Таинственный Рафаэль

Вражда гениев

Человек, сидящий возле предполагаемого Парменида, представляет собой настоящую загадку. В эскизе, хранящемся в Амвросианской пинакотеке, этот мужчина, разместившийся на нижней ступеньке лестницы, опершись локтем на кусок мрамора, отсутствует. В первоначальном варианте действие разворачивалось на пустом подиуме, который должен был позволить взгляду подняться к фигурам Платона и Аристотеля. Но Рафаэль изменил план и добавляет этого персонажа, по всей видимости, в последний момент, когда фреска была уже почти закончена. Странное и смелое решение, потому что художнику пришлось снять часть штукатурки, рискуя повредить всю фреску. Он начал работать над этим участком с нуля и очень быстро создал новую фигуру. Очень необычное решение, скорее всего, ставшее результатом долгих терзаний. Если поверить тем, кто утверждает, что черты этого персонажа напоминают Микеланджело Буонарроти, то история становится еще интереснее. В самом деле, это единственный персонаж в современной одежде: сапоги с подворотом под коленом никак не вяжутся с античной модой, да и монашеской туники с широким воротником тоже больше ни на ком нет. В нем многие узнавали греческого философа Гераклита, главного мизантропа среди интеллектуалов Античности. В свете этого объяснения, если и впрямь Санти решил запечатлеть Буонарроти, в прочтение картины добавляется забавная нотка.

Некоторые утверждают, что дополнить «Афинскую школу» данью уважения к Микеланджело попросил Юлий II, увидев среди персонажей Браманте и Леонардо. Рафаэль выбрал самый свободный участок фрески и изобразил персонажа в позе, отдаленно напоминающей позу пророка Исайи с расписанного флорентийским художником потолка Сикстинской капеллы, часть которого была закончена в 1511 году. Кто-то говорит, что его урбинский коллега остался под глубоким впечатлением от этой работы и с удовольствием согласился дополнить свою картину такой цитатой. Но вполне вероятно, что у Рафаэля были совсем иные намерения.

Хотя Гераклит и в самом деле сидит в той же позе, в которую Буонарроти часто усаживал своих персонажей, со скрещенными ногами и повернутым торсом, Санти представил фигуру совсем в ином свете, чем на картинах Микеланджело, – без всякой гордости и изящности. Глубоко задумавшись, изображенный мужчина набрасывает несколько строк довольно жалко выглядящим пером, как если бы делал что-то, чего ему совсем не хочется, а вовсе не стремится изложить собственные идеи. Его щека, опущенная на руку, сморщилась от этого жеста – чтобы подчеркнуть устало склонившуюся голову, подпираемую сжатым кулаком. Это склочный, мрачный, замкнутый в самом себе и изолированный от всех остальных человек. Очень сомнительная дань уважения великому Микеланджело…

Рафаэль таким образом смог отыграться на сопернике. Вазари рассказывает, что, посетив Сикстинскую капеллу, он «тотчас же изменил свою манеру письма», но в данном случае мы не можем констатировать особенного уважения. Санти сделал из Буонарроти практически карикатуру. Можем только вообразить, какие комментарии вызвало появление этой фигуры у представителей папского двора, ни одного из которых не пускали в Сикстинскую капеллу во время росписи. Зуб на Микеланджело имели многие. Характер у этого гения был совершенно невыносимый. Кардиналы, теологи и ученые мужи свободно общались с Рафаэлем, а тот с благодарностью принимал их советы. От Буонарроти, напротив, они терпели унижение. Рафаэль сразу же показал себя человеком открытым, добрым и всегда готовым к сотрудничеству, а Микеланджело нервно реагировал даже на похвалы, замкнувшись в своем творческом безумии. Их поведение при папском дворе было диаметрально противоположно. Их отношения не ограничивались творческим соперничеством, но демонстрировали, что художественным ремеслом можно заниматься совершенно по-разному. Санти – художник-придворный, светский и расчетливый, Буонарроти – нелюдимый гений, неприветливый и мрачный.

С присущей ему прозорливостью Рафаэль передал минимумом деталей характер своего коллеги и даже дистанцировался от него, предложив римской курии тему для разговоров и наверняка почву для острот. Шутка эта была так тонко организована, что спровоцировала дискуссии, по сей день не закончившиеся.