Ревизор: возвращение в СССР

Глава 23

Среда, 17.02.71 г. Торговая база. Кабинет Цушко.

Иван открыл коробку. Там оказались зефирки.

— Да. Какая неожиданность, — усмехнулся я. — Так зефирку хочется.

— Нельзя, — ответил мне Иван. — Давай, наган за бутылки положим, да и всё.

— Смотри, чтоб это естественно выглядело.

— Нормально выглядит, — сказал Иван, пряча наган в баре Цушко. — Всё. Уходим?

— Куда уходим? — удивился я. — А акт с подписью Вероники?

— О, ё моё! Забыл.

— Что, будем все документы перебирать? — спросил я Ивана.

— Да, надо бы его найти, пир мышам устроить, — пробормотал Иван. — Чтоб наверняка.

— Тогда давай мне обратно перчатки и свети.

Я вынул из шкафа стопку из шести дел разной толщины и положил на стол Цушко. В Ванькиных перчатках не то, что документы листать и перекладывать невозможно было, даже развязать верхнюю папку у меня получилось с трудом.

Надо было что-то придумать. Я осмотрел канцелярские принадлежности в поисках ластика. Нашёл только карандаш с ластиком на конце. Я снял с правой руки перчатку, вернул Ивану и сказал держать её в руках, чтобы не забыть её ненароком здесь. Я вооружился карандашом с ластиком, уселся поудобнее и попробовал листать документы ластиком, а перекладывать левой рукой в перчатке. Не очень удобно, но сойдёт.

— Как фамилия Вероники? — уточнил я.

— Петипа, — ответил Иван.

— А отчество?

— Андреевна.

— Петипа В.А. стало быть.

Я начал пролистывать документы из первой папки один за другим в поисках нужной фамилии. Я настроился на монотонную длительную работу, мне не привыкать.

Но нам повезло. Нужный нам акт оказался во второй папке и нам не пришлось перелопачивать все шесть.

Я вернул акт в папку, но положил его сверху. Прикрыл несколькими листами других документов, чтоб не так очевидно было, что акт специально из толщи бумаг наверх вытащили. Пересыпал всё щедро крошками Юбилейного печенья с подоконника. Взял у Ивана вторую перчатку и завязал папку специально не плотно. Потом положил её в шкаф на самый верх стопки, чтобы мыши точно нашли и съели нужный нам документ. Ещё я сдвинул стопку из папок немного в сторону, чтобы лесенка к верхней папке получилась. На каждую ступеньку подсыпал немного крошек, а на верхнюю ступень насыпал от души.

Остатки печеньки я съел, уж очень есть хотелось. дверцу шкафа опять до конца закрывать не стал. Ну, все условия для грызунов создал.

— Как думаешь, сожрут мыши фамилию и подпись Вероникину на акте? — взволнованно спросил Иван.

— Если они не сожрут этот акт целиком, — сказал я, отряхивая руку от печенья и возвращая перчатки Ивану, — то это самые тупые и зажравшиеся мыши в мире.

Я захватил с подоконника пару баранок и сунул их себе в карман бушлата.

Мы вышли из кабинета Цушко. Иван запер за нами дверь. Настроение у меня было хорошее, с чувством исполненного долга я шёл за Иваном к выходу. Мы вернули ключ Васе.

— Ну что, нашли, что искали? — спросил он нас.

— Нашли, — ответил Иван.

— И что, оставили там? — не понял Вася смысла поисков.

— Мы сразу это съели, — пошутил я.

— Что искали хоть?

— Карту с крестиком, которым Цушко место пометил, где клад зарыл.

— А съели карту зачем?

— Чтобы врагу не досталась, — ответил я заговорщицким шёпотом.

— Меня в долю возьмёте? — хитро улыбаясь, спросил Вася.

— Разумеется, — ответил Иван. — С меня поляна. Спасибо.

Мы вышли на улицу. Иван закурил. Мы молча пошли по Первомайской в сторону нашей улицы. Иван явно нервничал.

— Что случилось? — спросил я, думая, что мы что-то упустили или забыли в кабинете Цушко.

— Да вот, всё думаю, успеют мыши до понедельника своё дело сделать или нет?

— Понятия не имею. Если сомневаешься, пошли акт вытащим и сожжём.

