Королевство ангелов

Как было принять ей то, что оказалось правдой? Она не верила в то, что ей довелось увидеть, но голос изувеченного рассудка твердил: все так, все именно так, как говорил Вальям там, в своем холодном, темном подвальчике. Но принять было мало. Необходимо было здраво посмотреть на ситуацию, но этот здоровый взгляд требовал невозможного от нее – рассудительности. А сейчас Солия не была такой. Ей хотелось и кричать, и плакать одновременно.

После завтрака девушка поднялась к себе и уткнулась носом в подушку. Слезы душили ее, и она свободно позволяла им это сделать.

Она бы и не заметила присутствие нежданного гостя в своих покоях, если он не коснулся ее плеча. Нежная рука легка проскользила к ее щеке, оторвала заплаканное лицо от подушки.

− Солия, что случилось? Вы плакали. – В глазах графа была жгучая досада; он воспринимал несчастье любой девушки очень тяжело и не мог спокойно смотреть на плачущую возлюбленную. – Вас кто-то обидел? Скажите мне. Я достану его из-под земли!

Но девушка лишь еще сильнее утонула в своих соленых слезах. Как стоило сказать ему об этом? Кто же обидчик? Ее отец? Как же глупо и жестоко это могло бы прозвучать, и Солия это прекрасно понимала. Она впервые ощутила себя маленькой, слабой девочкой, которая неожиданно для себя разочаровалась в своих ожиданиях о лучшем друге, который когда-то очень давно пообещал стать ее кумиром.

− Солия, прошу Вас, не надо плакать, − сжалился над ней Шейден, не находя себе места от ее страданий; он был готов прыгнуть в окно, лишь бы девушка прекратила плакать. – Вы же знаете, слезы… Я не могу смотреть, как кто-то плачет. Пожалуйста, не терзайте ни меня, ни саму себя. Солия!

Но девушка продолжала рыдать, сама не зная, как остановиться. Казалось, она могла проплакать весь день, неделю, а возможно, и целую вечность, если бы граф не подал ей во тьму свою руку спасения.

Он обнял ее, прижал к себе, как маленькую девочку, которую необходимо было успокоить. И его план сработал, удивив его самого. Прижавшись лицом к спине девушке, он дышал, замирая лишь тогда, когда Солия делала легкие вдох и выдох. Граф был утомлен ее страданиями и сейчас возмещал свою усталость близким расположением к своей невесте.

Затейливые кружева ее платья щекотали его лицо, но впервые для Шейдена это было незначительное, практические незнакомое ему ощущение, которое его никогда не беспокоило.

Зарывшись носом в ее распавшуюся черную косу, мужчина старался не дышать, чтобы ненароком не спугнуть такой замечательный, хоть и навеянный тревогой, момент.

Солия впервые была так близка к нему, и близость эта ее успокаивала, не пугала. Она могла бы вечность наслаждаться его таким донельзя близким присутствием, могла бы стать его особенной частичкой жизни, к которой он бы он цеплялся каждый раз, когда безвозвратно, казалось бы, терял земную связь с этим миром.

Стоило ли говорить о мире, о его грехах и уродствах, когда чистая любовь творила чудеса с нашей парочкой? Ни один мир, ни одна история, существующая на земле, не могла бы сравниться с чувствами Шейдена и Солии, для которых любовь значила иное, чем для нас с вами, банальных и немного сумасшедших реалистов.

Они оба были романтиками и упивались этим при малейшей мысли друг о друге. Правда, Солия не всегда считала себя одной из таких иллюзий графа, считала, что не может разделять его романтические взгляды на жизнь. Но все было не так, как она все себе представляла. Возможно, она хотела быть выше этого мира, выше Вильен-Трегги, выше даже своей семьи. Но стоило ей оказаться рядом с графом, как ее фантазии и неловкие мечты, которые ее родители посчитали бы порочными, сразу отступали, и перед нами появлялась та самая Солия, которую граф Шейден любил нежно называть «моя милая». Казалось, он действовал на нее каким-то невероятным способом, гипнотизировал, уводил или же, если пожелаете, крал у всего мира и приводил в новый, чистый и искренний мир любви и дружбы, который он создал специально для нее.

