"Фантастика 2023-49. Компиляция. Книги 1-13

Глава 1

Из-под земли, из тёмной глубины лисьей норы доносились яростный лай и рычание.

— Георгий Петрович, отнорок держите! — крикнул я генералу. — Встаньте так, чтобы удобно было стрелять!

Генерал без споров занял удобную позицию.

В моих руках рвался с поводка Серко. Он хрипел, захлёбывался сиплым лаем и норовил просунуть в нору лобастую голову. Целиком пёс в лаз не пролезал — лиса выкопала его под свои скромные габариты.

Владимир Вениаминович, стоя возле главного лаза с ружьём в руках, прислушивался к звукам, которые глухо доносились из-под земли.

Там шла битва не на жизнь, а на смерть!

Фокстерьер Беглова сцепился с лисой где-то в самой глубине тёмного лаза, и мы ничем не могли ему помочь.

Лиса была опытной, ушлой. Она, видно, сразу поняла, что уйти запасным ходом не удастся, и решила драться под землёй. Хитрый зверь понимал, что люди с ружьями туда не пролезут, а с собакой можно потягаться. Когти против когтей, зубы против зубов!

Лицо Беглова побелело от волнения. Пальцы крепко сжимали шейку приклада.

Мы не знали ширину норы. Если в пылу драки пёс и лиса развернутся — лисица может броситься наружу и через главный ход.

Звонкий лай фокстерьера перекрывал высокое тявканье разозлённой лисы.

— Какого чёрта я только Жеку взял? — корил себя Владимир Вениаминович. — Два пса мигом бы с ней управились!

Он был не прав. Две собаки могли только помешать друг другу в тесной норе. Да и главной задачей собаки было выгнать лисицу наружу, под выстрелы. Кто же знал, что лиса предпочтёт отбиваться под землёй?

Серко, изнывая от нетерпения, снова принялся копать лаз, расширяя его. Он тянул и дёргал поводок, я еле удерживал пса. По лицу из-под шапки текли струйки пота, спина взмокла.

Собака и лиса дрались под землёй уже больше получаса, и никто не мог сказать — когда это кончится. А шутка ли — полчаса удерживать на поводке здоровенного рвущегося пса?

Сухие ломкие листья громко хрустели под сапогами. Октябрь выдался сухой, без дождей. А сегодня утром, как специально, ударил первый лёгкий морозец.

В такую тихую погоду лиса лежит чутко. Малейший шорох, хруст ветки или мёрзлых листьев может её спугнуть. Поэтому мы понадеялись на быстроту. Зашли к норе с двух сторон и сразу спустили фокса. Он залился радостным лаем, исчез в тёмной глубине лаза, и почти сразу мы услышали тявканье лисы и рычание драки.

— Похоже, пёс зажал лису в угол! — крикнул я Владимиру Вениаминовичу. — Справится?

— Должен! — ответил психотерапевт, но уверенности в его голосе не было.

Ладно, поглядим! Охота — на то и охота, что полной уверенности здесь быть не может. Или ты обхитришь зверя, или он тебя.

Холодный ветерок пощипывал щёки и кисти рук. Но мы в азарте не замечали его. Только приплясывали от нетерпения, переминаясь с ноги на ногу.

Нора была та самая, которую при нашей первой встрече мне показал Жмыхин. Лисята давно выросли и разошлись по участку, а мать осталась в этом овраге, который густо зарос березняком и ольхой. Нору она, как видно, выкопала сама — об этом говорил всего один запасной отнорок. У барсучьих нор отнорков и выходов куда больше. Иногда такие норы представляют собой целые лабиринты в несколько этажей, вырытые в песчаной почве.

Оно и понятно. Барсук зимой не выходит из норы — там у него обязательно должно быть тёплое гнездо и кладовая с запасами еды на долгую холодную зиму.

А лиса — это зверь-бродяга. Не в том смысле, что любит путешествовать. Но почти каждую ночь, если позволяет погода, лиса выходит на охоту. А днём отлёживается под ёлкой в корнях, или в утоптанном сугробе. Норой же пользуется от случая к случаю.

