Ветер в клетке

– Вы будете меня допрашивать? – интересуюсь на английском.

– Пройдемте со мной, – резко отрубает сотрудник правоохранительных органов и берет меня за локоть. Судя по тому, что мои запястья все еще в наручниках, никто не собирается отпускать меня на волю.

Мужчина оставляет меня в пустой комнате для допроса и закрывает за собой дверь. Пока я пытаюсь дышать ровно и угомонить бешеное сердцебиение, готовясь к худшему, мой покой вновь нарушают ритмичные шаги. Я закрываю глаза, зажмурив их так сильно, насколько возможно…я не должна показывать своих эмоций. Я ни в чем не виновата, и это все о чем должна помнить, защищая себя на допросе.

Распахнув веки, я вижу перед собой до боли знакомую мужскую фигуру. Чертовски красивую фигуру, которую я одновременно счастлива видеть и которую ненавижу каждой клеточкой своего существа.

Передо мной стоит Клэйтон Оушэн, и его взгляд, как всегда – целый океан, полный эмоций, которые невозможно прочесть. Ими можно лишь захлебнуться, словно волной.

Судорожно выдыхая, я резко встаю со стула и просто кидаюсь ему на шею, умудряясь перекинуть руки с наручниками через его голову и заключить в объятия.

Меня накрывает от смешанных чувств. И первое из них – облегчение.

От того, что я не одна.

От одной мысли, что он пришел за мной.

Не оставил.

От того, что когда он рядом, я чувствую себя в безопасности, даже находясь в тюрьме.

Оушэн обвивает меня за талию – немного порывисто, крепко. Его руки сжимают меня плавно, но твердо и уверенно. Держат крепко, не собираются отпускать. Горячее тепло нахлёстом разливается по моему телу, мгновенно согревая вены. Я всегда чувствую это рядом с ним. Обволакивающий жар, наполненность, тотальная безопасность. Ощущение себя крохотной в его руках, поглощенной, укрытой от остальных бед. Как за каменной стеной. В непробиваемой подводной лодке.

И он действительно так редко показывает свои эмоции, словно его сердце – глыба айсберга в океане, о который я разобьюсь и пойду ко дну.

– Пойдем, Мира. Поговорим дома, – бросает глухим и сухим, на первый взгляд, тоном. Но легкая дрожь тембра и глубина в его взоре, кричит мне о том, что ему далеко небезразлично, где я провела последние несколько часов и что со мной произошло этой ночью.

Я коротко киваю, убираю руки с его шеи, ощущая, что он первый отпускает меня. Словно в тумане я добираюсь до его тачки, и прихожу в себя только когда понимаю, что мы уже почти приехали в его особняк, а с меня так и не сняли наручники. Оушэн молчал всю дорогу и не отвечал, когда я пыталась с ним заговорить. Все мои вопросы были с успехом проигнорированы Клэем.

Он практически не смотрел на меня, лишь изредка бросал на меня свой фирменный, глубокий и пронзительный взгляд.

Наконец, Клэй открывает мне дверь машины, и помогает выбраться. Кажется, до рассвета остается несколько минут, судя по розоватой дымке, крупными мазками украшающими холст темного неба. Вдали видны высотки района Дубай Марина, а я мысленно благодарю Вселенную за то, что вся эта история не закончилась депортаций или тюрьмой. У Оушэна огромные связи, если он смог сделать так, чтобы нас с Джамой отпустили. Кстати, о ней…

– Что будет с Джамилией? – едва слышно задаю вопрос я.

– Она проспится в камере, протрезвеет. А утром ее отпустят.

– Как это возможно? Я думала, здесь строгие законы. И если кого-либо застанут в алкогольном опьянении на улице, то сразу депортируют. Как тебе удалось спасти меня? Я не думала, что здесь есть коррупция…или что-то вроде того.

– Также как здесь не алкоголя. Нет проституции и эскорта. Нет секса до вступления в брак, – с усмешкой заканчивает Оушэн. – Как бы, здесь нет ничего, что могло бы опорочить безгрешную репутацию города. Но если честно, мне стоило огромных усилий вызволить тебя из участка. Связей с правоохранительными органами у меня нет. Но есть знакомый шейх, который долгое время был моим должником, – коротко поясняет Клэй.