Если бы Солия могла об этом догадываться, узнать о жертвах, которые граф сделал ради нее одной, то она, вероятно, никогда бы не отходила от него больше ни на шаг, желая защитить такое крошечное, слабое существо, как он.

Но Солия об этом не думала. Она не могла об том подумать в силу своей тяги к реализму, который заменял ей сказочные истории. Он убивал ее, лишал свободы, настоящей жизни, которая была приготовлена именно для нее. Девушкам непривычно было не верить во что фантастическое, нереальное, сказочное, но вот наша с вами героиня была другой. Для нее не существовал выдуманный мир, хоть она и любила частенько читать наивные, иногда даже немного глупенькие, девичьи романы. Ей хотелось верить в твердость земли под ногами, в правдивость ясного неба над головой и искренность произносимых ее родными людьми слов.

Мир из сказок был не для нее. Жаль. Мне очень жаль ее, как и вам, наверное, тоже, ведь в том мире сказок и дивных снов всегда жил ее любимый граф Шейден. Но суждено ли было им встретиться? Мужчина верил: две дороги обязательно пересекутся и сольются в одну ровную, красивую линию на горизонте восходящего солнца.

Когда слезы высохли на бледном личике девушки, она с легкой улыбкой заглянула в синие глаза графа, которые тоже улыбались ей, манили, как старые матушкины рассказы в мир сказочный, нереальный. Ей хватило этой молчащей улыбки, чтобы понять, как она дорога Шейдену, как она желанна для него. Но желание это было светлое, наивное, подобное ребенку, выросшему под крылом доброй, заботливой матери.

Вновь начав собирать свои густые волосы в тугую косу, девушка быстро приходила в себя, и все ее тревожные мысли вмиг раскладывались по полочкам. Так она делала всегда – находила всему свое место в этой маленькой головке, полной непредсказуемых событий и впечатлений. Реализм снова укутывал ее в невидимую для графа шаль, которую он бы с радостью сорвал и растоптал в этой же комнате, прямо сейчас.

− Ваши волосы так прекрасны. Никогда не видел Вас с распущенными волосами. Почему же Вы скрывали от меня такую дивную красоту? – Граф взял ладони девушки в свои руки. – Можно я расчешу их, Солия?

Девушка не ожидала услышать от него таких слов, но, ничего не возразив, она протянула ему золотистый гребень, ручка которого была исписана различными узорами.

− Этот гребень такой красивый. Никогда не видел в магазинчиках ничего подобного. Где Вы его взяли, если не секрет?

Девушка все больше удивлялась ребяческому восторгу графа, но подобное поведение мужчины больше завораживало ее, притягивало робкую душу к его горячему сердцу.

− Это подарок моей бабушки. Гребень некогда принадлежал ее матери. Получается, это что-то вроде семейной реликвии. Бабушка говорила мне беречь этот гребешок, как свою душу. Не знаю, почему она так трепетно к нему относилась.

− Как свою душу. – Граф все еще не мог отвести глаз от этого удивительного, вычурного гребешка. – Возможно, он напоминал Вашей бабушке о чем-то важном. Она могла передать Вам на сохранение свои какие-то драгоценные воспоминания. Многие люди не хотят с собой уносить ценные моменты чьей-то жизни.

− Думаете? Жизнь моей бабушки была очень насыщенной. Когда она была жива, то рассказывала мне о всяких своих приключениях по миру. Представляете, граф, однажды она встретила одного человека, которого полюбила, будучи замужем за моим дедушкой. Насколько я помню, она и после рождения моей мамы любила этого человека. Жаль, имени его она уже не помнила. Или же просто не хотела его называть мне. Как думаете, мог тот человек подарить моей бабушке этот гребень?

