Шрам

* * *

Едва проснувшись и кое-как протерев глаза, я натягиваю сапоги. Надо спешить. Куда и зачем – узнаю позже. Меня необъяснимо влечёт прочь из дома, и я доверяю этому странному ощущению.

Шаг, ещё шаг, и я срываюсь на бег. Приближаясь к центру города, я с удивлением отмечаю: дымом не пахнет, а значит, огонь во Дворце правосудия не горит. И я бегу ещё быстрее.

Святой опутан верёвками, и сделали это те, кого я когда-то видела рядом с Саной, её приспешники. Статую Святого обмотали верёвками, как будто поймали страшного зверя. Подбадривая друг друга яростными воплями, они дёргают за путы, пока основание памятника не начинает крошиться. Ещё один триумфальный крик, ещё одно усилие – и Святой падает, его голова разбивается о каменные плиты центральной площади. Из Дворца правосудия, яростно галдя, выбегают люди, но вандалы смеются им в лицо, напоминая, что священное пламя потухло. Мимо меня бегут жители Сейнтстоуна, готовые защищать свои святыни, готовые драться.

Я не спешу присоединиться к толпе, не знаю, что меня держит. Прикрыв глаза, я мысленно возвращаюсь в сон, вспоминаю, как касались моих рук сёстры.

– Мория и Белия, – шепчу я, – куда вы меня направите?

Открыв глаза, я вижу распахнутую дверь – пожарный выход.

«Музей! Там кто-то есть».

Руки сестёр указывают мне путь, и я бегу к тёмному проёму двери.

Здесь нет вопящей толпы, никто ничего не крушит. Я беззвучно миную небольшую комнату у пожарного выхода и заглядываю в пустой вестибюль. Двери главного входа заперты и завалены соломой. Судя по запаху, огромные вязанки пропитаны горючим и вспыхнут от первой искры. Где-то рядом разговаривают, голоса слышны чётче, и я крадусь по каменным ступенькам вверх, надеясь скрыться за изгибом лестницы. Вот они – Сана и Джек. У ног Саны – масляный фонарь, в отсветах пламени пляшут угловатые тени. Горькие слова звучат, будто в театре:

– Мы с тобой всегда знали, чего хотим, правда, Джек? И желания наши совпадали. Я сразу тебя разгадала, ещё когда мы были детьми. Ни ты, ни я не выбираем правое дело, не думаем о людях, мы всегда сражаемся только за себя и больше ни за кого.

Силуэт Минноу светится в пламени фонаря – он стоит прямо, гордо расправив плечи, будто жалкое подобие статуи Святого.

– Когда-то ты любила своих сограждан, Сана. Угольки той любви ещё теплятся, я чувствую. Откуда мне знать, что они не вспыхнут ярким пламенем? Тебе нужна любовь твоего народа, Сана, и в этом твоя слабость. Ты жестока с подданными, знаешь, как заставить их повиноваться, и не стесняешься в средствах, но в то же время хочешь видеть обожание в обращённых на тебя взглядах. Их ненависти ты просто не вынесешь. Власти тебе недостаточно – нужна любовь. Такую же ошибку совершил Дэн Лонгсайт. Я её не повторю.

– Ты ничем не лучше меня, Джек. Давай действовать вместе – пожар выгоден нам обоим. Я стану единоличной спасительницей жителей Фетерстоуна, а ты получишь ярость отмеченных Сейнтстоуна, их беспредельный гнев, и сможешь повести их в любом направлении.

– Ты станешь спасительницей Фетерстоуна? Сана, что ты несёшь? Нет никакого Фетерстоуна, спасать уже нечего и некого – эту битву тебе не выиграть. Тебе нужна земля, покой и достаток. А поджигая наш музей, сбивая с пьедестала статую Святого, заливая огонь во Дворце правосудия, ты получишь лишь ненависть Сейнтстоуна. Отмеченные не сдадутся. Ты никогда не возьмёшь того, зачем пришла.

– Так останови меня силой, Джек! Ведь ты давно рвался в бой! Так давай! Пора! – Глаза Минноу яростно сверкают, он тянет руки к Сане, будто собираясь схватить её за горло и задушить, но в последний момент останавливается. – Так и будешь стоять, не двинешься с места? Только представь, сколько здесь книг! Ты сам велел сложить их в музее, правда? Мне и надо всего-то уронить фонарь рядом с пучками соломы у двери, и от твоего драгоценного музея останется только кучка пепла на развалинах. Ты же не станешь молча смотреть, как горят ваши книги, правда? Я слишком хорошо тебя знаю.

