Королевство ангелов

Глава 25

В комнате было тихо. Настенные свечи едва освещали ее, отгоняли кромешную тьму. Это была большая комната в темно-синих цветах. Казалось, будто кто-то настолько любил этот волшебный цвет, что решил окружить себя только им одним.

Девушка лежала на огромной кровати, тяжело дыша. Ее красивые густые черные волосы лежали на ее груди, которая то вздымалась, то опускалась, как своеобразный маятник. Признаки жизни в некогда мертвом, холодном теле давали о себе знать. Тепло налило бледные руки, щеки залились румянцем. Но она была не одна в этой громоздкой комнате. На краю кровати, доставая коленями пола, лежал граф. Он просидел возле нее несколько часов, и они уморили его, склонили ко сну. Он спал подобно ребенку, который тайно ото всех читал книжку, спрятавшись от матушки в темноте комнаты.

Ничто бы не потревожило этой покой, эту сладкую гармонию, если бы дверь не открылась. Она не издавала ни звука, и тьма вошла в комнату вместе с холодом. Тихие шаги ударили по полу и мгновенно смолкли. Свечи на стенах погасли, воцарился мрак, от которого граф, словно чувствуя его во сне, неприятно поежился. Легкая бледная рука легла на его плечо, вынырнув из такой же ледяной темноты. Шейден замер, нахмурил брови, сжался в неприступный комок. Рука сильнее сжала его плечо. Граф заметался во сне, не находил себе места. Казалось, ему приснился кошмар, который мог легко его задушить.

Когда мужчина лихорадочно распахнул глаза, он с трудом осознал, где находится. Лицо его даже в темноте было белым и едва светилось. Тяжело дыша, граф поднялся на ноги, осмотрел комнату. Его взгляд упал на девушку, дыхание которой постепенно выравнивалось.

Никто так не терзал себя, как граф Даллейман. С исчезновением Солии он волновался так, что сердце его бешено колотилось. О, если б бог создал мужчину, светлого, заботливого, как ангела, то он обязательно был бы похож на него.

И теперь, когда девушка была рядом, в его поместье, он был спокоен. Но он не мог дождаться, когда она откроет глаза, назовет его имя и обнимет так, как обнимала всегда. И именно в этот момент он хотел сообщить ей примерную дату свадьбы. К этому дню он уже начал готовиться и дождаться не мог, когда сообщит эту великую новость возлюбленной.

Легко поцеловав девушку в щеку, граф оставил ее одну. Закрыв дверь комнаты, он брел по темному коридору, едва не спотыкаясь на каждом шагу. Давно он отвык от этого мрака, который крепко засел в стенах поместья, молча наблюдая за ним. Спать больше не хотелось, поэтому мужчина спустился в гостиную. Блеск шахмат привлек его, и он надеялся сыграть в эту игру, в которую играл редко. В основном он был занят работой или же мыслями о Солии. Но в этот день все было иначе.

Тайлен следом за братом зашел в гостиную, без интереса усевшись в кресло.

– Не составишь компанию? – Шейден пригласил брата к игре в шахматы; младший Даллейман целыми днями мог сидеть за этим столом.

Тайлен такой же незаинтересованный взгляд бросил на него. Сегодня он был не в самом лучшем настроении. Но, если считать его непостоянство, то это было вполне нормально.

– Не хочу. Надоело, – играючи промямлил он.

– Серьезно? Надоели шахматы? Ты же их обожаешь.

– Ненавижу. Я долго тренировался, но меня все равно выигрывают. Пакость! Выброси их!

– Это шахматы нашего отца. Ты же видел гравировку. Нельзя избавляться от таких вещей.

– Ха! – Скривился от ухмылки Тайлен. – Тогда сожги!

– Да что с тобой не так? Ведешь себя неподобающе виконту!

– А?! Неподобающе? Конечно, наш граф – любимчик дам и успешный человек! Но, знаешь, папенька, – та же ненавистная Шейдену улыбка скользнула на его лице, – я давно вырос и в твоих нравоучениях не нуждаюсь!

– Я никогда тебя не принуждал. Ни к чему, – голос графа был расстроен. – Я просто хотел дать тебе все, чтобы ты был счастлив. Все, что попросишь. Почему же ты так говоришь со мной?

– Просто оставь меня. Я устал. На восстановление души милой Солии ушло много сил.

– Опять уснешь в этом кресле? Это вредно для спины. Лучше поднимись в комнату.

– Не хочу. Оставь меня.

Шейден не мог спорить с братом. Он не хотел снова столкнуться с его острым характером. Он понимал, что жизнь в четырех стенах, в темноте и в полном одиночестве дала о себе знать. Тайлен мог бы вырасти хорошим человеком, добрым, успешным, но жизнь с самого начала невзлюбила его за ту красоту, мягкость голоса, которым он обладал. Граф жалел его, но никогда не злился из-за этого. Тайлен не был виноват в своей беде. Все сложилось очень-очень давно, и он не мог ничего изменить.

Шейден вышел на улицу и как обычно сел на третью ступеньку дома. Вид ночи его успокаивал. В поместье тьма была другой, не такой, как здесь. На улице она была приятной, легкой и нежной. Да и без особого труда можно было рассмотреть дерево, стоящее неподалеку. В стенах родного дома граф задыхался, не мог чувствовать себя в полной безопасности. Но признаться в этом он тоже не решался. Тайлен не должен был понять, что Шейдену было неприятно и тягостно находиться в его среде обитания. Это бы не только задело его, вывело из себя, но и серьезно покосило отношения этих душ, которые хоть и были близки друг другу, но в последнее время стали отдаляться. Шейден пытался что-то сделать ради спасения семьи, этих нужных ему братских отношений, ведь для него семья всегда была чем-то особенным, важным и просто необходимым. Он хотел оберегать кого-то, отдавать себя и все свои остатки души, жить ради человека, который мог бы сделать его счастливым.

