Драматургия ГДР

ВЕЧЕР ТОГО ЖЕ ДНЯ

Лестничная площадка, лестница ведет наверх. Г е р т а закрывает дверь своей квартиры, кладет ключ под половик.

Э р н с т (поднимается снизу). А Грета не у тебя?

Г е р т а. Нет.

Э р н с т. Что-то с ней случилось, раз она не пошла в госпиталь.

Г е р т а. Пусть придет ко мне.

Э р н с т. А ты ко мне?

Г е р т а. У тебя же дежурство.

Э р н с т. Именно поэтому.

Г е р т а. Эрнст. Ведь ты будешь стоять на углу и встретишь нас дубинкой.

Э р н с т. Не тебя.

Г е р т а. Сделаешь для меня исключение? Чтобы любить меня, когда вернешься домой.

Э р н с т. Зачем ты так.

Г е р т а. Но ведь это правда.

Э р н с т. Значит, мы должны рассориться из-за политики? Знаешь, меня уже знобит.

Г е р т а. Мне нужно к нашим.

Э р н с т. Ну, иди.

По лестнице поднимается К у н е р т.

К у н е р т. Поздно, Герта. Перед входом в комитет стоят штурмовики и никого не пускают. А на другой стороне улицы стоят полицейские и наблюдают.

Э р н с т. Гитлер стал рейхсканцлером законным путем.

Г е р т а. Поговори еще о демократии, о серьезных проблемах, о неопровержимых аргументах. Гитлер вам объяснит, что к чему, когда дорвется до власти.

К у н е р т. Некоторые думают, что у него ничего не выгорит.

Г е р т а. Если бы рабочие вышли на улицу, мы бы еще сегодня покончили с этим выродком.

К у н е р т. На улице полно народу, только нас нет.

Вверх по лестнице поднимается Ф р е д, держа в руках несколько небольших пакетов.

Ф р е д. Пропустите меня.

Г е р т а. Наш индивидуалист обладает завидным душевным равновесием. Разгуливает себе преспокойно, словно ничего не случилось.

Ф р е д. В конце концов, должен же я что-то есть. А вы что делаете на лестнице? Теперь, наверно, каждый будет обязан отчитаться в своих поступках.

Г е р т а. И торговать идеалами вразнос, от двери к двери, и при этом шепотом жаловаться, что мир непостижим. «Человеку дано лишь мечтать о своем предназначении».

Ф р е д. Что-то знакомое.

Г е р т а. Я прочла это на клочке бумаги, который выудила из твоей мусорной корзины.

Ф р е д. Да, из этого у меня ничего не вышло.

Г е р т а (смеясь). Сам теперь видишь!

Ф р е д. Не заводи меня! Я сыт по горло. Еще слово, и меня стошнит всеми высокими фразами, которые я проглотил. «Германия, пробудись!» Как наш Бир в своей лавке с гробами. Германия — разве это не Фауст? Не Гельдерлин? «Скрипят на ветру немые холодные флаги!» Пока они в бессилии не поникнут над окровавленными человеческими останками. Перед входом в партийный комитет стоят штурмовики с кинжалами. И с пистолетами в карманах.

К у н е р т. Я пробрался во двор, но сделать ничего нельзя, все закрыто, кроме окна клозета.

Э р н с т. Думаешь, кто-нибудь через него проберется? Штурмовики только того и ждут.

К у н е р т. Герта, там списки наших. (Пауза.) Листовки нужно вынести и уничтожить.

Г е р т а. Нет, спрятать.

Ф р е д. Если оборотная сторона у них чистая, отдайте мне. Мне бумага пригодится. (Герте.) Не кипятись, это я так. У меня они будут в сохранности. В крайнем случае — я их в чемодан и в хижину.

Г е р т а. Ты это сделаешь?

Ф р е д. Перестань причитать. Давай сюда листовки, а я возьму чемодан.

Оба уходят.

Э р н с т (смотрит на часы). Ничего не поделаешь, нужно идти. У меня дежурство.

К у н е р т. Скоро вечер. Может, они наконец угомонятся?

Э р н с т. Будем надеяться. Ты видел Грету?

К у н е р т. Она была во дворе.

Э р н с т. Опять. Она должна была пойти к Герте. Но, может быть, все не так уж плохо.

К у н е р т. Если бы еще успеть организовать единый фронт…

Э р н с т. Разве нам не по пути, пусть даже и вниз по лестнице?