— Да Ваську подставлять не хочется.

— Он уже подставился.

— Как?

— Так. Кто угодно мог видеть, что мы с базы поздно вечером выходили.

— Это как раз ерунда. Ну, пригласил он друзей на работу, культурно посидели, потрещали, бухнули. Это нормально. А, вот, если мы туда-сюда ходить начнём, это не нормально.

— Ничего не понял. Ну ладно, тебе виднее.

— Ещё и наган с патронами оставили. Нет, никуда мы больше не пойдём, — решительно сказал Иван.

Когда мы шли по Первомайской мимо большого дома, на забор кинулся со всей дури Винтик и облаял нас. Мы с Иваном от неожиданности шарахнулись от забора подальше.

— Кабыздох хренов! — выругался на него Иван. — Напугал.

— Винтик, Винтик, — начал я миролюбиво подзывать кобеля, подходя к забору. — На вкусняшку.

Я протянул ему через забор сушку. Интересно, будет жрать? Избалован, небось, барскими харчами. Но Винтик с удовольствием сгрыз сушку и высунул нос между досок, вынюхивая ещё угощение. Я отдал ему последнюю сушку, приговаривая:

— Хороший мальчик. Хороший, — даже нос ему потрогал.

— Пошли уже, дрессировщик, — позвал меня Иван.

Мы пошли дальше и вскоре вышли на свою улицу. Я попрощался с Иваном, и мы хотели уже расходиться по домам.

— Ой, а фонарь мой у тебя? — вспомнил я про бабулин трофей.

— Фонарь, фонарь, — повторял Иван, хлопая себя по карманам пальто. — А… Нет фонаря.

Мы смотрели друг на друга. Я засмеялся нервным смехом. Ну, вот как так? Я должен был проконтролировать.

— Вот, чёрт, — Иван стукнул кулаком по ближайшему дереву.

— Где он остался? — спросил я. — Надеюсь, на столе у Васи?

— Нет, в кабинете у Цушко.

— Может, всё-таки, у Васи?

— Нет… Ты мне перчатку отдал. Я фонарь на стул у двери положил, — пытался восстановить в памяти свои действия Иван. — Перчатку надел, дверь кабинета открыл, тебя выпустил, из кабинета вышел и запер его. Нет. Фонарь остался в кабинете на стуле у двери.

— Ну, хорошо, остался. И что делать будем?

— Возвращаться нельзя, — категорично заявил Иван.

— Почему?

— Я тебе уже объяснял. Кто-нибудь нас увидит и запомнит, если мы туда-сюда шастать будем.

— Ну, значит, завтра, — подытожил я.

— Как завтра? — воскликнул начавший паниковать Иван.

— А я не говорил? Цушко просил меня выйти завтра на целый день. Маскарад перед проверяющими устроить, типа я там на полную ставку работаю. Придётся школу прогулять. Приду на базу пораньше, попрошу Васю кабинет мне открыть и фонарик заберу.

— Ну, давай, — согласился Иван. — Попробуй.

— Ладно, давай расходиться, — предложил я. — Утро вечера мудренее.

— Да. Спокойной ночи, — согласился Иван, пожимая мою протянутую руку.

У нас уже все спали. Я тихонько прокрался к себе, стараясь не шуметь. Но то ли бабушка не спала, то ли проснулась.

— Пришёл? — шёпотом спросила она. — Всё нормально?

— Да, да. Всё замечательно, — бодро прошептал, стараясь успокоить её.

— С девчонками гуляли? — настаивала она на подробностях.

— Да, да. С девчонками, — соврал я, решив, что это вызовет меньше расспросов. Странно, но нет — бабуля тут же оживилась.

— За Полянской опять волочишься? — строго спросила она.

Причём тут, вообще, Полянская? Я сел в кровати. Сна как не бывало.

— Может, чайку? — предложил я, надеясь выяснить, что к чему.

— Я спать, — категорично ответила бабуля, обломав все мои надежды разобраться, в чем причины такой неприязни к Дианке, и направилась к себе.

— Ну, ба! — вскочил я и побежал за ней, не собираясь сдаваться. — Что не так с Полянской?

— Всё не так, — буркнула бабушка, уходя к себе. — Держись от неё подальше и всё у тебя будет хорошо.

