Драматургия ГДР

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Хабихтсхаин — долина среди лесистых гор. На скамье Р и х а р д Л и б е р покуривает сигару.

Л и б е р. Горы в дымке, стало быть, установится хорошая погода и ревматизм не будет донимать меня. Доктор толкует, что сердце ослабло, а у меня ноги не ходят, в том и беда. Собирался концы отдать еще в прошлом году, и в позапрошлом, но никак не умирается, косая не приходит за мной — вот я и живу.

Входит Л а д е в с к а я.

Л а д е в с к а я. Привет, Рихард!

Л и б е р. Привет, милая Хельга! Куда путь держишь?

Л а д е в с к а я. Вышла поразмяться. Как шумит ручей… В нем что, никакой рыбы нет?

Л и б е р. Была форель и вся ушла. Больше не будет. Садись, я подвинусь.

Л а д е в с к а я. Здесь, за кустами, так хорошо пригревает солнышко.

Л и б е р. Ждешь, поди, кого?

Л а д е в с к а я. Как всегда, когда один из двух не слишком торопится.

Л и б е р. Наверно, не догадывается, что его ждут. Что там в свинарнике, поди, делается?!

Л а д е в с к а я. Свиньи стали плохо жрать!

Л и б е р. Я туда не вернусь. Дни мои сочтены.

Л а д е в с к а я. Опять умирать собрался?

Л и б е р. Пока нет, Хельга, пока нет. Еще не все свои сигары выкурил. Но хочу отдохнуть. Вон идет кто-то… Это тот самый?

Л а д е в с к а я. Задернет его. Я сейчас вернусь!

Ладевская отходит в сторону. Входит М и х а э л ь.

Л и б е р. День добрый, паренек!

М и х а э л ь. Привет, старик! Что, мух ловишь?

Л и б е р. Нет, сынок, этим как раз я не занимаюсь.

М и х а э л ь. Не разживусь ли я у тебя щепоткой табаку, дед? Для трубки.

Л и б е р. Почему бы и нет? (Протягивает Михаэлю табак.)

Михаэль набивает трубку.

М и х а э л ь. А как насчет огонька, дедуля?

Л и б е р (протягивает ему спички). Значит, уже курить начал?

М и х а э л ь. Собственно, я не курю. Эта трубка память об одном человеке. Время от времени я ее обкуриваю, чтобы не замерзла. Если идти вверх по ручью, куда придешь?

Л и б е р. Вверх, стало быть, идут те, кто хочет отсюда удрать. Идти-то нужно совсем в другую сторону. Через долину, там выход.

М и х а э л ь. Понял, дедушка. Большое спасибо и до свиданья.

Л и б е р. Спички, парень, оставь.

М и х а э л ь. А я и не собирался их прикарманить. Получай марку.

Л и б е р. Но у меня сдачи нет.

М и х а э л ь. Тогда подари мне спички. От этого не умрешь.

Л и б е р. Нет, подарить — не выйдет.

М и х а э л ь. Тогда подавись этой маркой. Некогда мне.

Л и б е р. Сбегай в подлесок, срежь мне палку, и тогда забирай себе спички.

М и х а э л ь. Идет! (Вытаскивает здоровенный нож.)

Л а д е в с к а я выходит навстречу.

Л а д е в с к а я. Стало быть, получил инструмент?!

М и х а э л ь. Получил. Вот! (Швыряет сверток с инструментами в ручей.)

Л а д е в с к а я. Ты всегда выбираешь окольные пути?

М и х а э л ь. Только чтобы вас встретить!

Л а д е в с к а я. А как ты узнал, что мы живем на горе?

М и х а э л ь. Эта трепотня мне надоела, фрау Ладевская! Привет!

Л и б е р. Та дорога проходит поднизом.

М и х а э л ь. Чего он лезет, этот дед, фрейлейн, скажите ему — пусть убирается подобру-поздорову, иначе я его уберу!

Л а д е в с к а я. Моя фамилия Ладевская! Фрау Ладевская! И никакая я не фрейлейн. У меня ребенок. И я почему-то не люблю попусту терять время. И сейчас не собираюсь делать исключения. Ну, пошли, что ли?

