"Фантастика 2023-49. Компиляция. Книги 1-13

Глава 11

Загонщики пошли дружно, бодро покрикивая, постукивая палками по стволам деревьев. Звонкий перестук вспугнул утреннюю тишину. Из ближнего березняка, шумно хлопая крыльями, взлетела стайка тетеревов. Крупные чёрные птицы заложили вираж над зимним лесом, и расселись на высоких берёзах за болотом.

Стрелков я не видел, но знал, что сейчас все они подобрались, ещё раз проверили патроны в стволах и теперь всматриваются в неподвижную чащу, ловя взглядом малейшее движение, которое может выдать зверя.

Под подошвами сапог хрустел замёрзший, покрытый ледяной корочкой мох. Я тоже покрикивал и стучал по стволам палкой. И тоже напряжённо всматривался вглубь леса, надеясь заметить уходящего зверя.

Это было ни к чему — загонщик не имеет права стрелять. Даже если зверь уходит в сторону от стрелков, или бросается сквозь линию загонщиков — его можно только проводить взглядом.

Но лось или кабан на загонщиков не пойдут. На такое способен только волк — умный и хитрый хищник, которого нелёгкая жизнь научила всякому. Именно на этот случай у меня в стволах лежали две пули. На случай, если волк выйдет на меня и захочет прорваться.

Я знал, что далеко, в глубине леса чуткие уши лосей уловили стук и крики загонщиков. Звери насторожились, и теперь отходят, часто прекращая пастись и поднимая кверху тяжёлую голову. Если не торопиться — так мы постепенно и выдавим лосей на стрелков.

Пройдя буквально двести метров, я наткнулся на свежий кабаний след. Вот это везение!

Кабаны были ближе к линии загонщиков, чем лоси. Значит, есть шанс, что к стрелкам они выйдут позже, когда лось уже будет добыт. И тоже попадут под выстрел.

Ещё через пару сотен метров, я стал прибавлять шагу. В моих планах было выгнуть цепь загонщиков дугой и перекрыть зверям отход через фланги.

Загонщик, который шёл слева от меня, тоже прибавил шагу. Я видел, как мелькает между стволами берёз его оранжевый жилет.

С противоположного фланга раздался раскатистый выстрел. Кажется, стрелял генерал, или Владимир Вениаминович — с такого расстояния точно понять было нельзя.

Сердце неистово заколотилось. Азарт подгонял, заставлял прибавлять шаг, но я обуздал его.

Через секунду грохнул второй выстрел. И почти сразу раздался невнятный крик:

— О-о-ось… ошё-о-о-ол!

Лось дошёл, понял я. Значит, дуплет был удачным. Первой пулей охотник остановил зверя, а второй — добил.

А облава только началась. Но теперь все предупреждённые стрелки высматривают в чаще кабанов, на которых у нас тоже есть аж целых три лицензии!

Как-то, ещё в прошлой жизни одна знакомая спросила меня:

— Неужели тебе не жалко убивать несчастных зверей?

Мы сидели в кафе, и в тарелке перед девушкой лежала куриная котлета.

Что я мог ей ответить?

Что охотники не только охотятся, но и заботятся о сохранении поголовья зверей? Что всё добытое непременно идёт в пищу? Что лицензия на отстрел зверя не просто покупается за деньги, а зарабатывается трудоднями в лесу? Что мужчине часто жизненно необходимо почувствовать себя охотником, добытчиком? Что тех, кто стреляет зверей для развлечения, презирают сами охотники?

Увы, к моменту нашего разговора многое изменилось.

Лицензию можно было просто купить. Охота в сопровождении егерей загонщиков и собак стоила столько, что на эти деньги можно прожить несколько месяцев. Дальнобойные ружья с оптикой убили весь азарт скрадывания, позволив убивать зверя с огромного расстояния.

Да, я ворчу. Ворчу потому что помню, как в сентябре подкрадывался к стае уток, которая плюхнулась передохнуть в маленькое озерцо посреди непроходимого болота.

Я полз по качающемуся моховому покрывалу, толкая перед собой ружьё. Из-под мха выступала холодная вода, рукава, колени и живот промокли насквозь. Но я подобрался на дистанцию выстрела, и когда утки взлетели, метким выстрелом влёт сшиб одну. Она упала в воду, а лодки или собаки у меня не было.

