Дальше живут драконы

Танг-Сон-Нат. Кохинхина. 1975 год

Они были завоевателями, а для этого нужна только грубая сила, — хвастаться ею не приходится, ибо она является случайностью, возникшей как результат слабости других людей… Джозеф Конрад. Сердце тьмы

Про падение Кохинхины говорить сложно… никто не верил, что оно будет, и тем не менее — оно состоялось перекроив всю карту региона и создав новый очаг напряженности. С падением Кохинхины можно было окончательно говорить о окончании эры колониализма в Юго-Восточной Азии и окончательной стабилизации Сферы совместного процветания, что означало еще более жестокий колониализм азиатов азиатами же.

Надо сказать, что этого никогда не произошло бы, если бы не совершенно новая стратегия азиатов, в корне отличающаяся от всего, с чем западный человек сталкивался до этого. Считается, что есть состояние войны и есть состояние мира и между ними есть некая грань, переход. Эта война стала первой, где было достигнуто и устойчиво поддерживалось состояние «не-мира». Кохинхина проиграла не потому что не могла одерживать военные победы над своими врагами — после Парижских соглашений, эта страна осталась с самой сильной и технически оснащенной армией региона, если не считать конечно Японскую императорскую армию. Кохинхина проиграла потому что ни государство, ни общество больше было не готово выносить это состояние «не мира», люди морально были готовы проиграть только бы прекратились убийства и нападения.

Архитектором победы — назвали Вон Нгуен Гиапа и это было правдой. Сын учителя, не имевший военного образования, он тем не менее выиграл одну из тяжелейших и самых продолжительных войн новой истории за счет стратегии ведения войны, которую он сам и разработал. В отличие от классической войны — эта стратегия размывала границы между политической и военной борьбой, между фронтом и тылом, между военными и гражданскими. В военных академиях — она стала известна как стратегия «тотального действия».

В понимании Гиапа, ныне бесследно исчезнувшего в застенках секретной полиции[129] война включала в себя три стадии, причем военная кампания могла не только «повышать», но и «понижать» градус по необходимости, Гиап никогда не понимал смысла «решающих сражений» и считал, что победы можно достичь непрерывными мелкими изматывающими действиями. История показала что он был прав.

Первая стадия войны — политическое действие. Она включает в себя пропаганду на территории врага, создание мелких групп своих сторонников, убийства мелких чиновников и полицейских. В целом, она очень напоминает тактику недоброй памяти эсеров, про которых Гиап несомненно знал. Цель — расшатать государство создать атмосферу страха и неуверенности, лишить власть неуязвимости.

Вторая стадия войны — военно-политическое действие. Она включает в себя усиление террора, появление на территории страны зон, неподконтрольных центральному правительству и активных партизанских отрядов, в которых люди партизанят все время, а не время от времени. Основная задача этого этапа — установление контроля над периферией и своего рода «окружение» крупных городов бунтующими, опасными сельскими территориями. Сам родившийся в глубокой провинции, Гиап полностью перевернул западное представление о войне, как о кампании с целью захвата столицы вражеской страны или ее крупных городов — Гиап как раз подчеркивал важность установления контроля над провинцией. Он учил никогда не принимать бой с правительственными войсками, уклоняться от него, пока это возможно. Не пытаться захватить силой крупные гарнизоны и базы — а выбирать плохо защищенные армейские посты и сельские отделения полиции и жандармерии. Такие цели — это всего несколько человек, солдаты и младший офицер или сержант в плохо защищенном здании или вовсе без него, вполне посильная цель для группы партизан. С них можно взять несколько винтовок с боеприпасами, еду, рацию, какие-то деньги, топливо, саму машину, если она нужна. Но такие нападения — деморализуют личный состав противника, заставляя правительство либо тратиться на мощные и дорогостоящие укрепления по всей стране, на каждой дороге, в каждом селе — либо вовсе выводить силы в города, в крупные гарнизоны, оставляя село полностью без власти. Поездки за пределы города становятся опасными, опасным становится все — сбор налогов, урожая, перемещения по стране. Нападения на чиновников, полицейских и военных начинаются и в крупных городах. Кроме того, такая повсеместная активность заставляет правительство распылять силы, ожидая удара везде, в любом месте и в любое время. Города начинают чахнуть, находясь в положении осажденных крепостей, налогов становится все меньше, а траты на безопасность все больше. Люди начинают перебираться в более безопасные страны. А партизаны собирают в провинции свои налоги, становясь все сильнее.

Третий этап — чисто военный. Одновременное восстание актива по всей стране, соединенное с вторжением из соседнего государства и резким усилением числа нападений в городах. Подточенный со всех сторон многолетней малой войной — режим не в силах обороняться и падает.

При этом Гиап учил и тому, что если в ходе третьего этапа выясняется, что противник все еще силен и готов дать отпор — не нужно сражаться до победы. Можно и нужно опять отступить на второй или даже на первый этап, чтобы начать все сначала. Гиап учил, что не нужно пытаться победить силу силой.

Так учил Во Нгуен Гиап.

После того, как объединенные силы оставили Кохинхину по Парижским соглашениям, Кохинхина вполне могла обороняться. Сил хватало, хватало техники. Но было два «но». Первое — противник и не собирался выполнять условия мирных соглашений, он находился на втором этапе и готов был перейти к третьему — и сделал это. Второе — война деморализовала в не меньшей мере Соединенные штаты, по Парижским соглашениям США имели право оказать Кохинхине помощь в случае нарушения мирного соглашения. Но любой американский президент понимал: возобновление войны будет означать социальную катастрофу, американцы готовы были на все, чтобы это больше не повторилось. И когда война началась — Конгресс оперативно принял закон о запрете вмешательства. Кохинхина была обречена.

