Драматургия Югославии

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Там же, несколько дней спустя. На сцене — Б у к а р а, П у л ь о, А н д ж а. Букара учит роль вслух.

П у л ь о. Ну вот ей-богу, Мате, нравится тебе или не нравится, а все это правда.

Б у к а р а. Что правда-то?

П у л ь о. Да то, что сказал Шкоко. Ты ведь только в сорок четвертом в партизаны пошел.

Б у к а р а. Ну, знаешь, это как посмотреть. И правда и неправда. Точно, я пошел только в сорок четвертом, но я там, в Буковице, в горах, не сидел сложа руки, как он говорит.

П у л ь о. Разве?

Б у к а р а. Вот тебе и «разве»! Ты лучше скажи мне, когда ты сам-то пошел? На два месяца раньше меня. А теперь со своим «разве» вылезаешь.

П у л ь о. А я нигде и не говорю, что я первоборец, что я с сорок первого воевал.

Б у к а р а. Да тебе за мной и не угнаться. Я сразу же, с первых дней, боролся… на свой манер. Я помогал партизанам, давал им продовольствие, прятал их у себя в доме. Я, брат, жизнью рисковал.

П у л ь о. Эх, Мате, Мате! Так воевать хоть и с сорок первого не больно-то тяжело!

Б у к а р а. Зачем же это ты так, Миле! Не каждый из нас родился, чтобы винтовку носить. Я всегда и душой и телом стоял за партию… И боролся как мог, как умел. А тут меня какой-то сопляк начинает укорять, что я только в сорок четвертом в партизаны пошел! Клянусь тебе Иисусом Христом, если бы ты ему дочку не обещал, я бы его в муку смолол.

П у л ь о. Это другое дело. Тут он не прав.

Б у к а р а. Слушай, Миле! Мы с тобой старые друзья и можем говорить напрямки. Этот парень к тебе в зятья метит. Ладно, не мое дело в это вмешиваться, но ты бы сам получше поразмыслил, за кого дочь отдаешь. А он тебе не подозрителен в последнее время? Посмотри-ка на него тут, на рипитициях. Забьется в угол, ни с кем слова не скажет. Никого не видит, не слышит. А еще начал тут бродить ночами по селу, ну, право, словно дух какой. То тут его встретишь, то там. Идет, вылупив зенки, и черт-те о чем думает. Все думает, все думает…

П у л ь о. А чего тут подозрительного? Столько забот у парня. Отец в тюрьме сидит за кражу. Это тебе не шуточное дело.

Б у к а р а. А я тебе говорю, что он недоброе замышляет. Мы его отца уличили в воровстве и посадили в каталажку. И уж будь уверен, он теперь ищет случай, чтобы нам отомстить… А то еще и похуже что задумал. Я его в последнее время не раз встречал с Марканом. Ну, знаешь, с тем парнем, у кого отец в усташах{41} был. И с попом он шептался, я сам видел.

П у л ь о. Ты думаешь, что он это насчет политики шурует, а?

А н д ж а. Неправда! Не верь, тятя! Не такой Иоца. Он никому ничего плохого не сделает.

Б у к а р а. Молчи ты, девка! Много ты понимаешь! Ты его не глазами, а юбкой видишь… А как ты считаешь, Миле, чего это он увивается около твоей Анджи? У нас в деревне есть девки и покрасивше, а он, видишь, ее выбрал. Поверь мне, он хочет пробраться в наши ряды. А может, и тебя собирается использовать для своих делишек.

П у л ь о. А ведь и взаправду! Вполне может статься!

А н д ж а. Тятя! Не верь ты ему, заклинаю девой Марией! (Плачет.) Господи, и что я за несчастная такая уродилась, не выйти мне замуж… Кто меня теперь возьмет, если вы нас с Иоцей разлучите!..

П у л ь о. Ладно, молчи, дуреха, нечего тут нюни распускать! Мы, понимаешь ли, еще проверим, может, это и неправда. А если товарищ Мате прав, то на кой он тебе?

Б у к а р а. Точно. Надо его проверить. Надо хорошенько разузнать, что у него в дурной-то его башке варится.

П у л ь о. Понятно, надо бы. Только… как?

Б у к а р а. А вот в этом-то и загвоздка. Тут бы твоя Анджа как раз и сгодилась. Она с ним ведь и без того… ну, ты понимаешь… Вот ей-то он и выложит, чего замышляет. Только надо, чтоб она у его… все… выпытала…

А н д ж а. Ой!.. Не могу я этого, тятенька! Я не умею.

