Девяносто дней тьмы

Глава 5

Гермиона ожидала, что Малфой набросится на нее, как только они войдут в дом, и была удивлена и испытала облегчение, когда в коридоре он просто извинился.

— Адское пламя создает некое ощущение нечистоты. Я надеюсь увидеть вас за ужином, мисс Грейнджер.

Как любая молодая женщина, Гермиона думала, где, с кем и как она потеряет девственность. На протяжении длительного времени она считала, что это произойдет с Роном, а как и где, по правде говоря, было не столь важно для нее. Как только она попала в плен, «как» стало гораздо важнее. Значительную часть дня она проводила в страхе, что один из Пожирателей Смерти нагрянет, чтобы воспользоваться ею. Если бы год назад кто-то сказал ей, что она готова будет отдать свою девственность Люциусу Малфою за впечатляющую демонстрацию Адского пламени, по меньшей мере, она была бы удивлена. Теперь она не испытывала никаких чувств, кроме легкого любопытства.

Гермиона знала, что навыки в окклюменции позволят ей отдалиться эмоционально и физически от того, что должно будет произойти между ними. Малфой мог делать с ее телом все что угодно — она почти ничего не будет чувствовать. Гермиона не думала, что он нанесет ей непоправимый вред. Если уж на то пошло, она боялась, что Люциус не сможет овладеть ею с той необходимой силой, чтобы в дальнейшем убедить Волдеморта, что он придерживается его Макиавеллиевского плана. Гермиона обнаружила в глубине себя некое чувство и пребывала в легком замешательстве. Люциус Малфой был красивым мужчиной, происходившим из древней династии, физически он был совершенен. Его жена, Нарцисса, тоже была красивой, и Гермиона болезненно ощущала свою несостоятельность. Для нее не имело значения, находит Малфой ее привлекательной или нет, но как и любая молодая женщина, она хотела, чтобы ее находили желанной.

Гермиона, естественно, не поделилась своими страхами с Малфоем, пока они ужинали в тишине. В конце концов, он не был ее любовником, не был парнем, не был ее другом, о чем она сказала ранее. И уж тем более, Гермиона не могла доверять Малфою свои страхи. Когда они закончили ужинать, он встал и снова извинился.

— Я приду к вам позже, мисс Грейнджер, если вас это устроит.

Она молча кивнула и осталась сидеть, пока Малфой уходил из столовой, вертела в руках столовые приборы и старалась не думать о том, что сейчас произойдет.

Гермиона поднялась вверх по ступенькам, решив принять ванну перед тем, как ложиться в постель. На двери ее ванной был замок, и она всерьез задумалась над тем, чтобы запереться там. В то же время Гермиона понимала, что в этом нет необходимости. Несмотря на то, что Люциус Малфой выполнил свою часть сделки, она знала, что тот не будет принуждать ее. Он не был способен на это, и именно по данной причине она заставила себя подчиниться, потому что Люциус Малфой был намного лучшей перспективой, чем любой из других приспешников Волдеморта.

Вытеревшись после ванны, Гермиона заколебалась, размышляя, надеть ли ночную рубашку, полностью одеться или просто лечь в постель голой. В конце-концов она решила, что чем меньше препятствий для их совокупления, тем лучше. Поэтому она скользнула под простыни, натянула их до подбородка и нервно смотрела на дверь. К тому времени, как ручка двери повернулась, она уже настолько погрузилась в свои мысли, что едва отреагировала на вторжение Малфоя в ее комнату. Гермиона бесстрастно заметила, что тот, должно быть, тоже вымылся, его волосы были еще влажными на плечах, и теперь он был одет только в тяжелый черный халат. Ей вспомнились драмы того периода, когда ее мать смотрела, как хозяин дома навещал жену в ее покоях, и камера деликатно исчезала за закрытой дверью. Теперь не будет никакого искусного сокрытия, кроме того, на что она была способна мысленно.

