Ветер в клетке

– Нет. Оскара Уайльда.

– Красиво. И очень, очень точно.

Тут не поспоришь. Мне тоже откликнулись. И открыли глаза на многие вещи во взаимоотношениях.

Я больше никогда не буду хорошей.

И удобной.

Это обещание я дала себе после расставание с Майклом, а жизнь в Дубае помогла мне вспомнить о нем.

Наконец, дверь лифта распахивается, и мы выходим в лобби отеля, где и находился злачный клуб.

Я иду вперед чуть быстрее Джамалия, но ровно до тех пор, пока позади меня не раздается пьяный и истошный визг:

– Это он, Мира! Это ОН. Он пришел за мной! – на русском кричит она, повиснув на парне, которого я вижу впервые в жизни. Но она много раз показывала мне своего «принца» на фото. Как выяснилось, его зовут Робин и он из Дании.

Я наблюдаю странную картину и не совсем понимаю, что произошло. Роб пришел за Джама в клуб? Она что, напилась и сказала ему, где находится?

Лицо у Роба – мрачнее тучи. Притом, что сам парень является представителем истинной арийской внешности, и кажется, что миловидность и некую инфантильность его лица трудно испортить. Его тело и взгляд говорит о том, что ему явно больше тридцати пяти, а вот «сладкие» черты лица делают его похожим на мальчишку, что недавно закончил колледж.

Впрочем, Джама обожает таких. Она помешана на таких «светлых» мальчиках с внешностью Джастина Бибера, поскольку это полная противоположность ее внешности.

Следующие минут пять я плетусь за ними по всему лобби. Джама, кажется, мгновенно становится еще пьянее от раздирающих ее эмоций и виснет на своем любимом, как обезьяна на лиане. А он просто идет вперед, сопровождаемый осуждающими взглядами прохожих снобов, являющимися постояльцами дорого отеля. Выглядит эта картина так, словно Джамалия – пьяная проститутка, навязчиво предлагающая себя понравившемуся клиенту, которому на нее плевать.

Вопрос, зачем он тогда пришел в клуб остается открытым. Русский мужчина, давно бы взял пьяную пассию за руку, хладнокровно посадил бы в машину и отвез домой. А от Европейцев такой поступок – за гранью нормальности. Но судя по его покер фейсу, оно тот еще эмоциональный абьюзер. И в клуб он наверняка приперся, чтобы поймать Джама с поличным, застать ее с каким-нибудь другим парнем. А потом – порвать с ней отношения окончательно и остаться «хорошим».

Мы выходим на улицу, я продолжаю нестись за безумной парочкой на расстоянии пяти метров от них.

Вдруг, дорога сужается из-за ближайшей стройки, и именно в этот самый момент на Джаму и Роба идут два араба в белых кандурах. Влиятельных местных можно узнать сразу – обычно, это высокие мужчины с аккуратно подстриженной бородой и дорогими часами. Джамалия случайно, но довольно сильно задевает одного из них плечом, и вдобавок автоматически взмахивает рукой, явно возмущенная тем, что они не пропустили их на этом узком участке дороги. Пару мгновений спустя, Роб, явно уставший от груза на своем плече, сбрасывает с себя Джама. От неожиданной холодности мужчины, она едва ли не падает на дорогу, хватаясь за ближайшую припаркованную машину.

Меня начинает бить нервная дрожь. Не верится в то, что это происходит на самом деле. И судя по лицам двух арабов, оскорблённых вольностью Джамы, пахнет жареным. Пока Роб, как ни в чем не бывало, направляется к своей тачке вальяжной походкой, Джама начинает плакать в голос, проклиная гордого датчанина на ломаном русском.

Черт. Как бы она на дорогу в такой истерике не выбежала.

– Почему ты меня ударила, сучка?! – плавно напирая на Джаму, рявкает вдруг один из униженных локалов. – Ты специально ударила меня, грязная тварь? – я не верю, что он так обращается к ней, только потому, что она задела его плечом и отмахнулась.

Но это действительно так.