П у л ь о. Это ты неглупо придумал. Только и он не так уж прост.

Б у к а р а. Ну и что же, что не прост. Пришла бы она, например, к нему и начала ластиться. «Милый мой, сладкий мой Иоца, скажи ты мне, сердце мое, что это с тобой приключилось?..» Тут он ей чего-нибудь, гляди, и расскажет. А она опять за свое: «Дорогой мой, скажи мне, что ты думаешь о народной власти?» Вот уж поверь мне, он не устоит, все выложит. Да тут никто не устоит. Бабы это умеют, они хитрые лисицы.

П у л ь о. А правда! Так и сделаем!

А н д ж а. Нет… как бога прошу тебя, тятенька, не умею я врать и притворяться. Он сразу увидит, что тут обман. Не буду я этого делать!

П у л ь о. Слушай, Анджа! Раз я что надумал, тут уж никаких «буду — не буду», ты это знаешь. Ты у него все по-хорошему выведаешь, вот как товарищ Мате сказал. Понятно?

Б у к а р а. Погоди, погоди… Знаешь, это можно было бы сделать нонче, как рипитиция кончится… Мы это устроим! Кончится, стало быть, рипитиция, а ты, Анджа, постарайся заманить его сюда… Это дело простое… Мы дверь затворять не будем, ликтричество потушим, он и не усомнится ни в чем. А мы с тобой, Миле, можем спрятаться где-нибудь неподалеку.

А н д ж а. Ой, мамынька… Да не смогу я это…

Б у к а р а. Чего тут особенного, девка! У тебя тут, сзади, неплохая приманка. Вильни задом раз-другой да и шмыгни сюда, увидишь, как он за тобой побежит.

А н д ж а. Ой, да это негоже… Мы с Иоцей любим друг друга… Он на мне жениться хочет…

Б у к а р а. Да брось ты! Кто теперь кого любит! Это все сказки для малых ребят. Придет и уйдет, будто ничего и не было. Ты послушай свово крестного Мате!

П у л ь о. А почем ты знаешь, как он тебя любит и за что он тебя любит? Это мы, понимаешь ли, уполномочены по этому вопросу делать выводы. Для тебя же лучше будет, если нас послушаешь. После репетиции — сразу сюда с ним!

Б у к а р а. Тихо! Кто-то идет!

А н д ж а. Тятя… умоляю тебя, как молят богородицу! Я все сделаю… все… только не это!

П у л ь о. Сделаешь, еще как сделаешь, а то куска хлеба не получишь. Да смотри не проболтайся, о чем мы тут говорили, без языка, глядишь, останешься. Слышала, ты?

А н д ж а. Ой, горюшко мне, что я за несчастная уродилась, и чего только со мной будет!

Входят Ш к у н ц а и Ш к о к о.

Ш к у н ц а. Добрый день! Извините, товарищи руководители, я немного, как вы видите, опоздал. Что поделаешь, дела, школьные заботы…

П у л ь о. Да ничего, ничего… Мы тут пока немного поговорили, вот время и прошло.

Б у к а р а. А как ты считаешь, товарищ учитель, идет у нас дело с этим представлением?

Ш к у н ц а. Могло бы, правду сказать, пойти бы и побыстрее, да я очень занят…

Б у к а р а. А когда, к примеру, закончим, а?

Ш к у н ц а. Ну, поскольку для вас это дело интересное, через месяц можем справиться.

Б у к а р а. Так, стало быть! Ну ладно, ладно. (К Шкоко.) А что это с тобой, Иоца? Какой-то ты молчаливый, невеселый, ровно копченая рыба.

Ш к о к о. Отстань ты от меня.

Б у к а р а. Эх! Почему это «отстань»! Я ничего плохого не думал. Просто так… интересуюсь.

Ш к о к о. Нечего тебе мной интересоваться. И говорить нам с тобой не о чем. Понял?

П у л ь о. Ну ладно, не будем опять ссориться. Мы не за этим сюда пришли, а на рипитицию. Я думаю, товарищ учитель, что можно бы и начать.

Ш к у н ц а. Ну конечно! Надо начинать возможно скорее. Культура терпит ущерб. Стало быть, товарищи, я пригласил сюда сегодня только вас четверых, потому что мы будем репетировать сцену из третьего акта. Участвуют Гамлет, Офелия, король и Полоний. Слушайте внимательно, я вам еще раз объясню ситуацию! Гамлет, это чистейшее воплощение народных идеалов, знает, что король — убийца, поэтому он притворяется сумасшедшим, чтобы поймать короля в западню… Мрачные силы реакции в образе короля и Полония подозревают, что он о чем-то догадывается, и подсылают к нему Офелию… то есть Омелию, черт побери, я все время забываю… чтобы она его немножко расспросила. Впрочем, что тут я вам объясняю! Вы все это знаете лучше меня. Текст мой выучили? Прошу на сцену!