− Вполне возможно, Солия. Если Вашу бабушку кто-то так сильно любил, кроме Вашему дедушки, то такой превосходный гребень мог служить признанием в любви. Я давно слышал от своей матери, что с предметом, подаренным любимому человеку, передается душа любовника.

− Хотите сказать, бабушка не захотела забирать в могилу душу того человека, запертую в этом гребешке?

Граф задумался, но раздумья эти были легки и непринужденны. Он словно искал слова, которые могли бы создать сказочную ауру вокруг его любимой.

− А почему бы нет?! Солия, Ваша бабушка так сильно доверяла тому мужчине, что, видимо, решила сделать его Вашим ангелом-хранителем.

− Так вот запросто? Шейден, даже не знаю…

− Я был бы счастлив охранять ваш покой, даже если бы мою душу заперли в каком-то гребешке. Большего счастья мне и не надо было бы.

Солия тяжело вздохнула, а затем замолчала. Она не верила в сказки, как мы это с вами уже увидели, но какой-то осадок на ее душе остался после этого неловкого разговора. Хоть граф и был фантастически, радостно настроен на эту тему, но в душе девушка не разделяла его романтический восторг. А что, если душа действительно томится в этой вещице? Человек, должно быть, очень несчастлив, теснясь в таком крохотном новом мире.

Шейден бережно расчесывал волосы девушки, разглаживая и укладывая их на ровную спину Солии. Ему хотелось чаще вот так разговаривать с ней, молчать, перебирая ее красивые волосы, слышать, как бьется ее сердце под легким платьем. Он был счастлив увидеть ее такой, и он навсегда поклялся себе сохранить воспоминания о ней именно такими.

Букет кроваво-красных роз стоял в вазе, у кровати Солии. Как и обещал граф, он привез подарки ее семье. Живые, трепещущие розы «цвета ангельской крови», как выразился сам граф, стали прекрасным комплиментом милым женщинам поместья Миллиал. Эвагвелия едва могла удержаться на ногах от сладкого, дурманящего запаха нежных цветов. Никогда раньше она не видела таких больших, насыщенных бутонов, от которых сложно было оторвать взгляд. Слава, граф Шейден срезал острые шипы со стеблей этих восхитительных созданий, которые могли бы серьезно травмировать нежную кожу рук любимых Дориана.

Главе семейства Миллиал граф преподнес не менее заманчивую вещицу. Это были старинные серебряные часы, на которых красиво и изящно красовалась легкая надпись: «Тому, кто счастлив». Дориан с пылающей благодарностью принял от графа этот подарок, не понимая, как такой чудесный человек может быть еще более тонким, увлекательным и интересным.

Да, граф Шейден любил всякие старинные вещички, коллекционировал их, а затем раздаривал самым близким людям, которые у него когда-то могли быть. Ему было неважно, что этот человек сделает с его подарком. Он просто хотел увидеть улыбку на дорогом для него лице, понять, что он может подарить человеку капельку драгоценного счастья.

− О, граф, это, должно быть, часы Вашего деда? Уж очень сильно они напоминают о прошлом веке, − не сдержался Дориан и спросил Шейдена о происхождении чудесного подарка, с которым он зарекся никогда не расставаться.

− Да, Вы правы. Эти часы принадлежали моему дорогому деду. После – моему отцу, а теперь – Вам. Я очень рад, что Вам они понравились.

− Постойте, граф. Но как же Ваш отец… У Вас нет отца, в-верно? – боязливо спросил Дориан, боясь затронуть возможные глубокие раны Шейдена.

− Мой отец давно покинул меня из-за тяжелой болезни. Поэтому не переживайте насчет этих часов. Они приносили ему удачу в делах. Уверен, они станут и Вам покровительствовать.