Повестка дня — Икар

— Потому что он узнал, что один из них — в то же время один из вас?

— Главным образом поэтому, — сказал Гринелл. — Разумеется, это только мое предположение. Но так мне подсказывает профессиональное чутье, а оно меня не подводило все эти годы.

— Но только не в этот раз. Я ничего не знаю об этом.

— На вашем месте я бы не лгал, конгрессмен. В любом случае это бесполезно. В наши дни существует столько способов заставить человека развязать язык и узнать, что у него на уме.

Он не может допустить, чтобы ему вводили наркотики! Под их воздействием он все откроет, подписав смертный приговор Калехле и снабдив советников всей требуемой информацией, так что они смогут вовремя скрыться каждый под собственной дымовой завесой, а в случае необходимости и вовсе исчезнуть. Умирающий Менни заслуживает лучшего! Ему, как никогда, надо было завоевать их доверие — во что бы то ни стало! Он должен быть как нельзя более убедительным, потому что эти люди, эти убийцы из привилегированных кругов ничуть не лучше террористов.

— Послушайте, — твердо выговорил Эван, откинувшись назад в кресле, скрестив ноги и устремив взгляд прямо на Гринелла. — Вы можете думать все, что угодно, черт побери, но я не хочу быть вице-президентом. Я хочу иметь кредит в пятьдесят миллионов долларов в Цюрихе. Я ясно выражаюсь?

— Совершенно ясно. И притом записано.

— Хорошо, прекрасно! Записывайте меня на магнитофон, снимайте на видео…

— Не сомневайтесь, как раз это и делается, — прервал его собеседник.

— Так мы теперь оба в одной лодке, не так ли?

— В одной лодке, конгрессмен. Итак, где же книга?

— Не имею ни малейшего представления, но если этот Варак послал ее мне, то я знаю, как вы можете ее получить… Я позвоню в свой офис в Вашингтоне и велю своему секретарю Энни О’Рейли отправить ее срочной почтой, куда вы пожелаете.

Оба участника переговоров пристально глядели друг на друга. Некоторое время ни один из них даже не шелохнулся.

— Что ж, это неплохое решение, — наконец вымолвил Гринелл.

— Если вы можете придумать лучшее, я не против.

— Тем более.

— Так я на борту?

— На борту и на пути в Цюрих, — ответил Гринелл, улыбаясь. — Осталось только уладить некоторые детали, например, Чикаго.

— Утром туда будет отправлена телеграмма. Я велю О’Рейли послать ее из моего офиса.

— А копию — нашему досточтимому вице-президенту.

— Разумеется.

Председатель совета директоров вздохнул с облегчением, не скрывая этого.

— О, насколько же мы все корыстны, — сказал он. — Вот вы, например, конгрессмен. Вы — прямо-таки клубок противоречий. Ведь на публике вы совсем иной. И тот, другой, никогда бы не принял наших условий.

— Если это нужно для вашей видеосъемки, то позвольте мне сделать заявление. В Омане я горел в огне и сделал все, чтобы потушить этот огонь, потому что они убили стольких моих друзей. Я не вижу в этом никаких противоречий.

— Так и запишем, Кендрик.

Внезапно мирное течение переговоров было нарушено без всякой видимой причины комбинацией из цветовых и звуковых сигналов. Консоль радиотелефона, стоящего на письменном столе, стала вспыхивать ярко-красным цветом, а от белых оштукатуренных стен донесся приглушенный звук сирены. Скорее всего, он исходил из пасти какого-то животного. Дверь с треском распахнулась, и на пороге возникла высокая фигура загорелого капитана, который разгневанно ворвался в комнату.

— Что вы делаете? — взревел Гринелл.

— Уберите его отсюда! — заорал яхтсмен. — Я с самого начала думал, что это ловушка, и оказался прав! Дом Болингера полон людей из Вашингтона, которые повсюду разыскивают этого типа и всех допрашивают, словно в полицейском участке.

— Что?

— С этим мы кое-как справляемся, но на нас свалилась еще одна проблема. Гроссбух! Болингеру позвонили. Он в руках у личного адвоката этой суки!

— Заткнитесь! — приказал Гринелл.

— Он говорит о десяти миллионах, которые ей якобы обещал ее Энди. Так она ему сказала. А теперь он их требует!

— Говорю вам, заткнитесь!.. Что вы имели в виду, когда сказали, что люди из Федерального бюро всех допрашивают?

— То, что сказал. Они не только допрашивают с пристрастием, у них есть ордера на обыск. И если они ничего не найдут, то уж во всяком случае не от недостатка усердия!

— В доме вице-президента? Это неслыханно!

— Они очень остроумно разыгрывают комедию. Они уверяют Болингера, что защищают его от его же собственных подчиненных. Но никто из них не смог меня убедить, — яхтсмен повернулся к Кендрику. — Этот сукин сын был подослан, чтобы поймать нас. Слово героя превыше всего!

Гринелл уставился на Кендрика.

— Нет героя, нет и его слова… Adios, конгрессмен. — Гринелл прикоснулся к кнопке на письменном столе, и дверь огромной комнаты с мертвыми животными снова отворилась. Мафиози с почтительным видом шагнул через порог, слегка покачивая автоматом. — Уведите его, — приказал прокурор. — Мексиканцы укажут вам, куда… Вы действительно одурачили меня, конгрессмен. Я запомню этот урок. Остерегайтесь убедительно философствующего перебежчика.

По мере того как они поднимались вверх по дороге, освещенной янтарным светом, шум волн, бьющихся о скалистое островное побережье, становился все громче. Наверху освещение кончилось, а между двумя последними куполообразными наземными светильниками протянулось какое-то сплошное белое заграждение. В янтарном свете ламп можно было различить две надписи на белом фоне. Левая была на испанском, правая — на английском:

За ограждением виднелся мыс, врезающийся в море, в неверном свете луны вздымались и пенились волны, шум прибоя стал оглушительным. Кендрика вели на место казни.