Мы заходим в огромный дом Оушэна и оказываемся в холле, совмещённом с кухней и гостиной. Он включает светодиодные лампы хлопком в ладоши, и все пространство подсвечивается голубоватым светом, создавая имитацию лунного света.

– Спасибо, – тихо шепчу я, и в какой-то момент ловлю себя на мысли, что касаюсь его ладони, но Клэй одергивает руку, делая вид, что тянется открыть бар, переполненный дорогим алкоголем.

– Может, ты хоть что-нибудь скажешь мне? – не выдерживая напряжения, я повышаю тон голоса.

Его спокойствие и непоколебимость убивают меня. Он медленно открывает бутылку виски и наливает небольшое его количество в специальный стакан.

– Ты хоть понимаешь, чем все это дерьмо могло закончиться? – Клэй вдруг резко поворачивается ко мне, махом оглядывая мое тел, обернутое в развратное клубное платье. – Тебя могли депортировать. Изнасиловать. Убить, – перечисляет таким тоном, что каждое его слово звучит, словно удар хлыста по лопаткам. – Пустить по кругу в пустыне. Я не шучу. Почему ты вечно нарываешься на неприятности? – его ноздри раздуваются от сдерживаемого гнева, пока мужчина играет скулами.

– Что? Ты молчал всю дорогу, чтобы высказать мне все это? Словно я без тебя не в курсе, что еще легко отделалась. Ничего более ободряющего не придумал?! – мгновенно вспыхиваю я, испытывая острую потребность показать свой характер, чтобы он сбавил тон.

– Тут нечего придумывать Мира, – разводит ладонями в сторону Оушэн, глядя на меня снисходительно. Как на маленькую и несообразительную дурочку. – Мне стоило подержать тебя в камере три дня, чтобы ты, наконец, усвоила урок и перестала совершать сумасбродные и глупые вещи.

Так. Стоп. Что глупого я еще сделала? Всего лишь пошла с подругой в клуб, и мы выпили больше, чем следует. Вполне штатная ситуация.

– Так вот какого ты обо мне мнения? Зачем тогда появился и спас меня? Ты же игнорировал меня в последнее время! Не отвечал на сообщения, послал меня, когда я тебе позвонила! А потом прилетел, сделал мне одолжение! Зачем? Я разве приобретала билет на все эти эмоциональные качели? – преодолевая расстояние, между нами, упорно тыкаю в его твердую грудь пальцем. – Ты все эти дни и недели вел себя так, словно не знаешь меня. А тут вдруг примчался среди ночи, чтобы подвергнуть себя социальному риску и спасти меня из полицейского участка.

– И? – смотрит на меня сверху вниз, сохраняя полное самообладание. – Какие претензии? Ты просто неблагодарная сучка. Разве я что-то тебе обещал, Бель? Ты позвонила – я приехал. Ты вообще себя слышишь?

– Конечно, нет, не обещал! Просто…, – судорожно выдыхаю, не находя ответа.

Оушэн прав. А я просто не умею справляться со своими эмоциями. И ищу чувства там, где их нет. Он просто помог мне. По-дружески. А я пытаюсь вывести его на ответные эмоции и показать мне себя настоящего…но он…он пуст.

Сухой и пустой, как шершавые страницы старинной книги.

Никакой он не океан.

Он – горсть песка и пепла.

– Просто что? Давай, говори, детка, – скрещивает руки на груди, бросая на меня доминирующий и подавляющий взор. – Я слушаю, – ультимативный тон заставляет меня вжать голову в плечи. – Вместо того, чтобы нормально поблагодарить меня, ты выносишь мозг, Мира. Знаешь, кто ты? Настоящая заноза в заднице. Обиженная девочка, которая пытается заслужить любовь. Сломанная, жалкая, чертовски хорошая и правильная. Такая до смерти хорошая, что сама устала от этого! Ты хочешь быть плохой, взбалмошной, знающей себе цену…но твои попытки показаться такой выглядят просто жалко и заканчиваются в тюрьме, – не знаю, как он это делает, но его слова бьют меня в самое сердце.

Потому что он прав.