Оба уходят.

Ф р е д и Г е р т а одновременно выходят из своих комнат.

Ф р е д (берет пакет). Так, сюда.

Г е р т а (пока он закрывает чемодан). Что для тебя всего важнее? Но, чур, не валять дурака.

Ф р е д. О таких вещах не говорят вслух, получается слишком высокопарно. Давай уж лучше валять дурака.

Г е р т а. Нет, скажи.

Ф р е д. Всего важнее для меня — встретить человека, не в книге, а в жизни. Для начала с меня достаточно.

Г е р т а. Но один человек — ничто.

Ф р е д. Я ведь тоже имею в виду не безвоздушное пространство. Встретить человека — это уже кое-что. И понять, что ты его теряешь, даже если об этом не сказано ни слова.

Г е р т а. Так с нами и было. В последнее время мы едва здоровались. А помнишь, как мы ездили в твою хижину? Нам было хорошо тогда — кругом луга, овраги, поросшие лесом, лунный свет. И это должно было случиться тогда, а мы испугались. А потом это случилось, но не с нами.

Ф р е д. Глупо, правда? Видеть перед собой зеленые ветви и ждать, пока их не засыплет снегом. Красота тоже виновата: когда мы хотим поймать ее, она уходит от нас.

Г е р т а. Не надо! (Отворачивается.) Я сейчас. (Уходит в свою комнату, возвращается с веткой сирени.)

Ф р е д. Зачем?

Г е р т а. Ты тоже должен радоваться, что пишешь такие стихи. Не только я.

Ф р е д. Белая сирень посреди зимы. Наверно, дорого.

Г е р т а. Последние деньги до выплаты пособия. Ну и пусть. За красоту не жалко отдать последнее. Когда любишь — не задаешь вопросов, не знаешь сомнений. (Раскинув руки.) А я люблю! (Идет по лестнице.) Мне нужно глотнуть зимнего воздуха. (Сбегает вниз по лестнице.)

Ф р е д (поднимая чемодан). Чего только не было со мной сегодня.

По лестнице поднимается Г р е т а.

Г р е т а. Мне нужно к Герте, в ее комнату, она разрешила.

Ф р е д. Ну иди. Дверь открыта.

Г р е т а. Я могу и здесь постоять.

Ф р е д. Как хочешь.

Г р е т а (тихо). Ты не мог бы быть со мной чуть-чуть повежливей? (Садится на ступени.)

Ф р е д. Да, я знаю. Мне Эрнст сказал. Тебе больно?

Г р е т а. Болит, потом перестает, а потом опять болит.

Ф р е д. Я когда-нибудь изуродую этого типа.

Г р е т а. Моего отца? Это его не изменит. Но все-таки спасибо тебе. (Смотрит прямо перед собой.) Убежать бы. Снег идет. Словно тянет куда-то. И даже когда идешь одна в темноте и плачешь, все равно — это счастье.

Ф р е д. Счастье?

Г р е т а. Снег падает густыми хлопьями, и вкусный.

Ф р е д (смотрит на нее). А они говорят, что ты иногда бываешь нахальная.

Г р е т а. Иногда. Ты так никогда не говоришь. Я читала твои стихи. А вот у меня только два слова. Одно я говорю совсем тихо — печаль, а другое быстро-быстро: радость. И закрываю глаза. Вот так. И вижу это слово. Как будто птица вылетела из куста.

Ф р е д (встает). Тебе кто-нибудь уже говорил, какие у тебя длинные густые ресницы?

Г р е т а. Нет.

Ф р е д (смотрит на чемодан). Ты живи в моей комнате, я вечером уеду в свою хижину. Буду раз в неделю приезжать отмечаться на бирже и в тот же день уезжать обратно.

Г р е т а. Там сейчас красиво, все в снегу. Только холодно, наверно, особенно по ночам?

Ф р е д. Но так будет лучше.

Б и р поднимается вверх по лестнице.

Б и р. Это что такое? (Грете.) Ишь расселась, красотка. Нет чтобы отправиться в госпиталь. (Фреду.) Ну и кавалер. У него своя комната, а он принимает даму на лестнице.

Ф р е д. Что вам угодно? Я могу заплатить за квартиру.

Б и р. Успеется. А может, так и договоримся: она остается у тебя, зато ты не платишь за квартиру?

Г р е т а. Я не такая, как твои бабы! Я люблю его.