— Мисс Грейнджер, — его голос звучал чуть менее спокойно, чем обычно, и Гермиона почувствовала облегчение от того, что он выглядел таким же нервным, как и она. — Вы все еще хотите соблюсти наш договор?

Гермиона села в постели, убедившись, что простыня натянута до подбородка.

— Так и есть.

Ее голос был тверд. Малфой достал из кармана халата хрустальный пузырек и протянул ей.

— Что это?

— Это противозачаточное зелье, если только вы не хотите забеременеть и лишиться своей добродетели.

— Спасибо вам.

"Я даже не рассматривала возможность забеременеть, что же я за дура?"

Гермиона перевернула пузырек и залпом осушила его, морщась от горького привкуса.

Малфой начал развязывать пояс халата, и Гермиона полностью ушла в свою безопасную комнату, захлопнув за собой тяжелую дверь и повернув запирающий механизм. Теперь она бесстрастно наблюдала, как Люциус осторожно кладет халат на стул. Он повернулся к ней лицом, и она принялась изучать его член. Уже твердый, он торчал из гнезда белокурых локонов на вершине его бедер. Он был большой, очень большой, и Гермиона гадала, как он будет помещаться внутри нее. Она также удивилась его возбуждению, казалось, что он не хотел принуждать ее, и она предполагала, что и не желал ее, но эрекция говорила об обратном.

Малфой подошел к кровати и осторожно откинул простыню, открыв обнаженное девичье тело. В комнате было тепло, но, тем не менее, Гермиона почувствовала, как по коже побежали мурашки, а соски затвердели от порыва холодного воздуха. Она не пыталась прикрыться, не чувствовала ни смущения, ни стыда, ничего, кроме легкого любопытства. Она выжидающе посмотрела на Малфоя, казалось, он на мгновение застыл на месте. Их глаза встретились, и он тихо вздохнул. Гермиона видела, как он напрягся, наклоняясь над кроватью, но не чувствовала жалости. Конечно, ему было неприятно прикасаться к ней, грязнокровке. Их союз ущемлял его так же, как и ее, и у него не было возможности мысленно спрятаться, как это делала она.

Гермиона почувствовала, как Малфой придавил кровать своим весом, когда лег рядом, заставляя ее тело слегка повернуться к нему. Она закрыла глаза, но открыла их снова, когда почувствовала, как его губы прижались к ее губам. Люциус был нежен, удивительно, соблазнительно нежен. Именно его нежность вынудила ее выйти из своей безопасной комнаты почти к краю библиотеки, где она наблюдала, как он двигает своими губами по ее губам, как одна из его больших рук гладит ее волосы, вниз по шее и по груди. Гермиона чувствовала, как ее тело реагирует на эти прикосновения. Крошечные нервные окончания, возбужденные его поглаживаниями, отвечали незнакомыми покалываниями, которые пробежали по ее разгоряченной коже, собираясь в паху. Она чувствовала, как ее тело просит разрешения ответить, выгнуться ему навстречу, приоткрыть губы, застонав ему в рот. Она пресекла это, снова отступая в свою крепость.

Малфой невозмутимо продолжал, та же самая большая теплая рука приласкала сначала одну грудь, затем другую, их соски тряслись под его прикосновением, ее живот вздрагивал от прикосновения его пальцев к мягким изгибам тела. Эту реакцию Гермиона не могла контролировать. И не могла предотвратить растущую влажность между ее бедер, которую ищущие мужские пальцы быстро нщупали. Малфой удовлетворенно хмыкнул, и она почувствовала, как он начал кружить вокруг ее клитора; его намерения были совершенно ясны. В глубине души Гермиона вздрогнула. Это не входило в план. Она ожидала быстрой и болезненной дефлорации, неприятной и неловкой для обоих. В худшем случае она думала, что Люциус будет злорадствовать над ней, нашептывая ей на ухо непристойности, когда будет втискиваться в нее. Гермиона не ожидала, что он попытается доставить ей удовольствие, прежде чем получит свое.

