Девяносто дней тьмы

— Прошу вас зажечь свечу, — Гермиона указала на нее, садясь за стол. Малфой сел напротив, и одним движением руки свеча ожила. Гермиона внимательно посмотрела на него поверх пламени.

— Вы знаете, кто такие дантисты, мистер Малфой?

Он покачал головой, не сводя глаз со свечи.

— Мои родители были дантистами, маггловскими целителями зубов.

Он посмотрел на нее с некоторым интересом.

— Как магглы лечат зубы?

Гермиона задавалась вопросом, проводил ли когда-нибудь великий Люциус Малфой достаточно времени с магглом, чтобы задавать подобные вопросы.

— Они используют сверло, чтобы удалить разрушающийся зуб, а затем уплотняют его полость другими материалами для укрепления зуба, — она пожала плечами, — Я упростила описание этой процедуры.

Малфой слегка поморщился.

— Не похоже, что это приятная работа. Твои родители делают это добровольно?

Гермиона кивнула.

— Да, в маггловском мире дантистов уважают. Они должны учиться в течение нескольких лет, прежде чем им разрешат практиковать, и за такую работу им хорошо платят.

Малфой посмотрел на нее с выражением "Ну, если вы так говорите", но не стал спорить.

— В любом случае. — продолжила Гермиона, — маггловские зубы заживают довольно болезненно, даже под местной анестезией. Обезболивающие зелья, — уточнила она, увидев его вопросительный взгляд. — Моя мать начала интересоваться, как облегчить стресс пациентов и как помочь им справиться с болью, особенно когда они отказались от обезболивающих снадобий.

— Почему они отказываются от обезболивающего зелья? — перебил он.

— Потому, что его вводят при помощи иглы.

Он поморщился.

— Какое варварство!

— Это не так уж и плохо, — успокоила его Гермиона, прежде чем продолжить: — Моя мать заинтересовалась медитацией и особенно техникой, которую я собираюсь вам показать. Она научила меня этому, когда я готовилась к сдаче СОВ, — время от времени я переутомлялась, — она покраснела, ей казалось глупым позволять такой мелочи, как экзамены, волновать ее, когда ее жизнь так резко изменилась. — Техника успокаивала меня тогда, но только после того, как я провела долгое время в вашей темнице, я начала совершенствовать свои навыки, не зная, насколько полезными они станут.

Гермиона замолчала, не желая говорить о том, как медитация перешла в окклюменцию.

— Что я должен делать? — спросил Малфой, снова глядя на свечу.

— Посмотрите на пламя, — тихо сказала Гермиона. — Пусть оно полностью заполнит ваш разум. В ваших мыслях не должно быть ничего другого, только пламя.

— И что это даст? — глаза Малфоя сконцентрировались на пламени, но выражение лица было скептическим.

— Не сразу. Но если вы будете практиковать каждый день, то в конце концов, смотря на пламя, вы достигнете диссоциативного состояния, когда ваш ум будет отдален от вашего тела. Как только вы добьетесь такого состояния, вы сможете дистанцироваться от своего тела физически.

— Вы так делали, когда между нами была близость?

Гермиона покраснела до кончиков волос.

— Да.

— И так вы поступали, когда вас пытали?

— Нет. Ну, что-то наподобие этого. Я несколько усовершенствовала свою технику. Как только вы закончите с практикой со свечой, я смогу научить вас, как продвигаться дальше, но даже освоение этого требует времени.

Остальная часть ее предложения осталась невысказанной, но оба услышали смысл слов. Гермиона не верила, что кто-то из них проживет достаточно долго, чтобы Малфой овладел техникой. Он снова посмотрел на свечу.

— Кажется, такая простая вещь. Если бы я не видел, как вы это делаете, я бы не поверил.

Гермиона пожала плечами, не зная, что ответить.

— Как вы тренировались в подвале, у вас ведь не было свечи?

Она думала, что голос Малфоя содержал намек на подозрение; интересно, заметил ли он ее предыдущий жест, каким он был на самом деле? — Как только вы овладеете техникой, вы сможете визуализировать пламя без его реального присутствия.