Сана откидывает длинные пряди волос с лица и усмехается, её глаза отчаянно поблёскивают. Она отступает на шаг, готовясь исполнить угрозу.

И тогда раздаётся знакомый смех. Точно так же Минноу смеялся, когда показал мне Галл. Это смех триумфальный, так смеются победители.

– Зачем мне тебя останавливать? – спрашивает он. – По-твоему, я выжил из ума? Твои истеричные нападения мне выгодны. Разве ты сама не видишь, Сана? Всякий раз, когда твои бандиты набрасываются на отмеченных, выигрываю я, в меня верят, мною восхищаются. Все твои победы – дело моих рук. Ты побеждаешь, лишь когда тебе разрешаю я, твоя жалкая попытка убить Лонгсайта – лучшее тому подтверждение. Ты слабеешь, а я становлюсь сильнее. Только представь, как отмеченные поддержат лидера, который укажет им путь к мести. Я пророню пару слезинок над сожжёнными книгами и получу в ответ безграничную любовь и доверие. – Минноу шагает к Сане. – Знаешь, всегда забавно иметь врагов, даже таких слабых и жалких, как ты, ведь люди действительно верят, что ты несёшь разрушения и смерть. А теми, кто живёт в страхе, легче управлять, их очень просто обмануть. Да ты и сама знаешь. – Джек Минноу расплывается в улыбке. – Сожги здесь всё, Сана, и я обращу пепел в триумф.

Она оглядывается в замешательстве, будто ожидая от кого-то помощи, и по выражению её лица я догадываюсь – Сана меня заметила. Её губы вздрагивают в полуулыбке, она поднимает фонарь, будто бы сдаваясь, собираясь уходить. Однако, выпрямляясь, Сана неожиданно резко бьёт Джека Минноу фонарём в лицо. Он падает, явно больно ударившись затылком о пол. Звенит разбитое стекло, пламя фонаря почти гаснет. Сана проносится мимо меня вниз по лестнице и быстро скользит разбитым фонарём по соломе у двери – с голодным шипением занимается пламя.

«Что ж, пришло время действовать».

Следом за Саной я вбегаю в особый зал, в ту самую комнату, где все экспонаты говорят о непомерной жестокости пустых, и вижу, как она останавливается и ставит фонарь на огромный аквариум. Ядовито ухмыльнувшись, Сана хватается обеими руками за край стеклянного ящика и начинает его раскачивать. Её лицо в кривых отблесках огня кажется злобной маской. Догадавшись, что сейчас будет, я бросаюсь к аквариуму и упираюсь в стеклянную стенку, пытаясь помешать Сане. Я не дам ей выиграть.

Однако Сана очень сильная, в её глазах плещется дикая ярость. Она упирается в стеклянную стену снизу, жидкость внутри покачивается, я слышу чудовищный плеск и скрип кожи о стекло – заспиртованное тело покачивается. Сана не сдаётся, она равномерно раскачивает аквариум, позабыв обо всём. Отчаяние придаёт ей сил. Неужели мне с ней не справиться? Стеклянный резервуар соскальзывает с деревянного основания.

– Сана, осторожнее! Фонарь! – бессвязно кричу я.

Но, судя по всему, именно этого она добивалась с самого начала.

Аквариум – стеклянный ящик – с грохотом, похожим на треск разбитого черепа, бьётся об пол. Время замедляется, и трещины медленно бегут по стеклу, покрывая его морозными узорами, осыпаясь в конце концов льдистыми осколками.

Хранившееся в резервуаре тело мужчины с отвратительным стуком бьётся об пол, и поток спирта заливает всё вокруг, подобно неудержимой волне. Сана отступает к открытой двери, а я – в другую сторону, в залы музея. Пахнет, как в медицинской лаборатории, химическими реактивами, и, когда фонарь падает, пламени не нужно даже касаться жидкости – достаточно густого облака частиц в воздухе. С оглушительным хлопком посреди комнаты вырастает огненный шар.