Б и р. Не валяй дурака. Видел я, где он был вчера вечером. А ты где шлялась всю ночь? Что молчишь?

Ф р е д. Она спала на стружках у вас в мастерской.

Б р у н о бодро поднимается вверх по лестнице, на нем форма штурмовика. Он щелкает каблуками, вытягивает руку в фашистском приветствии.

Б р у н о. Вас ждут, господин капитан!

Б и р. Ну, до капитана я не дослужился. А кто вам сказал, что я здесь, наверху?

Б р у н о. Дама, открывшая мне дверь в вашей квартире, сказала, что я найду вас здесь. Она просила передать, чтобы вы немедленно спустились вниз. Но из этого ничего не выйдет. Бир, вы должны явиться на площадь для участия в факельном шествии. Форма одежды — парадная, мундир союза «Стальной шлем». (Смотрит на Грету и Фреда.) Ваша дочь… и этот молодой человек. Что у них общего?

Б и р. Я как раз собирался навести порядок в своем доме.

Б р у н о. Кто живет наверху?

Б и р. Он и эта… Герта.

Б р у н о. Та, которую я днем видел во дворе? С чемоданом и пакетом?

Ф р е д (быстро). Чемодан мой.

Б р у н о. А куда вы отправляетесь?

Ф р е д (унося чемодан в комнату и захлопывая дверь). Кататься на лыжах. Не сейчас, а через час.

По лестнице, едва переводя дыхание, поднимается Х а н н е л о р а. За ней идет м о н а х и н я. Ханнелора держит в руках светящийся бумажный факел.

Х а н н е л о р а (Грете). Грета, пошли с нами, посмотри, что у меня. Это факел! А у взрослых другие, настоящие. Мы построимся на площади. Ты поведешь нас, как тогда, летом?

М о н а х и н я (подходя к Ханнелоре). Смотри как бы он у тебя не погас. Дай-ка мне, я его подержу.

Х а н н е л о р а (неохотно отдавая ей факел). Ну, я пойду вниз. (Спускается по лестнице.)

М о н а х и н я (Грете). Почему ты не пришла к нам? Мы ждали тебя. (Поднимает факел.) Ну, ты идешь?

Г р е т а. Да, теперь можно. Но ты пойдешь впереди. Только не в госпиталь, ты сама знаешь куда.

М о н а х и н я. Куда же ты хочешь идти со мной?

Г р е т а. Что у тебя на плечах? Ты надела это для дальней дороги?

М о н а х и н я. Это снег, снег.

Г р е т а. Тем легче будет путь. А снег не растает от факела?

Б р у н о. Что значит эта чушь?

М о н а х и н я. Ей очень худо.

Б р у н о. Вся нация поднимается в дорогу. И дети в том числе. Вот зачем факелы. Отдайте ей. (Берет у монахини факел.)

Г р е т а (в ужасе). Это факел смерти. (Бросается к монахине. Та обнимает ее, словно стараясь защитить.)

М о н а х и н я. Идем.

Уходят.

Ф р е д (он все это время держал в руке ветку сирени, подаренную Гертой). Постой! Эта сирень Герты, возьми ее! (Бросается вслед за ними.)

М а р и я Д е р ф л е р (на нижней площадке). Наш Дон Жуан с цветами, белой сиренью, ну и ну. Выходит в люди. (Обращаясь к остальным.) Мне одной, что ли, отправляться на площадь? Из других домов народ так и прет. Я только что видела учителя Хюбнера.

Б и р. Тогда и я пойду.

Снизу слышен звон разбитого стекла.

Что это, что это было?

Б р у н о. Витрина.

Б и р. Моя?

М а р и я Д е р ф л е р. К чему похоронное бюро, когда кругом все ликуют?

Фред идет вверх по лестнице.

Б и р. Это он!

Ф р е д. Следующий гроб — для вашей дочери.

Б и р. Ты мне заплатишь за витрину.

Ф р е д. Сначала докажите, что это — я. Даже если на улице полно осколков. Понятно? Ваша дочь умерла.

Б р у н о (Биру). Вы остаетесь или идете со мной?

Б и р. В штатском.

Б р у н о. Пора.

Снизу доносится песня в ритме марша:

«Что нам не по нраву,Разбей без пощады.Мир, полный осколков,Для нас не преграда.
Нам смерть не страшна.Сияет пред намиНового мираСвященное пламя».

(Поднимает факел.) Вперед, чтобы пыль столбом. Салют! Все города — наши!