«Желтая смерть»

Глава 41

— Война на стороне немецкого союза ничего не даст твоей стране, кроме поражения и страшного ущерба, что последует после, мой молодой друг, — император остановился под раскидистым деревом — здесь, в Ливадийском дворце было прекрасно в это время года, хотя и жарковато. Но наступал вечер, с моря дул ветерок, принося солоноватую влажность.

— Ты меня отговорил выдвигать претензии к своим соседям два года тому назад, и я оценил твое предвидение — иначе война не только с Сербией, но и другими союзниками, закончилась поражением. Вот и сейчас также — на меня давят немцы, но я не хочу воевать на их стороне, да и сторонников военного соглашения с кайзерами мало. К тому же у болгар идея даже временного союза с османами вызывает, по меньшей мере, недоумение, но скорее неприязнь, и даже открытую враждебность.

Борис говорил вполне искренне — он так и думал на самом деле. Молодой человек, всего 21 года возрастом, он после внезапной смерти отца, рано взошел на престол. И последние восемь лет ощущал поддержку, как от российского императора, так и от великого князя Николая Николаевича, к которым относился с искренним уважением и симпатией. И видел воочию, что ради укрепления отношений с Болгарией те несколько охладели к Сербии. А такими знаками не принято разбрасываться — поддержка огромной державы многого стоит, тем более такой могущественной как Россия.

— С турками нужно покончить как можно раньше, пока не вмешались англичане и французы. Их «помощь» в войне будет дорогого стоить. Так что намного лучше выйдет, если твоя страна сама и в полной мере воспользуется плодами нашей совместной победы.

Борис замер, ведь предложение было выражено предельно откровенно. Он прекрасно помнил, как после балканской войны Англия и Франция буквально «выкручивали руки», потому пришлось отдать восточную Фракию с Адрианополем, взятую отважными солдатами «на нож», обратно туркам. И сейчас с бешеным биением сердца в груди ожидал, что скажет император дальше. Но тот молчал, прошло несколько минут, пока русский царь заговорил тихим и спокойным голосом.

— Ты сможешь вернуть себе восточную часть Фракии — она населена по преимуществу болгарами. Что касается Македонии, то сербы пойдут тебе на уступки ради создания себе общего королевства всех славянских земель, под властью Габсбургов находящихся. Так что идея «Великой Болгарии» будет воплощена в жизнь, вот только не стоит стремиться к такому «величию».

— А почему, хотелось бы узнать?

— Маленькая страна не может быть великой державой, а «великие амбиции» скорее погубят, чем помогут.

Император тяжело вздохнул и посмотрел на бескрайнюю гладь Черного моря. Со стороны площадки послышались звонкие девичьи голоса — дочери императора играли, и взгляд Бориса остановился на Ольге, что была его младше почти на два года. Принцесса ему нравилась с юности, но матримониальные планы нужно корректировать — не такая его страна и «великая», хотя мысленно он рассчитывал на благосклонность старшей дочери императора, с которой был неразлучен все эти дни.

— Но обретя не только покровительство могущественной державы, но искреннюю и родственную дружбу с ней, твоя страна на долгие десятилетия будет оставаться во благе, что приведет к ее расцвету. А что касается турок, то скажу тебе следующее, мой сын…

Император редко использовал такое обращение, на которое имел право как крестный отец. И только тогда, когда беседа становилась исключительно доверительной. Причем сам Борис чувствовал тепло от произнесенных слов — сам лишенный с детства отцовской ласки и доброты, он ее порой чувствовал от «Ники», что одинаково говорил со своими девочками, и с ним.

— Мы взяли весь Понт, высадив целую армию. Еще семь наших корпусов теснят турок на армянском нагорье, дабы пресечь избиение несчастных единоверцев. Но нужно окончить войну одним ударом — взять Константинополь, для чего у нас есть флот и армия. Но совершенно нет времени, ибо мы далеко от Царьграда. Зато близко болгары…

Император остановился, он вообще говорил медленно, постоянно подбирая слова. Борис только кивнул в ответ — он все прекрасно понял. После мобилизации, которая пройдет за две недели, в восточную Фракию могут пойти все шестнадцать дивизий, причем усиленного состава — в 12 батальонов, а не в 9, как у русских, при соответствующем числе орудий. Учитывая, что турки ведут отчаянную борьбу на Кавказе и на всем побережье Понта, а также держат значительное число дивизий на покоренных ими арабских землях, то болгарская армия достаточно быстро дойдет до Константинополя. На этот шаг толкали его советники и генералы.

— В войну ведь могут вступить и греки — их единоплеменники на той стороне Эгейского моря, на древних эллинских землях…

— Пусть вступают — обретут единое государство. Но Константинополь мой, как и Понт — там иные греки. И они будут под моим скипетром, как императора всероссийского и ромейского, ведь Константинополь «Второй Рим» — и так будет, поверь. Как и императора Трапезунда, каковым я уже являюсь по праву владения. А когда мой флот будет стоять в Мраморном море, а на Галлиполи береговые батареи, то вот это море, которое ты сейчас видишь, будет самым мирным. И нарушить оное состояние уже никто не сможет, ибо союзники сами отдали его мне, признав мое право!

Сказано было более чем достаточно, практически открыто и без экивоков. Борис прекрасно осознавал, что стоит за этими словами, и решился:

— Я признаю это право за вашим императорским величеством! Самодержцем Всероссийским, Константинопольским и Трапезундским, наследником великой империи ромеев.

— Ты поступил верно, Борис, и я был бы счастлив, если бы твой наследник, мой внук, принял Болгарию, состоящую в родственном союзе с Россией. А что касается идущей войны, то в ней мы победим. Да, Германия сильна, но она не может быть могущественной везде, чтобы защитить от нас своих союзников. Думаю, что наша объединившаяся здесь армия уже с юга пойдет на Будапешт и Вену — пятидесяти союзных дивизий для этого похода вполне хватит, тем более, его не ожидают.

Сказано было все предельно четко, и подчеркнуто при этом. И оговорено вознаграждение за участие в войне, и его лично, и страны. Такого ни Франция, ни Англия предложить не могли, только русский император. Он показал, что не просто защитит от немцев, сам настроен на скорую победу над ними. Остался единственный вопрос, и Борис его произнес:

— А как румынский король Фердинанд?

— Пусть сам решает. Мои генералы заверили, что нам потребуется тридцать дивизий, чтобы разгромить румынскую армию, если она дерзнет выступить против нас. И нужно будет тридцать дивизий, чтобы предотвратить ее разгром германцами и мадьярами, если Румыния выступит на нашей стороне. Такие войска у меня в резерве есть, даже вдвое больше…

Болгарский царь Борис, третий этого имени. 1915 год.