Ветер в клетке

– Бог? Вау. Мне нравится. Другие ласковые слова я больше не принимаю.

– А так хотелось называть тебя малыш или котик, – ехидничаю я.

– Чем бы дитя не тешилось.

– И снова уходишь от темы, – парирую я, пытая закрытого Клэйтона.

– Мама была очень тревожной личностью, – пережевывая тост, начинает Клэйтон. – Невроз и депрессия – самые банальные из букета ее диагнозов. Она закрывала меня в чулане под лестницей. Да, прикинь. Прямо как Гарри Поттера.

– Но почему?

– По разным причинам. Сначала – потому что считала, что мир опасен для меня, и я могу умереть. Да…до меня у нее уже был ребенок. Мой брат. Он умер при странных обстоятельствах, ему не было и пяти лет. Она очень боялась потерять и меня, сходила с ума, страдала от параноидальных мыслей.

– И ты вообще не выходил? А как же школа? Встречи с друзьями? Как она вела себя перед органами опеки? Что насчет твоего отца?

– Отец ее бросил. Ушел в закат, – сухо поясняет Оушэн. – Меня она иногда выпускала, мы даже играли в идеальную семью. Моменты хорошие были, но помню я их смутно. Абсолютно все мое детство поглотила зияющая темнота. Поэтому…зачастую я вижу только ее, Мира.

– А потом? Когда ты стал подростком? Наверное, уже было куда сложнее просто запирать тебя в этом чулане…

– Она заразила меня одной мыслью. Сделала все, чтобы она коварно проросла в моей голове. Уверен, она живет во мне до сих пор, – с пустым взором продолжает рассказывать Оушэн, пока мое сердце переходит на бег. – Сказала, что в роду есть генетическое заболевание. Сказала…что отец бросил ее, когда узнал, что она забеременела и оставила ребенка. Он не хотел нести эту ответственность, вот и все. Эта женщина поселила во мне мысль, что я, возможно, болен. И могу быть опасен для окружающих. Я…не верил, я отрицал это, Мира. Но после определенных событий, я понял, что она может быть права.

– Каких событий, Клэй?

– Это неважно, – отрезает он. – Достаточно, Мира. Просто…достаточно.

– Мне очень жаль, – я вдруг понимаю, что не должна ковырять его душу дальше, поэтому просто накрываю ладонь Клэя своей, заглядывая в его сверкающие глубинами океана глаза.

– Я пошел в старшую школу. И был там аутсайдером. Классическая схема: меня дразнили, унижали, ненавидели. Однажды, я решил отомстить одному из своих главных обидчиков. Украл один компромат из его школьного ящика, и решил взять на понт: он должен был прыгнуть с самой высокой вышки для пловцов на предстоящей вечеринке.

– И..? Чем все закончилось?

– Для него – больницей, переломами и черепно-мозговой травмой. На самом деле, звучит жутко, но он остался жив. А я – сгорал от ненависти к самому себе и думал только о том, что я разрушаю все, к чему прикасаюсь. Мать была права. Она правильно делала, что закрывала меня. Я не мог правильно справляться со своими эмоциями.

– Она тебя не научила, Оушэн. Ты ни в чем не виноват, – ощущая, как слезы начинают пощипывать веки, вставляю я. – Это не так. Ты не разрушаешь все, к чему прикасаешься. Это трагическая случайность. Совпадение.

– Мира, в моей жизни было еще много таких вот нехороших совпадений.

– Ты мне все можешь рассказать. Каждое…тебе станет легче, – соскакивая со стула, я просто обнимаю его, упираясь губами в висок. – Где твоя мама сейчас?

– Она совершила самоубийство на моих глазах.

Я обнимаю его еще крепче. Теперь мне многое становится ясно. Почему Оушэн такой закрытый, безэмоциональный и на первый взгляд даже бесчувственный. Любой бы на его месте наглухо закрыл свое сердце. Это элементарная и базовая самозащита.

– Ты не виноват, – тихо шепчу я.

– Я знаю. Знаю, – бесцветным голосом отвечает Клэй. Кажется, он уже жалеет, что настолько сильно открылся мне, но я это очень ценю.