С девяти лет он принял на себя роль любящего брата, который не только оберегал Тайлена, защищал его от всего, что предвещал жестокий, большой мир, но и учил его жить, правда, в чем-то Шейден ошибся. Младший Даллейман стал не тем, кого хотел видеть рядом с собой граф. Его больное тело не было бы преградой для счастья обоих братьев, если бы не разум, мысли Тайлена, которых тайно опасался Шейден. Он не мог предугадать шаг брата, не мог даже направить его на верную дорогу. Тайлен был очень уперт и не воспринимал критику. Его самоуверенность была настолько сильной, что она и стала одной из главных причин помутнения рассудка этого двадцатисемилетнего человека.

Красивый вид был у спящей природы. Она не колебалась, не противилась приходу ночи и сразу засыпала, как та разбрасывала свои зерна повсюду. Граф завидовал такому легкому уходу ко сну, ведь он часто страдал бессонницей. Только в этот день он мирно поспал рядом с Солией, но это были жалкие шесть часов. Странно было то, что он чувствовал себя абсолютно нормально, как будто другое время для сна ему не было нужно.

Он уже строил планы на следующее утро, мечтал обнять Солию, сказать, как он скучал. Это было ему необходимо.

Чтобы не вызывать подозрений, Мильвен и Ивент приехали на руины поместья Ольдер ночью. Хорошо, что лунный свет щедро купал в своих невесомых лучах местные окрестности. Видимость была замечательной, если не считать черный тени деревьев, плотно росших друг к другу. Они образовали настоящую стену, через которую никто и ничто не смогло бы пройти. Именно такое уединение любил покойный граф, оградив свой дом и семью от любопытных глаз.

Горден-Хейл и его люди были в его полном распоряжении, но этот человек некоторое время забросил свои дела, исчез из видимости. Многие твердили, что семья Ольдер уехала куда-то далеко и оставила на время все, что им принадлежало. Кто-то утверждал, как видел графа в поместье с его обычными домашними делами. Никто не заподозривал что-то серьезное в поведении графа, не видел в нем ничего странного, хотя все говорили, что этот человек был достоин похвал и окружающей любви. Лишь благодаря ему этот загнивающий городок процветал, богател, привлекал к себе опытных адвокатов, благодарных гостей. Под его руководством здесь была даже построена Академия истории и права, которая славилась своими опытными, интересными преподавателями, методами обучения. Графу это занятие было по душе, и он стремился расширить границы Горден-Хейла, сделать его большим и честным городом, в который каждый год съезжались бы студенты, образованные люди. Он и сам увлекался адвокатурой, историей, поэтому развитие города именно в этом русле было вовсе не удивительно.

Граф смог за три года поставить в городе новые дома, обустроить Академию и заключить несколько полезных договоров с различными компаниями, которые принесли бы его любимому городу славу и новый уровень процветания. Однако два месяца он жил в тени, никуда не выходил, просто исчез. Никто не знал, что с ним могло случиться, поэтому люди и придумывали всякие байки, наверное, чтобы только успокоить себя.

После случившейся катастрофы народ замолчал, ничего больше не желал, кроме как вернуть своего дорого графа и его семью. Каждый воспринял этот пожар как несчастье, проклятье, которое бог наслал на семью лишь потому, что позавидовал ей. Но стоило только всем узнать о каком-то немыслимом проклятии сына графа, как все сразу поднялись против него. Каждый возненавидел этого ребенка, не понимал, как он вообще мог выжить без помощи, и тогда люди решили, что этот мальчик принадлежал дьяволу, который и помог ему выбраться из поместья. Но это тоже была одна из баек, вот только она была небезобидна.

Сейчас же миру осталось только забыть об этой семье и не вспоминать больше, живя для себя, для своих родных. В Горден-Хейле не осталось людей, которые помнили эту семью. Слишком уж много теней в этих холодных улочках, а людей – практически ни одного.

Нашим же героям руины поместья еще расскажут интересную историю, о которой дом замолчал пару лет назад, вначале безумно и страшно крича от боли и обиды.

Но что Ивент и Мильвен хотели отыскать здесь? Это просто руины дома, которые постепенно растащит время по кусочкам и не оставит ничего живого. Так и должно быть. Время забирает себе то, что когда-то дало нам, людям. Оно не дарит нам что-то, с чем мы можем уйти после смерти, а дает лишь на срок, а после возвращает себе свое же бесценное состояние.

От красивого четырехэтажного поместья, в котором взрослело не одно поколение Ольдер, переживало семейные драмы, счастье, ликование, смерть, осталась одна центральная стена, скрывающая полную разруху. Утром было красиво наблюдать за тем, как в пустых окнах, ведущих в небо, загорается свет, горит ярко, тепло и постепенно, в течение дня, рассеивается, и снова наступает темнота. Жители этого призрачного дома уходят спать, оставляют свои заботы и выключают свет где-то там, далеко в небесах.

Маленький фонтанчик с ангелом, сидящим в центре, да заросший сад, в котором уже нельзя было разобрать сортов различных растений. Это еще как-то придавало этому месту живой, прежний облик, хоть и отдаленно, забвенно. Вот только вода из фонтана не бежала, не падала в квадратную чашу из рук плачущего ангела, который напоминал не то ребенка, не то совсем взрослого человека. Глаза его были пусты, устремлены вперед, на гостей, которые нечасто навещали его просторы.

Мильвена тронули эти пустота и покой, в которых пребывали владения природы и старости. Он едва сдерживал эмоции, старался не разрыдаться при виде этой пустоты, против которой он был бессилен.