Время для жизни

Что послужило такому быстрому выздоровлению, Косов не знал. Толи отвар этот, толи на нем просто как на собаке все заживает…

И в который уже раз Иван поблагодарил неизвестно кого, что рядом с ним живет славная женщина Вера! Она пришла утром во вторник, но только ахнула, когда увидела его, такого красивого.

— Это где ж тебя так разукрасили? Кто это… да и за что?

— Пусть не лезут, а то — хуже будет!

Вера развеселилась:

— Кому хуже-то? За девку, поди, подрался?

Ивану пришлось рассказывать.

— Вот хоть и прав ты, по рассказу… Да только, что же до драки все доводить?

— Так получилось… Да и не обошлось бы там без драки! Не за эту девчонку, так за другое мы с этим… козлом сцепились бы!

— Ну… хахаль из тебя сейчас никудышний, давай хоть поухаживаю за тобой.

Она, по просьбе Ивана, взяв у него деньги, сбегала и купила курицу, молоко, свежего хлеба. Курицу она отварила и с бульоном принесла ему.

— Вера! Бульон-то я выпью, а курицу… ты — вон пацанам своим унеси. Все равно мне сейчас жевать… не очень выходит.

Но она все же нарезала мелко часть мяса, сложила его в кастрюльку с бульоном:

— По чуть-чуть ешь. Или бульон пей!

«Все-таки Бычок голову-то мне стряхнул! Вот же — сволота! Если уж так разобраться — никакой Бычок не первый боец на деревне. Да, силушки там — мама не горюй! Но и бойцом его не назовешь. Тупой как валенок, но — сильный! Похоже, что сильным бойцом его считают только пацанва и молодежь. Случись… да вон с тем же Сергеем за Киру биться… вот там бы он вряд ли что мог сделать. Видно, что Серега — парень резкий!».

Только вот — драки за девушек в прежней жизни Елизаров не признавал. Все равно выбирает девушка, а если уж она выбирает по бойцовским качествам… то тут что-то не то. На его взгляд! Получается, что нормального парня, но среднего бойца, она оставит ради матерого мордоворота, пусть он и туп, как пробка? Да… хрен их этих женщин знает!

По мере его выздоровления, то есть, практически уже на третий день, игривость в его отношениях с Верой вернулась. Но, учитывая его состояние… все приходилось делать — медленно и печально.

— Ты, Ваня, извини, но без содрогания я пока на тебя смотреть не могу. Так что… давай выбирать способ, чтобы я не видела твоей мордахи. А лучше… давай я поучусь дальше… ну ты понял?

Она училась, потом Иван не выдерживал и ставил ее на четвереньки! Но все же накал этих отношений был далеко не прежний. И они больше разговаривали.

— Слушай… мне не удобно было спрашивать… А вот как ты так надолго ребятишек одних оставляешь?

Она хмыкнула:

— Как надолго? Часа три… ну может — четыре. Так я и на работу, к вечеру, так же ухожу. Да и ребятишки у меня… Младший-то Петька… Вот же бутуз — просыпается ранним-рано, еще и Андрей на работу не ушел. Потом покормлю их, он повозится часов до девяти-десяти и спать заваливается. И уж до обеда его не разбудишь! Средний же, Колька, тот, конечно, не такой. Но вот старший мой, Василий… Ты знаешь, какой он мужичок растет? Рассудительный такой, домовитый. Он и за братьями присмотрит и порядок в доме поддерживать помогает.

— А сколько ему уже?

— Да шесть скоро!

«Это получается… сыночек-то Петровны… Веру обрюхатил — ей еще и семнадцати не было. Тоже — мудак! И потом — шмыг в кусты! Да и Петровна, та еще змея! Как же Вера терпит их по соседству, да и общается еще? Хотя… а что ей остается делать?».

— Слушай… А вот Андрей твой… он ничего не подозревает… ну… про нас?

Вера чуть затихла, положив голову ему на грудь:

— Может что и подозревает… Он, знаешь… ко мне раньше куда как хуже относился. И поколачивал, бывало. И на Васю первое время все шипел. А сейчас… может свыкся, а может, что средний, да младший на него так похожи… Спокойнее он стал. А про тебя… у нас с ним бывала раньше ругань… ну… я его чуть шпыняла, что он со мной… ну — редко. Он мне как-то в сердцах сказал, что, дескать… заведи себе бычка-производителя, да успокойся и не лезь ко мне. Слабоват он в этом, честно говоря…

— Но Андрей-то… он у меня хозяйственный, домовитый. Ему вот — бригадиром предложили! А что — он пьет немного… да редко пьет, можно сказать! И к работе ответственно относится. Вот он и думает… Не хочет отвечать за людей-то.

