Девяносто дней тьмы

Глава 15

Гермионе потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что она не мертва. На самом деле, это был вопль потери и боли Беллатрикс, который предупредил о том, что она не только жива, но и обладает большинством своих способностей. Как один, все Пожиратели Смерти схватились за свои темные метки, и Гермиона вырвалась из-под сокрушительного веса безжизненного тела Волдеморта. Билл попятился назад, и звук его головы, разбившей нос Яксли, разнесся по комнате. Через несколько секунд Флер, шатаясь, поднялась на ноги и швырнула маленький столик в Беллатрикс, которая начала осыпать Люциуса проклятиями.

Комната снова наполнилась звуками борьбы, Билл и Яксли дрались на полу, как магглы в баре, а Флер бросилась на Беллатрикс. Голова Гермионы все еще болела, и она энергично трясла ею, пытаясь прояснить зрение. Беллатрикс входила и выходила из прицела, вцепившись ногтями в белокурую девушку перед собой. Роул, казалось, осыпал проклятиями Нотта, который пытался помочь Яксли в его борьбе с Биллом. Затем Флер снова опустилась на землю, а Беллатриса двинулась к Гермионе, осыпая проклятиями не ее, как она поняла, а кого-то позади нее. Она услышала мужское ворчание, когда что-то ударило в цель, и Беллатрикс снова рассмеялась, ее глаза горели безумием, а Гермиона была зла, злее, чем когда-либо прежде. Она была охвачена яростью, чувствовала, как та кипит внутри нее, когда перед ее глазами вспыхивали лица всех людей, которых она любила и потеряла. Вид Невилла, лежащего ничком у двери, воспоминания о его родителях, доведенных этой женщиной до безумия, только разжигали гнев Гермионы, и она чувствовала, как что-то растет внутри нее, ее магия становилась сильнее, чем когда-либо прежде.

Беллатрикс снова выругалась и на этот раз Гермиона услышала, как Люциус, или, по крайней мере, она думала, что это он, упал на землю позади нее. Белла снова подняла палочку, но прежде чем она успела ударить Гермиону, та преградила ей путь. Бессознательно шар голубого огня вырвался из ее рук и поглотил Беллатрикс. Гермиона почувствовала смутное ощущение внизу живота, но проигнорировала его. Гнев поглотил ее, и когда Беллатрикс упала на землю, корчась и крича, Гермиона только усилила огонь. Лестрейндж билась в агонии, умоляя Гермиону, чтобы та потушила пламя. Ее волосы загорелись, слезы испарились с расплавленной кожи лица, когда она умоляюще посмотрела в глаза Гермионы. Боль врага ничего не значила для нее, ее переполняла только всепоглощающая ярость, потребность разрушать и уничтожать. Она сосредоточила каждый атом своего существа на сжигании Беллатрикс Лестрейндж. Внезапно та замерла, и комната вокруг нее — тоже.

Гермиона снова повернулась, нетвердо держась на ногах, ее лицо внезапно стало холодным и липким. Флер слабо застонала, ей показалось, что Невилл пошевелился. Чо, Яксли, Роул и Нотт неподвижно лежали на полу, а позади нее Билл и Люциус стояли неподвижно, прижав палочки друг к другу, но не сводя глаз с Гермионы.

Она посмотрела вниз, понимая, что пламя, которое она бросила в Беллатрикс, теперь висело между ее руками, жар пламени заставлял воздух вокруг них мерцать, но оставлял ее тело нетронутым. Ярость все еще была там, убийство Беллатрикс не сделало ничего, чтобы ослабить ее. И все же в ней горело ужасное желание возмездия. Она посмотрела на Люциуса, его одежда была порвана на рукаве, и она ясно видела темную отметину, выгравированную на его коже, напоминание обо всем, что он представлял, обо всем, что было сделано с ней и теми, кого она любила. Оглядев комнату, она поняла, что он был последним. Последний оставшийся в живых член Внутреннего круга Волдеморта.

Гермиона подняла руки, лаская огненный шар. Она знала, что должна сделать. Она должна уничтожить их всех до единого. Справедливость не восторжествует, пока не будут уничтожены все темные метки. Глупо было думать, что Люциус чем-то отличается от своих братьев, и в этот момент она ненавидела его так же сильно, как Беллатрикс и Волдеморта.

— Гермиона.

Ее намерения были ясны, и он произнес ее имя тихо, почти умоляюще, но она не слушала, ей было все равно, она подняла руки еще выше, готовясь выпустить на него оружие.

— Гермиона!

На этот раз заговорил не Люциус.

— Гермиона.

Невилл поднялся на ноги и, пошатываясь, направился к ней. Одна рука безвольно повисла, изо рта сочилась кровь. Она проигнорировала его, снова сосредоточившись на огненном шаре, который слегка потускнел.

— Гермиона.

Невилл подошел к ней и, совершенно не обращая внимания на то, что она держала в вытянутых руках огромный огненный шар, повернул ее лицо к себе.

— Это не ты, — мягко сказал он. — Это не то, кто ты есть. Отпусти ситуацию.

— Я не могу.

Ярость все еще была там, поглощая ее. Эмоции, которые она испытала в ответ на Адское пламя, не шли ни в какое сравнение с этим. Ее взгляд вернулся к Люциусу, который все еще стоял неподвижно, держа палочку под челюстью Билла.

— Можешь.

Медленно, мучительно Невилл встал между ней и Люциусом.

— Уйди с дороги, Невилл.— Ее голос был ровным.

— Ты умоляла нас не причинять ему вреда.

— Он должен умереть. Они все должны умереть. Это не закончится, пока все они не уйдут.

Невилл покачивался перед Гермионой, вытирая струйку крови с подбородка тыльной стороной грязной руки.

— Должно быть, он что-то значил для тебя, Гермиона, иначе ты бы не пыталась так сильно защитить его, — он в отчаянии посмотрел ей в глаза. — Ты все еще носишь его кольцо!

Гермиона проследила за его взглядом до кольца со змеей на левой руке. Она вспомнила, как Люциус терся большим пальцем о ее ладонь, когда они давали свадебные клятвы. Она помнила, как он протягивал ей руку, когда она, дрожа, лежала на полу гостиной, нес ее вверх по лестнице в спальню, мучил Долохова на полу спальни. Она вспомнила, как проснулась на рассвете, прижав руку к его сердцу.

Гермиона опустила руки, пламя между ними исчезло вместе с ее яростью. Невилл шагнул вперед, чтобы обнять ее. Без тепла своего гнева она вдруг замерзла.

— Гермиона, ты вся мокрая.

Невилл отстранился, чтобы посмотреть на нее. Гермиона проследила за его взглядом, устремленным на ее живот, где ее черная толстовка была пропитана липкой вязкой субстанцией. Она прижала холодную руку к липкой ткани, в замешательстве глядя на Невилла, когда посмотрела на руку, всю в красных пятнах.

— Чья это кровь, Невилл?

Ее голос звучал далеко и неуверенно.

Она услышала лязг, когда Люциус уронил палочку, и снова почувствовала, как ее окутывает тьма. Ее последней сознательной мыслью было, что она действительно не очень хороша в сражениях.