Анатолий Трушкин

Снежный человек

— Здорово. Сегодня приехал, что ли?..

Видел тебя тут по телевизору. Галька кричит в окно, думал: убилась насмерть обо что-то:

— То-олика показывают по ящику!

А я на дворе был, косу правил. Ну, пришел ты выступаешь в сером костюме. Правильно?!. В сером?!. Ну! Я ж без обмана говорю, как было.

Я как раз по хозяйству был на дворе. Выпивши чего-то пришел… немного, правда… Но сам дошел! Задыхаюсь, слушай, в доме, не могу дышать чего-то, чувствую— помру щас.

А пойду, думаю, лучше на двор, чего-нибудь сделаю. Косу отбиваю, Галька в окно кричит, думал: ошпарила себе чего-нибудь. Ага, кричит так здорово… Думал: бомбу нашла атомную:

— То-олика показывают по ящику!

Ну, захожу — ты выступаешь в сером костюме. Важный такой в сером костюме стоишь, чего-то рассказываешь… ерунду какую-то.

Ты бы хоть раз серьезное чего-нибудь рассказал.

Третьего дня передача была про снежного человека, я думал: тебя покажут. Нету ни хрена. Чего ты не участвовал-то?

Хорошая передача. Не могут его поймать никак!.. Ха-а! Вот тебе и построили социализм, да?.. Чего построили, сами не знают.

У нас один мужик встречался со снежным человеком… С Зеленого холма он, мужик-то, дом напротив почтаря.

Почтаря-то ограбили весной! Не слыхал?.. Ограбили подчистую! Взять ничего не взяли, а упились — самогон нашли и попадали тут же.

Один-то — сын его… почтаря, другой — племянник. Оба из города. А третий-то — сам почтарь. Говорит:

— Ребята Приехали — выставляют, я пью, они еще выставляют — я еще пью.

Оказывается, они его самогон нашли и его его же самогоном угощали. На дармовщину-то все и упились, ага.

А напротив как раз этот мужик живет. Почтарь вот так, а этот мужик вот так… наискосяк… считай, что напротив.

— Иду, — говорит, — в горку-то.

У них магазин на горке. Он пол-литру взял, спустился уже домой, думает: чего я одну-то взял? И опять, значит, скорее на горку, пока очередь помнит его, а то же не пропустят ни за что.

Он еще почему запомнил — день получки был… не то аванса.

— Иду, — говорит, — в горку, вижу — на пути два мужика стоят. Один как бы другому на загривок забрался.

Еще ни разу он так не напивался, чтобы у него вверх двоилось. Вширь двоилось. Да всякий раз вширь-то двоится! А тут вверх. Он выпил перед этим грамм шестьсот — с чего двоиться-то?

Никогда у нас ни у кого вверх не двоилось. Не было случая такого.

— Иду, — говорит, — в горку, вижу — стоит двухэтажный мужик… голый и мычит чего-то.

Чего-то по-своему мычит, вроде как: «Куда идешь. Иван?» Так получается у него. Вроде как: «Куда идешь, Иван?»

Он почему запомнил? Его Петром зовут… «Куда идешь, Иван?» — Петру-то.

— Голос, — говорит. — низкий такой, и глаз один горит прямо! Второй подбитый.

Hie-то ему подбили. Ну, подрался где-то. У нас же, когда получка, могут разукрасить, как елку. Культуры же нет. Ну, под руку если скажешь что-нибудь… Бывает, выпивает человек, а ему под руку что-нибудь говорить начинают… Вообще за такое расстреливать надо.

Ага, глаз подбит один, а голос низкий такой. Ну и нашего парализовало всего со страху. Ну ты чего!

— В глазах, — говорит, — темно, ничего не вижу. На солнце смотрю — нету солнца!

Парализовало всего со страху, ничего не видит.

— На часы смотрю, — говорит, — без двадцати восемь. Сейчас закроют магазин-то! Где потом доставать?

Понял? А этот дрын стоит на дороге, не пускает его, ага. Голос низкий такой.

Он — налево, тот тоже налево, он — направо, тот — направо. Он — в карман, табака достает горсть. Хитрый такой!.. Понял ты? Понял, к чему он?.. Бросить тому в глаза.

Достает табака горсть. Ему Сашка Гагар дал, он свой растит. Крепкий такой табак, хороший!

У Гагара-то жена осенью пропала. Не слыхал?.. Ты уехал с отпуска, и жена его пропала вскоре. Думали, с тобой, может… Так у тебя своя. Куда их две-то к черту?!. Нашлась потом.

Ну и Петька достает горсть-то, хитрый такой… Жена у него Люська тоже хитрая такая!.. Вся семья у них хитрая.