— А ты, Вера, не думала работу другую найти?

Она помолчала:

— Да мне уж предлагали тут… нянечкой в детский садик идти. Ну я… что-то сомневаюсь. Зарплата там не лучше моей сейчас, а работы — как бы не больше. Да и график там — три дня работаешь полными днями, потом два дня — отдыхаешь! А сейчас я, считай, весь день дома, только вечером на несколько часов ухожу.

— Так… за то и ребятишек можно будет пристроить туда же! И все же работа — почище, и с детьми опять же. А потом, глядишь, в педучилище поступишь… да хоть и заочно! И через пару лет — уже воспитателем будешь! А это уже — не уборщица, согласись?

— Да думала я… и так вроде, как ты говоришь, можно… да привыкла уже. Вечером на три-четыре часа сбегаешь на работу, полы там помоешь — и дома!

Иван уже задумывался о то, что он как-то и привык к Вере. Нет! Не как к жене, конечно! А как к такой… более или менее постоянной подруге. Если брать чисто физиологический аспект их отношений, то она его устраивала полностью. Да, не такая красавица, как Варя или Зина, не говоря уж о…

Но — хорошая и без закидонов, как у тех красоток. И еще он подумал — не Вера ли является причиной, что он все никак не переберется жить в клуб?

— Ну вот смотри, хорошая моя… Осенью мне все равно отсюда съезжать придется. Буду я жить в клубе, там уже и комната мне есть, и договорился с директором. И как же мы с тобой?

Женщина опять замерла:

— А ты… что… и потом хотел со мной…

— Ну а почему же нет-то? Конечно хотел!

Похоже она была ему благодарна за это желание продолжить их отношения, потому как пылко потянулась к нему и попыталась поцеловать, забыв о его «героической» морде.

— Бля! Вера! Ну ты что? — он скорчился, когда она неловко ткнула его в больную часть головы.

— Ой, Ванечка! Извини, хороший мой! Ты знаешь, я так… рада. Ну… что ты… тоже хочешь продолжать, что нравится тебе!

Он почесал больную щеку:

— Ну и вот… представь. Ты будешь работать нянечкой. Как ты там сказала — три через два, так? А эти два, к примеру, скажешь Андрею, что будешь подрабатывать еще где-то, уборщицей — все в дом денег побольше. А сама — будешь приезжать ко мне. А? Как тебе?

— Вань! Так там же — убираться нужно будет. А когда же мы… ну… ты понимаешь?

— Глупая! Да я сам к твоему приезду там порядок наведу! Тебе только зарплату получать, да… в гости ко мне ездить. Как тебе?

— Ну… не знаю, Ваня. Так-то вроде и хорошо… но… как-то сложно все будет.

— А что сложного-то? А иначе — где же мы с тобой встретимся, душа моя?

— Ну… давай, Ваня, я еще подумаю.

К пятнице он «одыбал» практически полностью. Щека слева еще была чуть припухшей, но — это дело времени. Еще недельку и как новенький будет! А пока он начал потихоньку заниматься — делал зарядку, играл на гитаре.

А еще — вспомнил и записал тексты нескольких песен. Из тех, что, по его мнению, могут здесь и сейчас прийтись «ко двору». Причем, если песни женские — понятно, что для Вари, вспоминались и подбирались неплохо, то — Калошину шли явно нехотя, через «не могу». Он подолгу застревал на половине, а то и меньше текста; никак не мог вспомнить полностью куплеты и припевы. Выдавливал из себя, из памяти — буквально по строчкам. Да и с мотивом — тоже что-то странное: то казалось — вот он, а через некоторое время думалось — да не, хрень какая-то!

В итоге он решил пройтись, прогуляться. Нужно было все-таки заглянуть в киносеть, отметиться и показать знания, полученные из проштудированных инструкций, методичек, технических описаний.

Уже по пути он решил заглянуть к «Савоське».

«А почему бы и нет? Заодно и пообедаю в столовой».

Он заглянул в столовую, потом прошелся по улице туда-сюда и, наконец, увидел того мальца, который как-то приносил им обед в пакгауз.

— Привет! Слушай, а как бы мне Севостьяна Игнатьича увидеть? Он на месте сейчас?