М и х а э л ь. Там «поднизом», как изящно выражается дедуля, я вижу две горы и между ними ручей, а по обе стороны этого жалкого ручья прилепились дурацкие постройки. Вы только вообразите, дедушка, десять тысяч солдат на одном склоне, десять тысяч на другом, и все они на одну минуту спускают штаны. Что еще можно увидеть в этом Хабихтсхаине?

Л и б е р. Это ты хорошо сказал. Иди сюда, садись. Я подвинусь немного. Хочешь еще табачку?

М и х а э л ь. Ну давай уж! Спасибо! Я слышал, вы шеф этого знаменитого свинарника? А почему же от вас не разит.

Л и б е р. Я, понимаешь, всегда выходил на работу с длинной жердью. Вовсе нет надобности самому лезть в навоз.

М и х а э л ь. Если бы свиньи были моим призванием, я бы примирился со всеми прелестями свинарника. Но моя стихия металл. На том стою. Хочу, чтобы вокруг меня всюду был металл, тонны металла! Тогда я чувствовал бы себя как рыба в воде.

Л а д е в с к а я. Чего мы ждем? Время бежит.

М и х а э л ь. С этого места меня не сдвинуть, разве что волоком потащите в колонию. Неужели не понятно?

Л а д е в с к а я. Вполне понятно, оттого я и не вызвала полицию.

М и х а э л ь. Так не мешайте же мне бежать!

Л а д е в с к а я. Стисни зубы. Перестань думать о побеге! Постарайся по крайней мере! Или ты просто лодырь? Посмотри туда, вон тот дом построил этот самый дедушка для своей жены. А если поднатужишься, увидишь и дыру в горе, из той горы он добывал камни. А вон то белое строение, которое сейчас так светится на солнце, это наша баня. Камни для бани и для домов, что по левую сторону долины, в конце деревни, тоже добывал дедушка из той горы.

Л и б е р. За эти камни я расплатился брюхом.

М и х а э л ь. Не желаю слушать ни о каком брюхе. Хочу одного — прочь отсюда. Я здесь с ума сойду! Чего вы все хотите от меня? Что я такое сделал? Дайте мне жить, где я хочу! Я не хочу дышать воздухом Хабихтсхаина, не желаю сидеть взаперти.

Л и б е р. Спокойно, дорогой мой, спокойно. Все это пройдет. Нужно только найти точку опоры. Это главное. Давай! Давай!

Л а д е в с к а я. Мне почему-то жаль инструмента, Миша. Выуди его.

М и х а э л ь входит в ручей.

Л и б е р. Смотри осторожней. Обходи зеленые камни, они скользкие.

М и х а э л ь. Форелей здесь нет, дедушка?

Л и б е р. Со времен Адольфа Гитлера их тут не видно.

М и х а э л ь. А я вас уверяю, что они есть. Вон серая тень мелькнула. Это что, по-вашему?

Л а д е в с к а я. Почему бы в такой чистой воде не водиться рыбе?

Л и б е р. Форели? Никогда. В те поры, когда у Гитлера Адольфа было здесь охотничье угодье, литейщики с металлургического, — сейчас в дымке завод не виден, потому как стоит хорошая погода, — так вот литейщики вон на том среднем склоне привязывали лохматую козу Эппеля Франца, а не желавший ничего знать Адольф убил и ее. С того самого дня не стало в Хабихтсхаине форелей. И в этом не сточные воды с военного завода виноваты. Форели испустили дух от воплей бесноватого Адольфа. Брюшком к небу стекали рыбки с горы. Мы их ведрами собирали и скармливали курам. Те уж и клевать больше не могли. Вся долина провоняла тогда дохлой рыбой. От коричневой чумы мы избавились, но форели так и не вернулись.

М и х а э л ь. А это что? Ну? Я спрашиваю тебя, что, по-твоему, трепыхается у меня в руках? Глазам своим не веришь, дедушка. Да ты сейчас в штаны наделаешь от удивленья. Я становлюсь рыбаком. Устрою здесь такой питомник, что форелью можно будет накормить всю республику! Я вам покажу, что может сделать Миша.