А снежный человек тоже хитрый такой — шлеп ему по рукам!

Он их и чувствовать перестал. Ага, плечи чувствует, а дальше нет ничего, табак один.

Ну, и он тоже звереть начал. Каждый бы так, конечно. Чего, закроют магазин-то запросто!

Никогда у нас раньше снежных не было. Щас чего-то на каждом шагу.

Ну и Петька озверел страшно, думает: бежать надо! А как убежишь?.. Нога-то у него одна под прессом!.. Как от чего?.. Здорово! Тот ему лапой на ногу встал и стоит себе, не уходит никуда. Как бежать-то?

Мне Галька как-то ведро с водой опустила на ногу — ого! Три дня ходить не мог… С коромысла это… стала снимать, оно сорвалось.

Я же виноватый!.. Давно она просила: почини коромысло. А мне все некогда: то забуду, то выпивши, то забуду, то выпивши — оно и сорвалось.

А я рядом был… под ним как раз очутился. А в нем десять литров!.. Я еще босиком чего-то. А ведро полное по края по самые!

И у меня зуб болел, я и стоял — думал: холодного попью — пройдет, может… И не раскорячившись стоял, а чего-то обе ноги вместе. Выпивши, что ли, был. Чего-то вместе их поставил… По обеим и дало!.. Про зуб сразу забыл.

Ну и у него как будто трактор на ноге.

— И уже неприятно, — говорит, — не в зоопарке же, е-мое.

Ощерился этот, голый весь. Он не запомнил бы — голый и голый, подумаешь. В день получки у нас и не такое можно увидеть. А голос низкий Очень! А как пасть разинул!

— Я, — говорит, — вообще всю жизнь за минуту вспомнил. И детство, и армию.

В армии-то они с нашим Женькой Поповым вместе служили. В Мурманске.

Ага, в Мурманске. Только Женька на три года раньше. Петька пошел, уж Женька пришел… Да, Женька пришел— Петька пошел… Погоди-ка… Женька пришел, Петька пошел. Петька пошел — Женька пришел. Ну, да!

Женька пришел уж, женился, дом спалил… Материн дом, хороший еще. Спалил, ага, печка одна осталась.

Главное — дождь неделю лил без перерыва. Чего там могло случиться?.. Он и не курил тогда… Да их и дома-то не было никого. Не знаю, как он спалил.

В общем, Петька стоит — рубаха мокрая от страха, гам мокрый от страха, портки мокрые тоже! На часы глянул — без десяти! Твою мать, закроют ведь магазин! А тут этот пасть разинул, голос такой… как после получки.

— У тебя закурить-то есть? Давай закурим… Чего у тебя, хороших нету? «Астры»-то?.. Ну, давай «Столичные».

Ты чего, ничего с собой не привез, что ли, выпить-то?.. Трезвый стоишь… Чего жара?.. Я тебе такой рассказ классный рассказал — кордебалет целый. По телевизору расскажешь, все деньги себе бери, мне не надо.

А ты чего, в жару не пьешь, что ли, совсем?.. Почему?. Тяжело?.. А кому легко-то в жару?.. Верблюду.

Чем кончилось? Ничем. Перепугался насмерть — и все. Чего, ему тридцать шесть неполных лет — самая жизнь, самое оно. А тот ему ногу придавил, пасть разинул — все! Как говорится. Отберет щас последнюю пол-литру, и чего делать вечером?

Ну и тут ветер с его стороны пошел, с его стороны подул ветер. А шестьсот-то он успел выпить! Зверь дыхнул паров от него — р-раз с копыт. Глаз потух сразу, ногами дергает, пена из него пошла, как из шланга.

Петька перепугался насмерть. И так парализованный стоял, тут пена эта. Бежать скорее… Куда, домой? Ты чего? В магазин. Еле успел.

— Обратно, — говорит, — иду с горы — нету никого, чистая горка.

Хорошо еще он его перед этим догадался измерить для науки. В нем сколько, думаешь, росту?.. Двенадцать пол-литров!

Ладно, пойду. Я тебе вечером расскажу про НЛО. Не слыхал?.. Готовь закуску.

О-о! Вспомнил! И главное-то!.. Я ведь как раз от этого Петьки выпивши пришел, когда Галька в окно чуть не выпала: То-олика по ящику показывают!

Я думал, ей змей под рубашку заполз… или еще кто. Ну, вхожу, ты в сером костюме выступаешь. Правильно?!. Было?!. В сером?!. Ну, вот.

Картошка нужна — заходи. Помидоры, огурцы… Не, не заходи! Я сам принесу.

Главное — Галька орет — у меня весь хмель вылетел. Чего, спрашивается, пил?