Пацан подтвердил, что да, завхоз в пакгаузе. Через некоторое время знакомец Ивана подошел к воротам, увидев его, махнул рукой, мол, ступай за мной. И одет, как и прежде — чисто, но скромно. А ведь деньги есть у него, не может не быть. И живет в бараке. Шифруется, как шпион!

— Севостьян Игнатьич! Может пообедаем заодно?

Тот подумал и кивнув, направился в столовую. Сели, как и в прошлый раз, в углу. Сначала помолчали, насыщаясь, а когда одна из столовских женщин принесла им чай, «Савоська», чуть усмехнувшись, заговорил:

— Я тут про тебя слышал — ты этим… поэтом заделался. Песни говорят пишешь, да и поешь? Как обустроился-то? Считай месяц, как ни больше, глазу не кажешь.

Иван довольно обстоятельно поведал, что песни — не только его заслуга, и обустроился он — неплохо. И что занят был — не продохнуть!

— Ну-ну…

Иван спросил, как идут дела в швейной мастерской.

— Ну что сказать… Есть у них заказы на этот костюм, есть! Только вот пока дело идет ни шатко, ни валко. Спрашивать пока с них нечего. Может попозже, ближе к зиме, за осень то есть, что и проявится.

Иван решил для себя давно, что связей с «Савоськой» терять не стоит — многих он знает, этот барыга, многих! И вдруг что и самому Косову понадобится? Да и язык за зубами «Савоська» держать умеет, иначе бы с ним такие как Шрам — дела бы не имели.

— Ну, ладно… Пойду я. Мне сейчас в киносеть нужно. Я ведь, Севостьян Игнатьевич, еще и на киномеханика учусь. Буду фильмы в клубе крутить, все какой заработок.

— Ну… может и правильно… Да! Вот еще что хотел сказать… Тут, слышал я, дружки твои бывшие, Чибис… говорят люди — спрашивали они о тебе.

Настроение Ивана как-то резко упало. Мля! Расслабился! Он уже и думать забыл о существовании Хлопа с кодлой.

— И что же — искали сильно? — вот ради такой информации и стоило уже поддерживать связь с барыгой.

— Так я и не сказал, что искали… Говорю же — спрашивали… Не сильно, видать, ты им и нужен. Другие дела, поди, есть. Но — интересовались, может кто видел — куда делся. Так-то слух среди людей прошел, что ты долю в общак отсчитал, свое получил, да в сторону отошел. Но… ты же лучше корешей своих знаешь. Так ведь? Хлоп — он же дурной, да и жадный, к тому же. Как еще не на нарах — удивляюсь я! Видно — фартовый! Ну — это до поры, до времени! С такими делами, как у них, с этих копченым… ага… с Цыганом. Им долго на воле не гулять. Или вообще — прикопают где-ни-то. Больно много брать на себя стали. Людей не уважают, дела опять же — грубо ведут, грязно… Ну да Бог им судья! Ведь сколько веревочке не вейся — а конец-то все же будет!

— Спасибо, Севостьян Игнатьевич, за информацию! Учту!

Тот закхекал, заклекотал, ухмыляясь:

— Учти, учти. Ты бы по городу с оглядкой ходил. Дружки-то твои… они же не вспомнят былое-доброе. Они тебе предъявят! Ты бы… дал им часть какую, да разошелся с ними вчистую.

— Я… я подумаю. Еще раз — спасибо!

Идя в киносеть, Иван материл себя!

«Девочки, песенки… Расслабился, придурок! Вот же с-с-у-у-ки где! Что им не сидится на жопе ровно, этому Хлопу с Цыганом?! Да не бабок им надо! Это же — понятно. Им нужно что бы пример был — без их ведома никому из гоп-компании выйти нельзя. Если бы он сразу кинул им кость… ну — половину там… они, конечно, покуражились бы, но вид сделав, отпустили бы… точно! А сейчас… Сейчас — по-всякому может быть! Могут и «подколоть», чтобы неповадно было! Или отлупить до полусмерти! Хрен знает, что на уме у этих отморозков! И прятаться… а сколько прятаться? Полгода? Год? Ждать, пока их посадят, или шлепнут при задержании? Хлоп и раньше был больной на голову. А сейчас, по словам «Савоськи» — вообще с глузду съехал. Если «люди» им не довольны — это о многом говорит! Там… в «людях» — институток нет, и, если уж они недовольны делами Хлопа! М-да…».