– У всех свои уроки, своя драма. Мне очень жаль, что, будучи ребенком, ты увидел такой кошмар. Я очень тебе сочувствую. Но ты не виноват, Клэй. Ни в чем. И ты не разрушаешь все, к чему прикасаешься. Они сделали свой выбор сами…

– Нет! – вдруг рявкает Оушэн, заставляя меня вздрогнуть. Затем, добавляет, словно быстро одумавшись: – Прости, Мира. Но ты не знаешь, о чем говоришь.

– Ты видел своего отца, когда стал старше?

– Да. Он подошел ко мне на похоронах матери. Сейчас я изредка с ним общаюсь. Он неплохой человек, и я даже помог ему с одним бизнесом. У меня нет на него никаких обид. Мне хорошо одному. Как бы ужасно это ни звучало, но когда я остался один, я почувствовал облегчение. И свободу. Я был счастлив, что не вернусь в темную комнату. Но я ошибся…и я не могу хранить обиду на человека, который в какой-то момент жизни меня не выбрал. Он просто не выбрал меня, нас. Но он, по крайней мере, не уничтожал меня день за днем.

– И теперь ты сам выбираешь ничего не чувствовать?

– Не хочу участвовать в психологической сессии, Мира. Этот разговор меня вымотал, но я, правда, должен был рассказать тебе обо всем этом. Чтобы ты лучше понимала меня и не дулась бы в те моменты, когда меня накрывает всемирным молчанием.

– Ты оказался спящим вулканом, а не роботом.

– Я готов легко просыпаться и взрываться каждое утро, если пробуждение будет таким, как сегодня, – замечает Оушэн, поддевая мой подбородок пальцем.

Мы смотрим друг другу в глаза, одновременно опуская взгляд на губы…и снова в глаза. Уже через мгновение Клэй встает на ноги и приподнимает меня над полом, обхватывая сильными ладонями ягодицы. С легкостью запрыгиваю на него, обвивая ножками. На мне еще нет трусиков…а на нем – лишь полотенце, оборачивающее бедра. Самое время для быстрого секса на кухонной столешнице. Боже, наверное, все этого стоило ждать гребанных три года.

Глубоко целуя меня и сминая задницу, Клэй наконец опускает меня на первую попавшуюся поверхность, и я прогибаюсь от его рук и ласк, не отпуская его ногами.

– Иди ко мне. Так хочу ощутить тебя внутри, – едва ли не задыхаясь от желания, умоляю я.

– Я хочу этого в разы больше, детка, – также, едва дышат, вторит в мои губы, Клэй. Я предвкушаю ощущение его восхитительно твердого члена внутри, притягивая к себе, впиваясь пальцами и ногтями в поясницу.

– Скорее, пожалуйста, – умоляю сквозь стон.

Внезапно на кухне раздается стук каблуков о кафель и явное женское покашливание, от звука которого мое сердце уходит в пятки.

– Я вам не мешаю? – произносит женщина, и у меня нет никаких сомнений в том, что она не просто прислуга, что решила наведаться в дом своего хозяина в выходной день.

Все мое тело мгновенно сковывает напряжением и льдом. Сказать, что я чувствую себя уязвимой и «голой» абсолютно во всех смыслах, значит, ничего не сказать.

Замираю в руках Оушэна, мечтая провалиться сквозь землю.

А потом закопать его в ней.

Так как мое подсознание мгновенно находит единственное верное объяснение тому, кем является для него это женщина. Я это чувствую.

Читаю в ее льдистых глазах, что кричат мне: «Этот мужчина – мой, дешевая сучка».

Часть меня не хочет в это верить. Это какой-то сюрреалистичный сон, неприятный кошмар, сбой в программе.

Часть меня отказывается верить, отрицает реальность, протестует…

Каждая клеточка моего тела не принимает того, что происходит сейчас наяву. Но, я не сомневаюсь, что этой несчастной и красивой женщине сейчас, возможно, еще хуже.

Ей также плохо и больно, как и мне, когда я вернулась домой, и застала своего гражданского мужа, что с диким кайфом трахал мою подругу.

