильщики отходят.

А ты боялся. Вот такой покойник!

ПЕРВЫЙ МОГИЛЬЩИК. Он же живой! Только что говорил с вами человеческим голосом.

Второй могильщик пораженный замирает, тупо смотрит перед собой.

Целовались-обнимались с ним.

ВТОРОЙ МОГИЛЬЩИК (сплевывает, вытирает рукавом губы). Живой, мертвый — какая нам разница? Закопаем, и все дела. Главное, чтобы деньги шли.

Оба уходят.

СТАРИК. Дуй, ветер! Дуй, пока не лопнут щеки! Лей, дождь как из ведра…

СВАХА. Ты что, Ваня?.. Про что ты?

СТАРИК. Вой, вихрь, вовсю! Жги, молния! Лей, ливень! Вихрь, гром и ливень, вы не дети мне.

СВАХА. Ваня, да что же это с тобой сделалось вдруг? Очнись, Ваня!

СТАРИК (приходит в себя). Что?

СВАХА. Что говорил-то сейчас, помнишь?

СТАРИК (виновато). Не помню. Нашло что-то. А я вот что понял, Даша. Верное дело! Внутри у людей борются личное и общественное. Чистая сила и нечистая. А какая из них чистая, еще пока неизвестно. Отсюда все драки. скандалы и убийства. Но чего они борются-то?.. Им надо сочетаться. Вот и вся разгадка!!. Вот мы с тобой — и об общественном помним и личное не забываем.

СВАХА. Про что мы не забываем?

СТАРИК. Про общественное и личное. (Обнимает ее за талию.)

СВАХА (слабо сопротивляется). Да когда же ты угомонишься?

СТАРИК. Никогда! (Обнимает ее.)

СВАХА. Об общественном и личном на кладбище?

СТАРИК. Везде, Даша! Нужно, чтобы везде и всегда личное и общественное, так сказать, совокуплялись. (Целует Сваху.) Пошли отсюда. (Зрителям.) И вы все идите домой. Здесь больше делать нечего.

Уходят.

Занавес.

Раздел VII ПУБЛИЦИСТИКА