"Фантастика 2023-49. Компиляция. Книги 1-13

8

Победа давалась им в руки до такой степени легко, что у Килиана стали зарождаться неприятные подозрения.

После стольких дней кровопролитных боев; после того, как Суфадонекса вероломно и безжалостно уступил их жизни своему грозному брату; после того, как Ягма гостеприимно распахнул перед ними врата, ведущие в его мрачное царство, — все переменилось в считанные литалы.

В лагере варваров царили паника и хаос.

Что-то происходило там, далеко впереди, где дорога резко поднималась в гору и начинался лес. Где скалы были прорезаны глубокими ущельями и где пели хрустальные водопады. Там, у самой границы с территорией Шэнна, разыгрывалась кровавая трагедия.

Милделины медленно, но неотвратимо шагали впереди маленького войска Каина. Надежно защищенные бронзовыми нагрудниками, поножами и наручами, вооруженные двуручными топорами, в причудливых шлемах, делавших их похожими скорее на кровожадных демонов, нежели на обычных людей, — они сметали всех, кто оказывался у них на пути.

Подвижные, стремительные эстианты зачастую выгоняли на них перепуганных варваров, и топорники крушили врага, в слепой ярости похожие на степной пожар. За ними точно так же не оставалось ничего живого.

Большинство воинов Омагры были застигнуты врасплох. Вопящие, окровавленные, потерявшие ориентацию в пространстве, они метались по разоренному лагерю, среди упавших шатров и брыкающихся и ревущих дензага-ед лагов, между перевернутых барабанов и затоптанных в землю остатков еды… Топорники рубили их, не обращая внимания на то, что враги почти не сопротивлялись. Им было не до благородства, жалости и не до человеколюбия. Только утопив противника в его же крови, они могли гарантировать своему городу победу, а значит, жизнь.

Копейщики-дилорны защищали им спины. Ведь милделины тяжелы и неповоротливы, а их шлемы хоть прочны и надежны, но затрудняют видимость, и топорник не знает, что делается по сторонам. Эта армия шагает только вперед.

Ловкие же копейщики, конечно, не выдерживают прямой атаки колесниц или меченосцев-раллоденов, которых мощные милделины выкашивают будто траву, — зато справляются с конниками и охраняют топорников и лучников.

Справа и слева от милделинов постоянно находились раллодены Руфа Кайнена. Их доспехи были не так тяжелы, как у топорников, но и не такие легкие, как у дилорнов. В левой руке каждый меченосец держал круглый бронзовый щит, а вот клинки у них были железные, обоюдоострые — краса и гордость газарратских кузнецов. Эти мечи ценились на вес золота во всех городах-государствах Рамора, но купить их было очень сложно. Почти все оружие, выкованное газарратскими умельцами, отправляли в царские оружейные. Да и железо было труднодоступно.

Раллодены не щадили никого: они добивали раненых, атаковали с тыла, а один раз — им очень повезло — незамеченными подкрались к целому отряду палчелорских лучников, которые обстреливали кого-то с лихорадочной поспешностью, почти не целясь и пуская стрелы в одну сторону чуть ли не наугад. Меченосцы истребили их в считанные тексели: ведь лучник ничего не может поделать с пехотой или конницей в ближнем бою. Они, конечно, выхватили ножи и даже попытались сопротивляться, но какой жалкой оказалась эта попытка.

Несколько эстиантов подожгли повозки, стоявшие на западной стороне варварского лагеря. Огонь занялся мгновенно, и острые языки пламени при полном безветрии копьями вонзались в белое, изможденное небо.

Войско Каина продвигалось довольно медленно, зато позади оставалась их земля, полностью свободная от захватчиков.

Руф подъехал к Килиану и наклонился к самому уху брата:

— Там, впереди, что-то странное. Не стоит вести туда наших людей.

— Почему?

