Дальше живут драконы

Центральный Индокитай. Река. 20 июня 1979 года

По реке — местные плавали на чем-то вроде индейских пирог, только намного больше по размерам и сделанных из бамбука. Были даже пироги — катамараны с навесом между двумя пирогами. Местные называли их джонками.

Рыбу к его удивлению здесь не солили— местные почти не использовали соль. Ее перевозили в своего рода контейнерах из старых палаток или автомобильных покрышек, наполненных водой, и в воду добавляли тертые листья какого-то дерева, которые делали рыбу сонной и почти недвижимой.

Борьку одели в костюм, какой носили местные, женщины нанесли на лицо какую-то противную, липкую смесь. Он должен был лежать на носу одной из джонок и при появлении чужих стонать, изображая болезнь.

Провожать мужчин едущих в город, вышло все племя…

Перед поездкой — Ли отозвал Борьку в сторону и сунул ему в руку какой-то сверток из грубой парусины. Борька развернул парусину, там был настоящий армейский десантный нож Ка-Бар.

— Зачем? Я не возьму.

— Это не тебе — пояснил ли — как только ты доберешься до своих, прошу, найди моего крестного и передай этот нож. Скажи, что я и все наше племя помним его и ждем, когда он вернется…

— Но как я найду его?

— Там табличка. На ней его имя.

Ли смотрел прямо и требовательно, и Борька кивнул

— Обещаю. Честное слово.

Как это он сделает — он не знал. Но знал, что если нарушить честное слово — наступит конец света.

Грести почти не приходилось. Река несла к цели сама, баюкая могучим течением.

Борька был на самом носу джонки и не мог не осматриваться — просто из любопытства. Увиденное поразило его. Имперский мальчишка, он был то с друзьями, то с родителями и на Волге и на Дону и на Ангаре и на Неве. А на Амуре он уж точно раз тридцать побывал. И сейчас видел что эта огромная река, точно не уступающая Дону — совершенно не похожа ни на одну реку, которую он видел.

Дело даже не в грязи — а по реке несло и топляк и даже раздувшиеся трупы животных, и никто не обращал внимания. Где мосты? Почему нет ни мостов, ни почти даже переправ: Он припомнил мост через Ангару, он шел поверху огромной ГЭС, и с одной стороны не было видно дна, а с другой — было целое море. Он вспомнил мосты через Дон… Мишка Воронов, его друг, из казаков, называл Дон со смешной почтительностью «Дон-батюшка» и говорил почему то «не можно» вместо обычного «нельзя». Он вспомнил мосты через Волгу — самый огромный в районе Царицына. А здесь мостов не было. И это лучше всего другого говорило о силе народа, занимающего эту землю.

Джонок на реке было полно, те что побольше управлялись двигателем от автомобиля — но только раз им попался навстречу настоящий буксир. Почему они не используют реку для транспортировки грузов? На Волге — баржи с толкачами идут целыми караванами. И на Дону тоже…

А потом он увидел мост. Мост, который наполовину лежал в воде, а около него — толпились джонки…

О том, что на джонке солдаты — он понял, когда ее качнуло — это один, а за ним и другой солдат перебрались на борт. Двое, низенькие, коренастые, с непроницаемым взглядом черных как речные голыши глаз, они привыкли к зрелищу любой беды, и их интересовало только то, сколько им удастся взять…

— Откуда идешь?

— С гор.

Солдаты не удивились — горные племена не знают географических названий

— Сколько человек?

— Четверо.

— Зачем?

— На рынок. Продать рыбу и еще кое-что.

Эта джонка ничем не отличалась от остальных

— Если четверо, по тысяче пиастров с человека.

— Но это грабеж!

— Вплавь бесплатно.

Что-то бурча на своем языке, горец достал заготовленные деньги. Этот спектакль повторялся, раз от раза и никого не интересовал

— А вон там кто? — показал солдат

— Это мой сын. Он болен, я везу его в больницу

Солдат прищурился

— Что-то он не похож на твоего сына…

Напарник толкнул его локтем

— Думаю, его жена наставляла ему рога с американцами — громко сказал он — горянки они там все такие.

Солдат заржал, сунул деньги в карман и ловко перепрыгнул на следующую лодку…