Джама молчит, продолжая рыдать. Закрывая лицо руками, она начинает свое движение вдоль дороги, по которой проносятся десятки машин.

– Почему ты ударила меня, потаскуха? Отвечай! – мужчина, чью горячую кровь она разбередила, не отстает от Джамы.

– Отстань от меня! – рявкает по-русски Джамалия. – I don’t speak English! – косит под дурочку. – Он бросил меня, Мира! Видела? Он просто взял и уехал, как будто не знает меня…

До меня не сразу доходят ее слова. Я нахожусь в такой растерянности, что едва могу взять себя в руки. Воображение рисует страшные картины того, что нас может ждать, если мы не решим проблему со взбешенным арабом. Слова туристок против слов локалов – ничто. Если мы задели его гордость и самолюбие, ему не составит труда обратиться в полицию, повесить на нас клеймо шлюх, и депортировать из страны.

И это, правда, так. В этом восточном Вегасе все же строгие законы, когда дело касается до жалоб местных в правоохранительные органы. Вся власть – целиком и полностью в их руках.

– Простите, мы ничего плохого не хотели. Она вас не ударила, просто случайно задела, – пытаюсь прояснить ситуацию я, обращаясь к мужчине.

– Что? Что ты сказала? – теперь он уже пристает ко мне, пока второй араб обрабатывает Джаму.

Что они к нам привязались, какого черта? Варианта два: либо они, правда, оскорблены и хотят посадить нас в тюрьму. Либо, приняли нас за шлюх и хотят снять таким образом. Или – два варианта сразу.

Выглядим мы очень яркими и распущенными. Не удивительно, что они думают, что мы проститутки. В Дубае любая красивая девушка, надевающая облегающее платье автоматически становится «шкурой» на выгуле.

– Простите нас, нам нужно домой…мы ничего такого не хотели, – снова испуганно мямлю я, ощущая, как сердце тарабанит о ребра. Боже, рядом проезжает полиция. Только не это.

– Вы работаете здесь? – рявкает на меня араб, оглядывая с ног до головы похотливым взором. Я прекрасно понимаю, какую работу он имеет в виду.

– Нет…нет. Простите, я не говорю по-английски, – специально ломая язык, и коверкая фразу, произношу я. – Я не понимаю вопроса.

– Она ударила меня! Эта потаскуха ударила меня. Сейчас здесь будет полиция, – бескомпромиссным тоном отрезает мужчина, выстреливая в меня контрольным взглядом.

– Мы ничего плохого не сделали…она не хотела вас ударить, – снова защищаю нас с Джамой, бросая на нее обеспокоенный взор.

Но Джамалия уже давно ушла в свой мир, билет в который ей дал выпитый алкоголь. Все происходит так быстро, я едва успеваю среагировать. Прикрывая веки, она отклоняется на дорогу, делает пару шагов назад, пока на нее несется очередное такси…

Огромных усилий мне стоит собраться, среагировать молниеносно. Схватить подругу за ладонь и резко потянуть на себя, мысленно проклиная пустоголовую дуреху.

Все проблемы сегодня из-за нее. И два приставших араба, и чуть было не нелепая смерть.

– Ты дура, Джама? Что творишь! Хватит вести себя как пьная идиотка! Соберись, пожалуйста, иначе нас обоих погубишь! – кричу на нее, не в силах справиться с эмоциональным напряжением.

В этот самый момент она опускается на корточки у дороги и вновь начинает рыдать, уже под аккомпанемент сингалок полиции.

Нет, только не это…это не может быть правдой. Мне становится так дурно, что хочется стошнить. Внезапно, я осознаю, что депортация – это меньшее, что нам грозит.

Нам нужна помощь. Катастрофически нужна помощь.

Достигнув крайней точки отчаяния, я оттаскиваю Джама подальше от движения машин, и, забив на переговаривающихся арабов-карателей, набираю телефон Оушэна. У меня есть примерно минута до того, как мой телефон будет отобран полицией.

– Да, – раздается после долгих длинных гудков.