Ситуация повторяется, хоть и расклад карт на руках немного другой…

Ошуэн судорожно выдыхает, с силой зажмуривает глаза на мгновение, и резко открывает их после, мгновенно меняясь в лице.

Обхватывает меня за подбородок крепко, заглядывает прямо в душу, одним взором распарывая мне нутро, и тихо шепчет:

– Это не то, о чем ты можешь подумать. Я тебе все объясню, – произносит до боли шаблонную фразу Клэй.

Конечно.

Объяснишь.

Можешь попробовать.

Только я не буду слушать. Я – добрая душа и могу простить многое, но не предательство и…ложь.

Я больше не позволю тебе манипулировать мной. И обязательно сойду с твоих американских горок, какими бы манящими они бы мне не казались.

Оушэн разворачивается к побеспокоившей нас блондинке, закрывая меня своим телом. Он по-прежнему почти полностью обнажен, полотенце на его бедрах держится буквально на честном слове. В женщине, что огнестрельным оружием буравит нас двоих своим горящим взором, я узнаю Ханну Олсен – ту самую девушку, что выбрала меня няней для своей дочери.

Этот мир тесен до неприличия.

Как такое вообще возможно?

Возможно, еще как. Случайностей здесь не бывает. Раз даже взмах крыла бабочки может привести к цунами на другом конце света…

– Мирабель? – едва ли не с плевком произносит мое имя Ханна. – А я думала, что вы будущая гувернантка для моей дочери. А оказалось – вы шлюха для моего мужа. Как мило, – спокойным и ровным тоном, подмечает девушка, взмахнув копной белоснежных волос.

Ну вот. Что и требовалось доказать. Оушэн – женат. Не думала, что когда-либо окажусь здесь…по ту сторону своей собственной боли. Это уму непостижимо.

– Ты женат? – мой голос звучит осипшим, безжизненным. Ком в горле нарастает, перекрывает полноценный доступ кислорода. Внезапно, меня накрывает такой волной гнева и ярости, что кажется – если я, как всегда, лишь подавлю в себе все эмоции или сбегу, то я умру, потому что они разрушат меня изнутри. Сожрут, разберут на клеточки. Спрыгнув с кухонной столешницы, я встаю перед лицом Оушэна, и, замахнувшись со всей дури, бью его по щеке. Шлепок обжигает ладонь болью, сопровождая ее хлопком от удара.

Я была уверена, что сделаю ему больно. Физически больно. И его голова автоматически поворачивается в сторону…но когда он вновь переводит взгляд на меня, я не вижу в потемневшем океане глаз Клэя агонию.

И, несмотря на то, что ударила я его так сильно, что на скуле остался выразительный красный след, ни один мускул не дрогнул на его лице.

Глубины океана всегда сохраняют спокойствие, невзирая на шторм, что может твориться снаружи. И в этом весь он. Клэйтон Оушэн. Мужчина, которого я должна вычеркнуть из жизни.

И не потому, что он женат и возможно, у нас нет совместного будущего.

А потому что он лгал мне все это время.

А после ситуации с Майклом, меня мгновенно отворачивает от всего, что связано с гнусной и несправедливой ложью.

Разве этого я заслуживаю? Быть второй? Быть грязным секретом? Быть женщиной, которой изменяют? Быть женщиной, с которой изменяют? В любом из этих случаев, я – та, что не представляет ценности.

Нет, нет, нет…я просто устала.

Порываюсь уйти и сбежать, но Клэй мгновенно хватает меня за запястье и сжимает его до ломоты.

– Не уходи, Мира, – цедит сквозь зубы. – Я же сказал тебе. Объясню.

– Я уйду! Разбирайтесь сами! Что бы ты ни сказал, мне плевать! Я все вижу, все понимаю и все чувствую! – вспыхиваю я. – Я не знала…не знала, – же тише мямлю я, переводя взгляд на Ханну, что ленивой походкой подбирается к барной стойке. – Я думала… в любом случае, я не хотела, – все, что получается выдавить из легких, из горла. Вытащить из себя. Хотя кричать и навзрыд рыдать хочется.