Ограничения ее окклюменции стали болезненно очевидны: погруженная в себя, Гермиона почти не контролировала реакции своего тела. Освободившись от запретов разума, который отчаянно твердил ей, что она ненавидит этого человека, ее предательское тело переживало трудный период. Гермиона уже чувствовала сильные волны удовольствия, поднимающиеся от клитора к животу; крошечные сокращения в матке и бедрах предупреждали ее, что она опасно близка к оргазму. Она могла остановить его. Это не было частью их соглашения — все, что ей нужно было сделать, это вернуться в свое тело и оттолкнуть его руку, но это было бы равносильно признанию, что он влияет на нее. Более того, в данный момент она будет заниматься сексом с Люциусом Малфоем. Конечно, лучше спрятаться внутри себя и позволить всему идти своим чередом. Если Гермиона могла вынести Круциатус от Волдеморта, то, конечно, она сможет вынести и это.

Ощущения усилились, и она почувствовала, как тело молит об освобождении. Еще ужаснее было то, что она хотела покинуть свою безопасную комнату, снова присоединиться к своему духу и телу, чтобы полностью испытать удовольствие, которое предлагал ей этот мужчина. Свернувшись калачиком в самом дальнем углу своей безопасной комнаты, она уткнулась лицом в колени и ждала, когда все закончится. Он снова погрузил в нее два пальца, продолжая нежно обводить клитор, наконец, наклонил голову, чтобы взять в рот один из ее сосков, и Гермиона была побеждена. Оргазм захлестнул ее, и наслаждение пронзило тело, спина выгнулась дугой, а лоно непроизвольно сжалось.

Она чувствовала, что Малфой снова улыбнулся, прижавшись к ее груди, а затем он оказался там. Головка его члена прижалась к ее отверстию, и он вошел в нее с удивительной силой, учитывая, насколько нежным было его первоначальное исследование. Любопытство заставило Гермиону открыть глаза. Его лицо было прямо перед ней, зубы стиснуты в гримасе, больше похожей на боль, чем на удовольствие. Его волосы свисали вниз, скрывая их лица. Он полностью вошел и остановился, чтобы посмотреть на нее. Гермиона удивилась, что боль не усилилась. Ее тело все еще мягко сжималось от толчков оргазма, когда он входил в нее, и сейчас боль почти полностью утихла.

Малфой издал долгий стон, а затем почти неохотно начал двигаться внутри нее. Тело Гермионы немедленно сообщило ей, что это тоже приятное занятие, и она снова почувствовала желание прижаться к нему, покинуть свою безопасную комнату и погрузиться в это переживание. Она сопротивлялась и повернула лицо в сторону, вглядываясь в темную метку, выгравированную на его предплечье прямо перед ее глазами.

Его член становился все тверже и толще внутри нее, движения делались все более хаотичными, а дыхание — более тяжелым. Малфой взял лицо Гермионы в ладони и повернул так, чтобы она посмотрела ему в глаза.

— Тебе это нравится, не так ли? — его голос был резок, взгляд напряжен. — Тебе нравится ощущать меня внутри себя, я чувствую, какая ты влажная.

Она не ответила, тупо уставившись на него сквозь пелену защитной окклюменции. Малфой закрыл глаза, а когда он заговорил снова, в голосе звучала почти мука.

— Ради всего святого, Гермиона, пожалуйста, отреагируй как-нибудь.

Она легко могла сдаться ему. Она могла бы покинуть свою собственную крепость и присоединиться. Ее тело пылало от удовольствия, давно забытой боли и еще одного оргазма, до которого было рукой подать. Ей потребовалось бы совсем немного времени, чтобы обнять его, впиться ногтями в спину и плечи, провести пальцами по шелковистым волосам, прижаться бедрами к его бедрам и сжаться вокруг его члена. Но она ничего этого не сделала. Она оставалась неподвижной под весом его тела, потому что слишком долго у неё не было выбора, и, по крайней мере, это она все еще могла контролировать.