Б у к а р а. Ясное дело!

Ш к у н ц а. Хорошо, тогда можно начать. Сначала вы представляетесь публике. Первым, конечно, вы, товарищ управляющий! Пошли!.. «Люди, я…»

Б у к а р а.

«Люди, я король жестокий,
Бьет, как молот, королевская десница,
Под моей могучей властью стонут
Люди, скалы, скот, деревья, птицы.
Только королевич Амлет, матерь его так,
На меня осмелился поднять кулак.
Погоди-ка, малость я те хвост прижму,
Я те, падло, скулы на сторону сверну!»

Погоди, погоди, как это ты там сочинил? (Заглядывает в текст.) Ага! «Сверну!»

Ш к у н ц а. Сойдет, только знайте, хорошо бы вам выглядеть немного пострашнее. Вы все-таки король. Давайте еще раз.

Букара повторяет текст, кричит и гротескно жестикулирует.

Великолепно! А теперь вы, товарищ Миле… Посмотрите: «Люди…»

П у л ь о.

«Люди, этому Полонию — слава и хвала,
Может он сожрать и целого вола.
Держит наш король его всегда…»

Как это там? Ага!

«…всегда к себе поближе,
Лишь за то, что задницу ему Полоний лижет…»

Ей-богу, учитель, у меня язык не поворачивается это говорить, хоть ты меня убей.

Ш к у н ц а. Да почему же? Ведь это не о вас. Это о Полонии, не правда ли?.. А теперь повернитесь сюда…

«Вот, король…».

П у л ь о.

«Вот, король великий, дочь моя, Омелия.
Будет пусть она тебе надежа и веселие.
За тобой пусть ходит, наш владыка старый,
Убирает дом, конюшни и амбары».

Ш к у н ц а. Браво! Великолепно! Только, знаете ли, когда вы произносите такие великие слова, вы не должны запинаться. Продолжаем! (Берет два стула.) А теперь, поскольку скоро должен появиться Амлет, король и Полоний прибегают к реакционному методу подслушивания и прячутся за перегородку. Ну, представим себе, что это перегородка. (Ставит стулья.) Встаньте здесь, за стеной, прошу вас, и опуститесь на колени! Ниже, ниже, ниже! Та-а-ак! Омелию они оставили здесь, она сидит на скамейке… Вот это скамейка! (Ставит третий стул.) И велят ей сделать вид, будто она читает какую-то книгу…

Б у к а р а. Не пойдет это, товарищ учитель! На кой ляд ей эта книга? Омелия — настоящая наша деревенская девка, а не какая-нибудь там тощая барышня — кикимора в очках.

Ш к у н ц а. А ведь и правда, как это мне сразу не пришло в голову! Ну конечно! Книгу Офелия читает в той самой реакционной версии… Вы правы! Пусть тогда она латает отцу штаны!

П у л ь о. Не! Это тоже не подойдет! Это, понимаешь ли, частный сектор. Пусть она занимается какой-нибудь работой коллективного значения! Пусть она шерсть прядет. Это для наших девок дело привычное.

Ш к у н ц а. Отлично! Пусть прядет шерсть! Пошли дальше… Теперь появляется Амлет и произносит свой знаменитый монолог «Быть или не быть…». Ну, вот тут вы все-таки должны одобрить меня. Я выбросил из текста эту старую субъективную дилемму Шекспира. И этот монолог у моего Гамлета звучит как типично наша, балканская, хайдуцкая альтернатива, в духе нашей светлой традиции: «Или я его, или он меня…». Понимаете? Нет? Ну все равно! (К Шкоко.) Давай, парень!

Ш к о к о. Отпусти ты меня, учитель! Не могу я!

Ш к у н ц а (толкает его на сцену). Иди, иди, нечего тут!.. Выучил наизусть?

Ш к о к о. Не выучил. (Вынимает из кармана листок бумаги.)

Шкунца и Шкоко начинают репетировать.

(Вяло читает по бумажке.)

«Есть я, или нет меня,
Я не знаю, кто я и где же я.
Буду бить его еще иль нет
Или окажусь средь больших бед…»