Грудную клетку сжимает в тугие тиски, мне трудно дышать, но я не собираюсь идти на поводу у инстинктивных телесных ощущений.

– По крайней мере, я работаю над собой, Клэй. И если я хорошая, то ты – настоящий эмоциональный насильник. То ты целуешь меня до потери пульса, то помогаешь, то обесцениваешь, то вообще встречаешься с другой девушкой…пусть она покупается на твое «ближе-дальше», но не я. Ведь в действительности, тебе плевать и на нее, и на меня. На всех, кроме себя. Ах нет, я не права…скажу проще: ты эмоциональный импотент, ясно тебе?

– А ты ревнуешь? – резко отрезает Клэй, вздергивает бровь. В его глазах вспыхивают те самые демоны, которых я не раз видела на дне глубоких морских глаз.

– Я!? Ревную? – картинно взмахиваю копной волос. – С чего бы. Ты имеешь право трахать кого хочешь. В пустыне, в своей огромной машине, да где угодно. Также как и я! И знаешь, из салона меня не зря уволили, – расхожусь я, пытаясь спровоцировать Клэя. – Я трахалась с этим красавчиком французом, пока ты все это время меня игнорировал, – выдаю я, несмотря на то, что мне замолчать и язык прикусить хочется.

– Вау, – его желваки пульсируют, Оушэн явно держит себя под контролем, но из последних сил. – И как, Мира? Понравилось? Нравится, когда тебя используют, как кожаное тело для секса? И это твоя ценность? Кукла для траха?

И снова его слова звучат как резкая и отрезвляющая пощечина.

Я едва сдерживаю слезы обиды, сжимая губы в тонкую линию. Резко выдыхаю, отводя взгляд в сторону.

– Лучше так, Клэй. Знаешь, лучше так. Лучше быть использованной, но живой! Ведь в отличие от тебя, я не идеальна, как робот! Я всего лишь девушка, порой глупая, порой ранимая, наивная, странная, импульсивная. Но я живу, я чувствую, совершаю чертовы ошибки! – срываюсь на крик я, делая шаг к нему. Теперь мы стоим вплотную друг к другу. – А ты мертв внутри! Ты робот, Оушэн! – тыкаю в его грудь пальцем, расписываясь в каждом сказанном слове.

– Я не такой, – когда я вновь замахиваюсь, он резко ловит мою руку в воздухе между нами и до боли сжимает запястье, которое и без того, все еще скованно наручниками. А я даже забыла об этом. – Я не робот, – выдыхает Клэй, сквозь сжатые зубы. Я поднимаю на него взгляд, и наши глаза встречаются. Невыносимая резь бьет по зрачкам, пока я чувствую потоки сумасшедшей энергии циркулирующей, между нами.

– То какой я на самом деле, может испугать тебя, – я хочу отвернуться, но Клэй обхватывает мою шею, разворачивает в пространстве и резко прижимает затылком к холодильнику, но не так, чтобы я ударилась.

Такой сильный, что едва не сбивает с ног. Колени подкашиваются и дрожат, жар поднимается по ногам, концентрируясь между ними.

Его настроение и энергия словно втекают в меня, я мгновенно ощущаю возбуждение и потребность сжать ноги. Он держит меня за шею так, словно хочет впиться в нее зубами и губами, но не делает этого, мучая нас обоих, и переводит взгляд с глаз на мои губы и обратно.

– Ты течешь вся, – шепчет в мои губы. Откуда он знает? – Я чувствую твой запах, – глубоко вдыхая, отвечает на немой вопрос он. – Тебя заводит страх, Мира? А меня запах. Он сводит с ума, каждый гребанный раз, когда ты рядом. Проще не видеть тебя, не чувствовать, не дышать. Ты это хочешь от меня слышать? То, что я чувствую? Ты готова пойти до конца и узнать меня? – глухо интересуется Оушэн, обжигая меня дыханием.

Его вопрос звучит как гребанное предупреждение. Как красная лента, на которой четко написано «не пересекать». Но я пересеку, и сделаю это прямо сейчас. И пусть, я буду бесконечно жалеть об этом. Пусть завтра он вновь станет бесчувственным и холодным…главное, что сегодня я разобьюсь об этот скалистый айсберг, не собираясь менять курса.