Что касается военной составляющей этой операции — ее потом тоже будут изучать в академиях, потому что новое было и тут. Гиап несколькими расчетливыми, не слишком сильными ударами в сочетании с пропагандой — создал и поддерживал усиливающуюся волну беженцев, катящуюся к столице, полностью запрудив дороги и сделав невозможными любые усилия правительства по переброске подкреплений и припасов еще сражающимся частям. А те солдаты, которых все-таки удалось доставить на позиции — с самого начала были напуганы и деморализованы волнами беженцев. Они проиграли еще до того как увидели противника.

И — короткий, стремительный удар на столицу, чего Гиап до того никогда не делал…

Сонтаг прилетел в ТангСонНат одним из последних рейсов «туда» потом все было только «оттуда» и куда угодно. Гражданский Боинг был почти пустой, хорошо если два десятка мест было заполнено из более чем ста. Летели в основном журналисты, он проспал почти весь рейс, потому что удастся ли поспать там — он не знал.

ТангСонНат одним своим видом говорил о беде… разбитая техника вперемешку с целой, то и дело взлетающие самолеты, в основном гражданские, толпы беженцев даже на бетонке, американские солдаты — одни из немногих здесь оставшихся. Какую-то уверенность внушали новейшие Томкаты с прикрывающих эвакуацию авианосцев — у японцев не было ничего подобного и они не совались.

Сонтаг сойдя с трапа направился в военную комендатуру и к счастью — встретил там знакомого. Иначе было бы совсем плохо…

— Ты как здесь…от ФБР что ли?

— Нет, сам по себе.

— Ты совсем идиот, тут скоро все рухнет. Улетай.

— Не могу.

Подполковник морской пехоты Добблер сразу все понял

— Семья?

— Она самая

— Ты опоздал парень.

— Вряд ли, сэр.

Добблер покачал головой

— Ладно пошли.

В кабинете — все было до боли знакомо: зеленая краска на стенах, два вентилятора — настольный и под потолком. Добблер достал кубинскую сигару, закурил. Сонтаг заметил, что на стене нет портрета президента, как то полагалось.

— Полное дерьмо — сказал подполковник — ты знаешь, где они?

— Да, знаю. В городе, они написали. Сэр, был бы благодарен за возможность взглянуть на карту.

Добблер поднялся со своего места, с лязгом открыл сейф, бросил на стол «поднятую» оперативную карту

— Изучай.

Сонтаг какое-то время смотрел на нее.

— Спасибо, сэр. Запомнил.

— Не слишком то верь этому. Все летит ко всем чертям. Уже третьи сутки оперативная обстановка не обновляется. Делать это некому, все валят, командная сеть падает сегмент за сегментом. Все просто спасают свою задницу.

— ВиСи еще не вошли в город?

— Пока нет, но думаю, до этого считанные дни.

…

— Ты не передумал?

— Агентство развития на месте, сэр?

— Да, как и посольство. Там свои вертолетные площадки, они будут эвакуироваться в последнюю очередь.

— А Лига наций? Они же гаранты соглашений.

— Ты совсем дурак?

— Не знаю, сэр. Машина найдется? Верну.

Подполковник подошел к окну, показал

— Вон туда иди. Бери любую пустую, хозяевам они уже явно не понадобятся. Возьми тут канистру и слей с нескольких бензин. На заправки уже надеяться нельзя.

— Понял, спасибо, сэр. Еще увидимся.

— Майкл…

Сонтаг повернулся. Подполковник достал и положил на стол Кольт Детектив Спешл с коробкой патронов и обрез Итаки-Дирслеер с пистолетной рукояткой. В отличие от обычного армейского ружья — это было двадцатого калибра, такими на Юге многие пользовались для самообороны. С мелкой дробью хорошо от змей, с пулей — от аллигаторов. К обрезу был широкий, удобный кожаный ремень с патронташем на нем.

— Спасибо, сэр. Верну

— Уж постарайся.

Двое мужчин посмотрели друг другу в глаза. Потом Сонтаг взял револьвер, ружье, кивнул и вышел.

Сайгон перед катастрофой напоминал разбуженный улей… собственно, он всегда таким и был, но сейчас — особенно.

Забитые машинами узкие улицы, толпы на тротуарах — кто-то что-то тащит. В районах вилл наверняка грабежи как после падения Дьемов. Много военных, но явно растерянных и не знающих что делать. Есть и полицейские — белые мыши. Некоторые еще в форме, хотя все понимают, что ничего хорошего не жди.

У американского посольства — танки. Цепочка морских пехотинцев сдерживает густую толпу на входе. Примкнуты штыки.

Флаг пока еще висит.

Пахнет горелой бумагой. Все жгут бумаги, уже понимая, что дело плохо. Чиновники улепетывают первыми…

Пробираясь по улицам, Майкл Сонтаг думал: неужели кто-то думал, что все будет иначе. Неужели все то дерьмо, что было известно еще со времен Дьемов и войны вилл — его было недостаточно, чтобы все понять.

Ради Бога… ради чего погибло больше пятидесяти тысяч пацанов… простых американских парней, большинство из которых вовсе не хотело тут находиться.

Сознание тут же подсказало — но ты ведь и сам тут был, и не один тур. Так что не смей оправдывать себя, ты не менее виновен, чем все остальные.