— Расскажи! — настаивал я, стоя в дверях её спальни.

— Нет. И не проси, — отрезала бабуля. — Рассказала уже один раз.

— И что? — спросил я, начиная терзаться смутными сомнениями.

— Ничего, — проворчала она, укладываясь.

— Ба. Расскажи, — начал ныть я, но это не сработало.

— Нет, — рявкнула на меня бабушка. — Спать иди!

— Ну и ладно. Я у Дианки самой спрошу.

Бабуля тут же села в кровати, пристально глядя на меня. Она молчала. Мне стало жутко.

— Вряд ли она знает, — наконец сказала бабуля. — А может, Оксанка и рассказала детям. Хотя, если бы так, они ему давно сказали бы.

Бабушка рассуждала сама с собой. Наконец, она вспомнила, что я стою рядом.

— Я подумаю над твоей просьбой, — сказала она. — Всё. Иди спать.

Я поплёлся к себе и лёг в постель. Уснул я не сразу. Что такого она мне сказала? И почему теперь жалеет об этом? Ладно. Не скажет она, я мать дожму.

Проснулся я от какой-то возни рядом. Открыв глаза, я увидел, как бабуля сняла с двери вешалку с моим школьным костюмом.

— Что, пора вставать? — пробормотал я спросонья.

— Нет, ещё полчаса, — шёпотом ответила она.

Я перевернулся на другой бок и собрался ещё подремать. Но вспомнил, что мне сегодня надо пораньше на базу фонарь из кабинета Цушко вызволять. Сон тут же как рукой сняло. Я вскочил.

— Ты же в шесть тридцать собирался бегать, — удивлённо глядя на меня сказала бабушка. — Ещё только шесть.

Ох, блин. Ещё же бегать. Я и забыл. А начинать надо. Пашка физической подготовке совсем внимания не уделял. Рабочий день на базе в восемь начинается. Мне надо пораньше минут на десять прийти за фонариком. Но если я в семь пятнадцать с пробежки вернусь, то на базу вовремя не успею. Надо сейчас бежать. Я оделся в домашние штаны и свитер.

— Я пораньше сегодня побегу, — сказал я бабуле. — Наш класс дежурит сегодня, к половине восьмого надо быть.

Тут я обратил внимание на то, чем она занята. А занята она была тем, что, ни много, ни мало, меняла мне рубаху на вешалке со школьным костюмом. Одну голубую рубаху сняла, другую голубую надела на плечики. Рубашки чуть–чуть отличались оттенком.

— Ба. Ты что, мне каждый день рубашку меняешь? — ошарашенно спросил я.

— Конечно, — ответила она как о само собой разумеющемся.

— Блин. А я думал, у меня дальтонизм после травмы развиваться начал.

— Почему? — удивилась бабушка.

— Ну, рубашка то одного оттенка, то другого. Каждое утро разная.

— Ну ты даешь! А спросить ты не мог?

— Волновать не хотел.

— Кого?

— Да вас.

— Чем волновать?

— Что зрение ухудшается.

— Что за глупости? — строго сказала она. — Всегда надо обо всём говорить!

— Ладно. Я побежал.

На душе определённо полегчало. Рано еще слепнуть и садиться на шею бабке с матерью. Ну бабка, ну партизанка! И я тоже хорош — на третий день индеец Соколиный глаз заметил, что в тюрьме нет одной из стен. Тьфу!

На улице было ещё темно. Лёгкий минус. Правильно я шапку надел и варежки. Сначала засомневался, удобно ли будет бегать в ушанке. Но, как говорится, лучше маленький Ташкент, чем большой, огромный Север.

Куда там Славка говорил, он бегает? По Ленина налево до хлебозавода? Ну, попробуем.

Я специально не стал сильно гнать, понимая, что не в той форме. Бежал не спеша, чтобы пульс не зашкаливал. Добежал до Большого моста. Это отсюда Пашка прыгнул. Я остановился на середине и посмотрел вниз. Высоко. Это же до какого отчаяния надо было дойти?

Я побежал дальше. Думая о Пашке, о вчерашнем разговоре с бабулей на ночь глядя.

Возвращаясь назад, уже недалеко от моего дома, я увидел в противоположном конце улицы бегущего мне навстречу Славку. Я перешёл на шаг и дождался его возле своей калитки.