— Если там сражаются наши союзники, то рано или поздно они подойдут к стенам Каина. Если же это кто-то неведомый, то нельзя рисковать бойцами. Они и так измучены донельзя.

Килиан огляделся.

Вокруг виднелись следы кровавого побоища: тела, тела, тела — одни убитые палчелоры. Руф прав, больше никого не видно. И молодой Кайнен внезапно вспомнил разоренное стойбище палчелоров.

Там тоже были только тела погибших варваров — и больше никаких следов.

Один из раллоденов прикончил последнего оставшегося в живых хиштру и одним махом перерубил кол с насаженным на него красноглазым черепом.

Оскалившееся в свирепой ухмылке воплощение Даданху покатилось под ноги какому-то из топорников. Милделин занес свое оружие, но другой воин удержал его за плечо:

— Погоди, разрубить всегда успеешь. Давай отнесем его Каббаду.

Милделин согласно кивнул. Они подняли с земли какой-то меховой мешок, отряхнули с него пыль и небрежно затолкали жуткую свою добычу внутрь. Даже такая ноша казалась утомленным воинам чересчур тяжелой, и они пристроили поклажу на коня.

— Что это? — спросил кто-то из копейщиков, тревожно оглядываясь.

— Крики смолкли, — буркнул раллоден — седобородый, со свежим рубцом через всю правую половину лица. — Кажется, нашествию конец.

Он тут же сгорбился, обмяк.

— Не расслабляйтесь, — скомандовал Руф жестко. — Стать в кольцо, держать оборону.

— Посреди пустого-то лагеря? — изумился Килиан, но солдаты уже выполняли приказ командира. Они точно знали, что он всегда прав.

— Скажи своим эстиантам разделиться на две группы и прочесать западную и восточную часть долины. Если найдут живого палчелора, пусть возьмут в плен, а не добивают. Нам нужен свидетель происшедшего.

Килиан признал, что Руф снова оказался дальновиднее и разумнее, и слово в слово повторил его распоряжение своим конникам. Те поспешили исполнять.

— Сам-то ты как? — неожиданно спросил Руф.

— Держусь пока, — честно отвечал Килиан.

— Я бы не хотел, чтобы наши солдаты прежде времени испугались, а поэтому предлагаю проехаться вперед только вдвоем.

— Это слишком опасно. Нужно взять с собой еще кого-нибудь.

— Там полегла целая орда палчелоров, — сухо и отрывисто бросил Руф через плечо. — Наши жалкие отряды не смогут противостоять этому неизвестному противнику, если он все еще там.

— А вдруг это союзник? — неуверенно предположил Килиан.

— Где он в таком случае? — И Руф развернул коня на юг. — Там нет людей, иначе бы мы их услышали и увидели. Поедем, брат, посмотрим, что случилось.

— А Омагра, куда делся Омагра?

— И это узнаем.

Сообщив бойцам, что их командиры отправляются на разведку, и посоветовав перейти в тень уцелевших шатров, двое всадников тронулись в путь.

Спустя несколько текселей Килиан возблагодарил богов, что не стал противоречить Руфу и согласился с его предложением.

То, что творилось на южной стороне лагеря варваров, не поддавалось ни осмыслению, ни описанию. Здесь валялись выпотрошенные, разодранные, До неузнаваемости изувеченные тела, будто все демоны Даданху обрели плоть и восстали против несчастных людей.

Да, на войне убивают, и часто смерть бывает тяжелой и мучительной. Да, на войне калечат. И то и другое Килиан не раз проделывал с другими и не раз видел сам. Умирали его друзья и подчиненные. Погибали его враги. Но такого ему встречать не приходилось, за исключением страшной картины, которая только что предстала его взгляду в стойбище палчелоров.