И тогда я разделся и полез в чёрную торфяную воду без дна. Потому что убитую или раненую добычу бросать нельзя. Неправильно.

Ещё два выстрела из середины стрелковой цепи. На этот раз торопливые, почти слившиеся в дуплет. И тишина.

Чёрт! Или промах, или зверь легко ранен, и сейчас уходит в чащобу, а потом придётся несколько часов добирать его.

Ещё выстрел с той стороны. И весёлый голос:

— Кабан дошёл!

Ага! Кто-то из соседей подстраховал мазилу.

Выстрел на моём фланге!

Звучит громко — значит, стрелки уже близко. Пора кричать громче и давать сигнал к окончанию стрельбы. Но что же за зверь так упорно не хотел выходить под выстрелы?

— Волк дошёл!

Значит, попала-таки в оклад волчья стая. И теперь одним серым на моём участке меньше. Это хорошо.

Я уже взялся за ремень ружья, чтобы снять его с плеча, вынуть патроны и протрубить отбой.

И вдруг увидел волка.

Волк стоял, не шевелясь, он замер возле толстой берёзы, словно изваяние. Я не видел его движения, но почувствовал пристальный немигающий взгляд. Волк смотрел прямо на меня, словно оценивая — сумеет уйти, или нет.

Я остановился, потянул из-за спины ружьё. В этот момент снова грохнул выстрел. Волк одним прыжком сорвался с места и полетел вбок, на свободное пространство. Его длинное серое тело словно стелилось над самой землёй.

Я вскинул ружьё, поймал на мушку лобастую голову, дал упреждение. Ну, давай! Сверни на меня, уходя от линии стрелков!

Но волк так и бежал вдоль линии, пока не скрылся между деревьев. Стрелять было нельзя — промах, рикошет, и пуля отлетит к стрелкам.

Чёрт!

Ну, ладно! Никуда ты не уйдёшь. Наступает зима, и каждый твой волчий шаг будет отчётливо виден на снегу. Ещё встретимся!

Я переломил ружьё, вытащил патроны и затрубил отбой.

Лося — красавца весом в полтонны — добыл Владимир Вениаминович. Вот только рог у сохатого был один — второй он уже успел сбросить. Это несказанно огорчило психотерапевта. Он с безутешным видом расхаживал возле добытого великана.

— Мечтал трофей в кабинете повесить, а это что? Единорог — мифический зверь!

— Не расстраивайся, Володя! — подначивал его Георгий Петрович. — Рога в доме — не к добру.

Сам Георгий Петрович был молодцом. Метким выстрелом из «Зауэра» он добрал кабана, которого легко ранил соседний номер. Причём сделал это не второпях, а пропустив зверя за линию стрелков, почти на предельной дистанции.

— Есть ещё умение, — улыбался Георгий Петрович.

Мой отец взял матёрую волчицу. Зверюга, размерами с немецкую овчарку, лежала на земле, вытянув оскаленную морду и поджав лапы, словно и после смерти ещё убегала от опасности. На жёлтых клыках застывала розовая пена. Выйдя к стрелкам, волчица шарахнулась в сторону, и пуля угодила ей точно под лопатку.

Снег под волчицей таял, пропитываясь красным.

В целом, охота удалась. Подранков не было, а значит — уже сегодня охотники могли возвращаться в Ленинград с добычей. Кое-кто хотел заночевать на базе — отметить удачную охоту. Но Тимофеев решительно отговорил мужиков.

— Отметим непременно, — пообещал он. — Но недолго, и все вместе возвращаемся по домам. Автобус ждать не станет. Да и у Андрея Ивановича много дел.

Принялись разделывать добычу. Ножи тупились о толстую лосиную шкуру, их приходилось часто править на оселке.

Рог достался Валере Михайлову. Он хотел честно выкупить его у Владимира Вениаминовича, но Беглов только махнул рукой:

— Да забирай так! Зачем мне один рог?

— Вот! А я рукоятки для ножей сделаю, — заулыбался обрадованный Валера.