Только ближе к весне, когда лисы готовятся принести щенков, они снова активно ищут и занимают норы. Тогда и до драк доходит за удобное место для выведения потомства!

Но время от времени лиса, всё-таки отдыхает в норе, и мы застали её именно в этот момент.

Я убедился, что генерал и Владимир Вениаминович стоят наготове с ружьями. Отвёл Серко подальше и привязал его к дереву, чтобы не мешал. А сам взобрался на холм, под которым располагалась нора, лёг на землю и прислушался к лаю и рычанию, которые доносились снизу.

Я пытался определить — перемещаются звери, или нет. Сделать это было трудно из-за толщи земли. Минут через пять я убедился, что звуки доносятся из одного места.

Плохо дело!

Лисица окончательно решила не выходить наружу, и теперь вся надежда только на собаку. Фокстерьер упорен — он ни за что не бросит добычу. Отзывать его бесполезно. Остаётся только ждать, не ослабляя бдительности.

В октябре день не настолько короток, как зимой. Но всё же была опасность провозиться до темноты. Если в сумерках лиса всё же решится на бегство — стрелять по ней будет трудно. Скажутся усталость и плохая видимость.

Показалось или нет?!

Звуки немного сдвинулись, стали ближе к главному выходу из норы.

Я сделал знак Владимиру Вениаминовичу.

— Внимание! Вроде, на нас идёт!

Ещё через пять минут я убедился, что звук медленно движется. Похоже, собака тащила лису из норы наружу, а та упиралась изо всех сил. У фокстерьера мёртвая хватка челюстей. Жека способен часами висеть, вцепившись зубами в поднятую палку. В этом я убедился лично — Владимир Вениаминович вчера вечером хвастал, ради забавы.

Если пёс вцепился в лису — он её не выпустит. И похоже, собака, всё-таки, оказалась сильнее.

Ещё через несколько минут рычание слышалось у самого выхода. А затем из норы показался обрубленный курчавый собачий хвост. Хвост вытянулся и подрагивал от напряжения. Жека, изо всех сил упираясь крепкими лапами в землю, пятился и тащил лисицу наружу.

Я приготовил ружьё и крикнул Владимиру Вениаминовичу:

— Тащи пса!

Психотерапевт забросил своё ружьё за спину, ухватил Жеку за задние лапы и потащил из норы. Жека рычал, не разжимая челюстей.

Ничего себе! Так это мы не лису взяли, а матёрого лисовина, самца! И как только Жека умудрился с ним справиться? Понятно, почему лис не хотел выходить наружу — надеялся совладать с собакой и не подставиться под выстрелы.

Но Жека молодец — перебирая челюстями по густой лисьей шерсти, добрался-таки до горла и намертво вцепился в него.

Придушенная лиса слабо перебирала лапами. Плотно сжав губы, Владимир Вениаминович умело добил её палкой и принялся разжимать собачьи челюсти.

— Пусти, Жека, пусти! — приговаривал он, опустившись на колени. — Пусти, всё!

Пёс рычал, курчавая шерсть дыбилась на загривке.

Я почувствовал, как меня постепенно отпускает азарт охоты. Это всегда так. Пока зверь не загнан — не чувствуешь ни голода, ни жажды, ни холодного ветра. Только неистовое желание выследить, догнать и добыть.

Но едва охота закончена — все ощущения возвращаются с новой силой. И сразу чувствуешь, как бежит по вспотевшей спине холодок, как тоскливо урчит желудок, в котором с раннего утра побывала только чашка чая с бутербродом, как гудят натруженные за день ноги.

— Смотрите — какой красавец!

Владимир Вениаминович, наконец, выпрямился, держа в руках добытого лиса. Длинный рыжий мех с серебристой опушкой переливался при дневном свете. Широкая белая грудь и тёмные, почти чёрные передние лапы.

И правда — красавец!

Неутомимый Жека подпрыгивал и волчком крутился у ног хозяина, стараясь снова добраться до лисы.