– Клэй…это я, Мира. Мне очень нужна твоя помощь. Я у клуба «Dark Room» и…

– Я сегодня занят, Бель. Это действительно не терпит отлагательств? – обжигает меня безэмоциональным холодом.

– Я…, – слова застревают в горле, мне хочется взвыть от обиды. – Я…мне не к кому обратиться и…

– Помню, ты очень яро заявляла о том, что моя помощь тебе не понадобится, – спокойно усмехается Оушэн, и мне внезапно становится чертовски стыдно из-за того, что я вообще ему набрала. На что я рассчитывала? Он уже давно пялит новую наивную дуру в своей машине, а я тут прощу о помощи в три часа ночи.

– Три часа ночи, детка. Что случилось? – более мягким тоном добавляет он.

– Ничего. Ничего не случилось. Забудь, – рыкнув в трубку, выплевываю я, и сбрасываю вызов.

Ненавижу. Просто ненавижу. Как можно быть таким злопамятным? Видеть его не хочу…и скорее всего, не увижу, потому что завтра я буду уже лететь в Москву. Или застряну в тюрьме ОАЭ. Чем не новый сюжет для романа?! Это будет бестселлер.

– Добрый вечер, вы пройдете с нами. Прошу ваш телефон, – сотрудник правоохранительных органов обращается ко мне на арабском, но я все равно понимаю. Покорившись воле судьбы, смиренно отдаю телефон, осознавая, что сопротивление бесполезно. Мы нарушили кучу законов этой страны, и безнаказанными эти законы остаются ровно до тех пор, пока тебя не поймают за руку.

А благодаря двум гордым локалам нас поймали.

Рыдающую Джама сковывают наручниками и заталкивают в машину, пока со мной проделывают тоже самое, но я аккуратно сажусь в нее сама.

И лишь, когда дверь за мной с хлопком закрывается, я позволяю себе тихо и беззвучно разрыдаться, приготовившись к самому страшному – лишению свободы.

Не знаю насколько.

* * *

Сердце стучит так гулко, набатом бьет изнутри. Отчаянно цепляюсь за стальные прутья тюремной камеры, прислонясь лбом к холодному металлу.

Вот она вальяжная роскошь Дубая. Даже эта чертова клетка здесь соответствует уровню города: идеально чистая, просторная и светлая. Настолько идеальная тюрьма, что желудок от тошноты сводит.

Да только мой разум настолько овеян тьмой и плотным туманом, что «комфортные условия» не спасают от паники, бесконечного самобичевания и сожаления.

Это дно, да? Или можно упасть еще ниже?

Джама сидит в углу камеры и тихо плачет, периодически всхлипывая. Ее слезы психологически капают мне на мозги, но я не могу по-настоящему злиться на эту дуреху. Я тоже однажды напилась в хлам и не контролировала свои действия, слова, поступки. В студенческие годы я нажралась до алкогольной комы и один Бог знает, чтобы со мной случилось, если бы не Майкл, который забрал меня домой. В кровать уложил, утром разбудил, накормил. Заботился обо мне, как мог – очевидно, тогда у него ко мне еще были сильные чувства.

В какой момент они исчезли? Все эти годы я винила его, и думала, что он просто мудак, который меня не ценит.

Но чем больше других мужчин встречаю на своем пути, чем больше вижу таких ситуаций, как у Джамалия, осознаю: на самом деле мы сами себя не ценим.

В конце концов, Джама отрубается и засыпает – огромная доза выпитого алкоголя в данном случае служит отличным снотворным и успокоительным. А я ей безбожно завидую…мне тоже хочется отключиться, а не гонять тяжелые мысли по кругу.

Пора признать, что данная ситуация – хуже некуда.

Я в чужой стране, где являюсь девчонкой без роду и племени.

Не знаю арабского языка, не обладаю связями.

Вдобавок, в этой стране есть смертная казнь, а агрессивные арабы могли быть высокопоставленными чиновниками.

Звук тяжелых шагов вытаскивает меня из полного мрачных мыслей внутреннего мира. Уже через пару минут я вижу мужчину в полицейской форме, что не спеша открывает мою камеру, хотя и понимаю, что радоваться рано.