Оторванные, вырванные с мясом человеческие конечности: скрюченные пальцы, лохмотья кожи и одежды; лужи загустевшей уже крови, пропитавшей сухую землю; перевернутая и раздавленная утварь; безголовые тела и головы, валяющиеся без туловищ; глаза, широко раскрытые глаза погибших палчелоров, в которых застыл смертельный ужас /так не может напугать враг, наскочивший на тебя в горячке и суматохе боя, — все происходит слишком быстро и неожиданно/ ; гладко срезанные куски плоти /словно одних людей кто-то рвал на части, а других рубил мечом, но меч такой остроты никогда не принадлежал смертным/ ; распахнутые в безмолвном крике рты; посиневшие лица, на губах — пена, словно эти отравлены; искромсанные куски темного мяса — то ли бывший человек, то ли животное…

Шатер Омагры покосился, но все же стоял. В плотных шкурах, из которых он был сшит, зияло отверстие — длинный разрез, словно сделанный исполинским раллоденом. Но ни Килиан, ни Руф не знали такого великана, который бы мог носить меч подобных размеров. Молодые люди внимательно разглядывали прореху: сидя на коне, можно было дотянуться клинком до верхней части шатра, но как тогда достать одним движением до самой земли?

То, что осталось от Омагры, все еще давало возможность узнать в нем варварского вождя.

Это была верхняя треть туловища. Золотой ошейник на толстой шее, пальцы, унизанные дорогими перстнями (у кого они были отняты совсем недавно?), искаженное мукой, побелевшее лицо с выкатившимися глазами, валяющийся в стороне островерхий головной убор — меха, золото, шлифованные камни. Символ верховной власти палчелоров. Правая рука все еще сжимала раллоден, лезвие которого было покрыто странной синеватой липкой жидкостью.

— Мне плохо, — признался Килиан. — Аж оторопь берет. Давай убираться отсюда поскорее и подальше. Я ничего не понимаю, но мне страшно. Нужно немедленно рассказать все отцу и Каббаду: дела, похоже, еще серьезнее, чем нам представлялось.

Руф спешился, зашел в шатер и поднял с земли островерхую шапку. Протянул добычу Килиану:

— Это стоит захватить с собой. И меч тоже. Мертвые пальцы не разжимались. Килиан предусмотрительно отвернулся, зная, что брат всегда найдет выход из положения. Раздался тихий свист раллодена, глухой стук. Затем голос Руфа:

— Так должна выглядеть кровь демона.

— Хотя бы заверни… это… в какую-нибудь ткань, — попросил Килиан.

— Нельзя, — отвечал молодой человек, привязывая меч Омагры со все еще висящей на нем, обрубленной у основания ладони кистью у себя за спиной. — Эта странная жидкость может впитаться в материю, и Каббаду будет сложно разобраться, что это такое.

/И моя прелестная, нежная У на любит человека, который способен отрубить руку изувеченному мертвецу только ради того, чтобы добыть его меч? И ехать с чужой кистью за плечами — и ему не страшно, не противно! О боги! Он прекрасный воин, но порой мне кажется, что он чересчур хорош, слишком хладнокровен — как не дано обыкновенному человеку. Он умен как безумец./

И Килиан похолодел от того, что он подумал сейчас о любимом брате. Захотелось загладить вину, пусть Руф о ней и не догадывался.

— Едем назад. Нужно оплакивать мертвых, праздновать победу, лечить раненых, посылать гонцов к Баадеру Айехорну… Отец будет гордиться тобой, — добавил он невпопад, для очистки собственной совести, заставляя себя признать необходимость жестокого поступка Руфа и тем самым становясь соучастником.

Видимо, дали знать о себе рана, жара и смертельная усталость, но, когда Килиан подумал о соучастии, тошнота подкатила к самому горлу.

— Я бы предпочел доехать до ущелья, а затем уже разворачивать коней, — сказал Руф. — Могу сделать это сам, а ты езжай к отрядам и забирай их в Каин. Ты ранен и выглядишь усталым.

— А ты?

— У меня несколько царапин. Я в состоянии двигаться дальше, а если придется, то и сражаться.