— Отличный воротник получится, Володя! — одобрил, подходя, Георгий Петрович. — Подаришь своей Марине, чтобы почаще отпускала на охоту.

— Марина меня понимает, — протянул, почти пропел басом Владимир Вениаминович. — А вот дела, служба…

Он пошарил в кармане, вытащил кусок сахара и протянул его Жеке.

— Держи, неугомонный!

Жека, радостно крутя коротким хвостом, схрумкал сахар.

Георгий Петрович устало присел на поваленное бревно. Вытащил из кармана папиросы и закурил.

— Как ваша нога? — спросил я его.

— Да что ей сделается, — отмахнулся генерал. — Болит.

— Сейчас костёр разведём, чаю попьём, — сказал я. — Да и к дому.

Я принялся собирать дрова. Владимир Вениаминович подвесил лису на дерево — повыше, чтобы не дотянулись собаки — и тоже стал мне помогать.

Мы развели небольшой костёр, подвесили над огнём закопчённый котелок. За водой я не поленился сходить к озеру — в бочажинах на дне оврага вода была только стоялая, подёрнутая радужной плёнкой затхлого налёта.

Очень скоро в котелке забулькала вода. Я всыпал в кипяток горсть заварки, кинул для запаха несколько малиновых прутьев, которые сломал тут же, в овраге.

Дождался, пока чаинки осели на дно, и разлил по кружкам тёмно-коричневый горячий чай.

Владимир Вениаминович развернул промасленный свёрток с бутербродами.

— Жена собрала в дорогу, — улыбаясь, пророкотал он.

Шумно, обжигаясь, отхлебнул из чашки.

— Хорошо!

И впрямь, в лесу было хорошо. Наполовину сбросившие листву деревья стояли неподвижно. Каждая тонкая веточка отчётливо прорисовывалась в прозрачном воздухе. Только сосны упрямо зеленели, да по краю оврага стояли редкие тёмные ели.

Перекусив, мы залили костёр остатками чая и тщательно затоптали огонь сапогами.

— Пора идти, — сказал Георгий Петрович и со вздохом поднялся на ноги. Мы выбрались из оврага наверх и пошли берегом озера к базе.

Озеро казалось совершенно пустынным. Утки уже улетели. Ещё недавно на воде ночевали стаи запоздалых гусей, но и они ушли к югу. Я пригляделся и увидел, что ночью между стеблями тростника намёрзли первые тонкие ледяные забереги.

Наступило то самое межсезонье, когда охота по птице почти закончилась, а охота по первому снегу ещё не началась.

Охотники на базу наведывались редко — сейчас разве что зайца с гончими гонять. Но мало кто держал гончих собак в городе — эти псы не для тесной городской квартиры. А у сельских охотников были свои излюбленные места недалеко от дома.

По выходным заезжали рыбаки — выходили на лодках побросать блесну, половить тёмную озёрную щуку, у которой шёл осенний жор. Кроме щуки часто попадались увесистые горбатые окуни — почти чёрные от торфяной воды.

Поэтому в воскресенье вечером я с чистым сердцем закрывал базу на замок, садился в машину и уезжал в Черёмуховку, где и проводил всю неделю. С Тимофеевым мы договорились, что в случае чего-то неожиданного он предупредит меня по телефону.

Вот и база. Пока прогревался мотор «ЛуАЗа», я проверил — всё ли в порядке. Подёргал замки на дверях, по привычке покосился в сторону погреба.

Тогда, летом, во время обыска, даже бывалые милиционеры давались диву — сколько оружия припрятал Жмыхин под большим деревянным ящиком, в котором хранилась прошлогодняя картошка. А я даже не удивлялся, глядя, как в машину грузят автоматы и ящики с гранатами. Устал, не до удивления было.

А потом была бесконечная череда допросов и протоколов.

Дверь в дом пришлось устанавливать заново — старая ремонту не подлежала. Надо было её покрасить, да руки пока не доходили — то одно, то другое. Так дверь и белела свежей, уже начинающей желтеть древесиной.

К чёрту! Будет время — со всем разберусь.

— Давайте грузиться! — сказал я охотникам.