— Хорошо, — его глаза снова вернулись к огню. — Как долго я должен практиковаться?

— По часу, каждый день.

Малфой повернулся, чтобы еще раз взглянуть на Гермиону.

— Ваш разум, должно быть, очень строго регламентирован, мисс Грейнджер.

Она почти видела, как вращаются шестеренки-мысли Малфоя, когда он обдумывал последствия медитации, ее контроль над разумом, что еще она могла делать в темноте подземелья и что произошло во время ее последнего взаимодействия с Волдемортом. Гермиона видела, как его проворный ум обрабатывает факты, а затем отключается, прежде чем связь была установлена, потому что даже мысль о ее способностях поставила бы их обоих под угрозу. По-своему, Люциус Малфой действовал так же эффективно, как и она.

— Я займусь своими делами, — тихо сказала она, отойдя в солнечный угол и взяв книгу, которую читала. Однако ей было трудно сосредоточиться в присутствии Малфоя, что с мрачной решимостью глядел на свечу. Гермиона восхищалась его настойчивостью. Она оставила свои упражнения всего через десять минут после первой попытки. Хотя ее мотивировал только стресс. Она полагала, что мучительная пытка может довести человека до многих вещей.

Следующая неделя проходила достаточно спокойно. Они бегали вместе каждое утро, ели вместе, и в течение часа каждый день после обеда Малфой тренировался, глядя на свечу. Его сосредоточенность казалась особенно сильной, и Гермиона действительно подумывала о том, чтобы украсть его палочку, пока он медитировал, но как только она небрежно подошла ближе, под предлогом возвращения книги на ближайшую полку, он вышел из транса и, взглянув на нее, положил свою трость на колени, прежде чем продолжить.

Возможно, желание Гермионы украсть палочку Малфоя указывало на степень ее отчаяния. Через неделю она должна была выйти замуж за Люциуса. Она знала, что свадьба состоится в Министерстве магии, и надеялась, что Нагайна будет присутствовать. Это будет ее шанс убить змею, но она все еще не имела ни малейшего представления, как достичь своей цели. Синее пламя стало ее второй натурой. Гермиона могла создавать десятки маленьких огненных шариков и метать их точно в мишени — она привыкла практиковаться в ванной, так как библиотека явно не была безопасным местом для игры с огнем. Несмотря на свое мастерство в этой, более мягкой магии огня, она даже не подозревала, что сможет призвать демона огня, и она не осмеливалась попытаться, пока сидела взаперти в поместье, из страха, что сожжет все здание.

Отчаяние Гермионы привело ее к тому, чтобы довериться своему похитителю. Малфой был явно недоволен и выразил свою недостаточную поддержку режиму Волдеморта. В глубине души она верила, что он, вероятно, сочувствует ей, но его неспособность закрывать свой разум означала, что он будет такой же обузой, как и союзником. Тем не менее, Гермиона все еще размышляла над этим. Насколько она могла видеть, Волдеморт обычно не погружался в умы своих доверенных последователей, возможно, Люциус сможет сохранить их секрет достаточно долго, пока она не убьет змею.

Но сам Люциус помешал ей довериться ему. Гермиона знала, что в какой-то момент стала уязвимой перед его особым обаянием. Он был ее единственным спутником в течение четырех месяцев. Странным образом он стал для нее всем, и она сомневалась в собственных суждениях. Она не могла доверять своей хрупкой власти над реальностью настолько, чтобы поверить, что Малфой не манипулирует ею для своей и Волдемортовой цели. Парализованная нерешительностью, она могла только оттачивать свое мастерство и ждать чуда.

Никакого чуда не последовало. В действительности, совсем наоборот. За неделю до предполагаемой даты свадьбы Гермиона вошла в столовую и обнаружила, что стол накрыт на троих. Люциус уже сидел, но встал, как обычно, когда она вошла. Другой посетитель остался сидеть, его бледное искаженное лицо открыто насмехалось над Гермионой, когда она сделала несколько шагов в комнату.

"Долохов!"