— Чёрт! — выругался отец.

Он затеял снимать с волчицы шкуру, и теперь на его ладони, с тыльной стороны кровил глубокий порез между большим и указательным пальцем.

— Нож соскочил!

У меня в рюкзаке на такой случай нашёлся йод, бинты. И перекись водорода. Тампоном с перекисью я остановил кровотечение, обработал йодом края раны и забинтовал отцу кисть.

— Осторожнее надо, батя!

— Ерунда! До твоей свадьбы заживёт.

— Приедем в Черёмуховку — попрошу Трифона глянуть, — сказал я.

— Да что там глядеть, — отмахнулся отец. — Царапина!

— Царапина — не царапина, а нож не стерильный.

Отправив отца к костру, я закончил снимать шкуру с волчицы. В рюкзак она не влезала, поэтому я свернул шкуру в рулон и крепко перетянул ремнём.

— Только уговор, батя — скоблить и выделывать её будешь сам, дома. Мне некогда.

Мы закончили разделку туш. Кабанью шкуру за ненадобностью оставили в лесу. От лосиной отрезали только голени — на камус. Этими кусками шкуры с коротким жёстким волосом удобно подбивать охотничьи лыжи, чтобы не откатывались назад при ходьбе.

Мясо разделили на примерно равные куски по числу охотников. Несмотря на тяжёлую ношу, к базе шли бодро, весело переговариваясь. Время едва перевалило за полдень — ещё можно было наварить сытной мясной похлёбки и отметить успех стопкой-другой чего-нибудь крепкого.

— Георгий Петрович! — обратился я к генералу. — Если хотите — поезжайте сейчас в Черёмуховку. Ключ от дома я вам дам. Баня открыта, воды я вчера натаскал. Только захватите с собой отца и непременно загляните по дороге в медпункт.

— А что, — задумался Георгий Петрович. — И в самом деле, поедем, Володя? Пока Андрей Иванович тут хлопочет — мы у него еду приготовим и баню натопим.

— Поехали, Георгий Петрович! — пробасил Владимир Вениаминович.

Я заметил, что на людях он никогда не называет генерала Жорой, а только по имени-отчеству.

Рустам быстро забросил их тяжёлые рюкзаки в кузов «Уазика». Отец хотел было остаться — помочь мне, но я был непреклонен.

— Батя, поезжай с Георгием Петровичем. И непременно покажи порез Трифону.

В самом деле, повязка на руке отца промокла от крови.

Сам я вернулся в Черёмуховку, когда уже стемнело. Остановил машину возле калитки и прошёл в вольер к нетерпеливо повизгивающим собакам.

— Ну-ну, — негромко говорил я, гладя псов по крутым холкам и уворачиваясь от розовых мокрых языков. — Накормили вас?

Возле дочиста вылизанных мисок валялись свежие обглоданные кости. Значит, гости не поленились наварить собакам мясного варева.

Я запер вольер, и вдруг почувствовал, что очень устал за сегодняшний день. Ладонью сгрёб с завалинки тонкий слой снега и присел, глядя на небо. Облака к ночи растащило ветром, в угольно-чёрной тьме ярко мигали звёзды. Запах печного дыма плыл по деревне — хозяйки топили печи на ночь.

Петли калитки скрипнули, я увидел тёмную широкую тень.

— Трифон?

— Привет, Андрей! Добрался?

— Да. Устал немножко. Пойдём к нам — поужинаем.

— Спасибо, — улыбнулся Трифон. — Я уже.

— Отец к тебе заезжал? — спросил я. — Ты посмотрел его порез?

— Ничего серьёзного, — кивнул Трифон. — Но пару стежков я наложил. Через две недели пусть сходит в больницу, там снимут швы. Шрам, конечно, останется, но это пустяк.

— Спасибо, — сказал я.

— Пустяки, — ответил Трифон. — Я по другому делу.

Он помолчал, а я внутренне напрягся.

— Хорошо бы твоему отцу бросить курить.

— Что-то серьёзное? — враз охрипнув, спросил я.

— Пока нет, — ответил Трифон. — Но кое-что беспокоит. Анализы на онкомаркеры он когда-нибудь сдавал?