Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 1

Инструктор сектора средней школы Отдела науки в 1957–1982 годах Галина Сарафанникова немного путает названия ветвей власти, но точно знает, к кому надо было обращаться:

— Вы когда-нибудь общались с кем-нибудь из Совмина? Там же соответствующий департамент был, который образование курировал?

Г. С.: Мы знали куратора, это был Попов, не помню его имени и отчества, но это был человек, на которого при необходимости мы выходили, согласовывали, представляли свои документы. Он иногда приходил в отдел, но чаще всего все-таки к нему доставлялись какие-то проекты, документы. Да, был куратор отдела просвещения.

— Какая-то разница в подходах или особенности работы, отличные от ЦК, в этом департаменте были?

Г. С.: Видите ли, одно дело — мы, общественная организация, а там — государственные органы. Это главное отличие. Все-таки мы разрабатывали какие-то проекты законов с привлечением широкой общественности, документ окончательно вносился в Совмин через него. Бюджет народного образования согласовывался с ним, уже руководством Совмина. Он был полномочный представитель в Совмине по делам образования. У них законодательные функции, в этом существенная разница[436].

Николай Рыжков, прошедший все этажи властной вертикали как по партийной, так и по государственной линии, демонстрирует пример взаимодействия партийных и государственных органов на примере составления важнейших документов, определяющих направление экономического развития страны, — народно-хозяйственных планов:

Одной из расхожих мыслей стало убеждение «ниспровергателей», что министерства и ведомства были практически техническими исполнителями партийной воли. <…> Страна жила пятилетними циклами: один раз в пять лет проходил съезд КПСС, избирался Верховный Совет СССР и т. д. К началу каждого цикла проводилась огромнейшая подготовительная работа. Я остановлюсь только на экономическом направлении — это для меня ближе, и в этом деле я принимал самое непосредственное участие. В Госплане СССР, где я работал первым заместителем председателя в ранге министра СССР, имелся очень квалифицированный отдел пятилетнего планирования. Задолго до начала пятилетки он начинал разработку основных положений наступающего пятилетнего плана. Ставились цели развития экономики, определялись прорывные направления в народном хозяйстве, проводилась его сбалансированность. В такой связке намечались пути и уровни повышения и улучшения социальной сферы жизни населения… <…> С самого начала в работу включались отраслевые министерства и ведомства страны, союзные республики. Да, это была сложная работа, с неизбежными противоречиями и разногласиями. Госплан СССР, этот экономический штаб страны, тщательно анализировал возникающие с министерствами и республиками проблемы.

Подготовленный проект пятилетнего плана с оставшимися неразрешенными разногласиями направлялся в Совет Министров СССР. В Правительстве страны начиналась такая же работа по увязке возможных противоречий и предложений. При этом обязательно приглашались, каждое в отдельности, министерства и комитеты страны, а также союзные республики для рассмотрения их отраслевого или республиканского проекта пятилетнего плана. К работе над проектом плана привлекались многие институты, Академия наук СССР и т. д. Откорректированный проект плана (с немногими разногласиями) направлялся в Политбюро ЦК КПСС, где рассматривался с приглашениями тех республик и министерств, с которыми оставались разногласия, и принималось окончательное решение. <…> На стадии работы над проектом пятилетнего плана отделы ЦК КПСС обязательно интересовались положением «своей» отрасли, которую они курировали. Как правило, они отстаивали интересы «своих» министерств и ведомств. Экономический отдел ЦК КПСС, руководителем которого я был в ранге секретаря ЦК КПСС по экономике, в основном занимал общегосударственные позиции. Вот таким образом, в таких спорах, аналитических обоснованиях и рождался план нашей страны на пятилетний период. Можно ли из изложенного мной порядка формирования проекта пятилетнего плана сделать вывод, что министерства и комитеты являлись слепыми исполнителями партийной воли? Нет, они были основными разработчиками перспектив жизни государства, и в этом была их сила[437].

Ему вторит министр легкой промышленности Николай Тарасов, бывший выдвиженцем Алексея Косыгина и занимавший свой пост 20 лет — с 1965 по 1985 год:

Ведь что значило быть министром СССР? Это была огромная ответственность за состояние промышленности, за решение всех социальных вопросов на предприятиях и в некоторых регионах, обеспечение потребителей необходимыми товарами. <…> Мы несли полную ответственность за развитие отраслей и влияли на их экономическое развитие и на развитие страны в целом. Мы не были, как теперь нередко пишут и говорят, «техническими исполнителями партийной воли». В отношении промышленности и отраслей мы во многом определяли эту «волю», внося свои предложения, отстаивая их в партийных органах. А затем и выполняя принятые решения КПСС и правительства[438].

Развивая мысль Рыжкова и говоря о роли аппарата ЦК КПСС в целом, можно констатировать, что, несмотря на репутацию финальной инстанции по всем вопросам (которую аппарат ЦК КПСС сознательно поддерживал), в реальности по многим, если не по большинству вопросов он исполнял функции «фасилитатора». Это значит, что он либо сам выявлял комплексные проблемы, либо откликался на запросы различных лоббистов (включая региональные партийные комитеты), просящих решить тот или иной вопрос или проблему. Далее аппарат занимался модерацией дискуссии, пытаясь найти компромисс между игроками. Вот как, например, два ладящих между собой инструктора из разных отделов аппарата ЦК КПСС с ведома своих начальников помогали в коммуникации двум находящимся в неприязненных отношениях министрам, чьи ведомства они курировали.

Инструктор Отдела машиностроения (1982–1988) Владимир Белоусов:

Я постоянно сотрудничал с Оборонным отделом [ЦК КПСС], потому что Минприбору достаточно много было необходимо комплектации для производства. А Министерство электронной промышленности было одним из базовых поставщиков. Поэтому снабженцы просят из министерства, они между собой договориться не могут, [как и министр приборостроения, средств автоматизации и систем управления СССР Михаил] Шкабардня с министром электронной промышленности, мной очень уважаемым [Александром] Шокиным. А у нас — нормальные контакты. Поэтому приходишь на коллегию и говоришь: «Там то-то и то-то, сколько можешь сделать?» Нормальные отношения были, они к нам тоже — поставка приборов каких-то. На таких, я бы сказал, неформальных отношениях мы встречались и разговаривали. А иногда бывало так, что ты придешь, а его уже поднакачали со всей страны — этот приходит, другой, значит, смотришь тогда: сегодня разговор сложный будет. Тем не менее пришел — говори. Он говорит: «Я не могу, мне сейчас дали задание, что мы, резиновые, что ли?» — «Ты успокойся. Давай отложим, завтра я посмотрю». Приходишь на другой день, настойчиво приходишь — куда деваться. Он говорит: «В этом [году] — нет». Прямо при тебе начинает звонить в министерство.

— С кем именно вы в Оборонном отделе сотрудничали чаще всего?

В. Б.: С инструктором, со своим коллегой. На уровень завсектором редко выходил. Владимир… Мой тезка. Минприбор, радиопром кто курировал. Там ребята хорошие были, нормальные, очень грамотные[439].

Аналогичным образом сотрудник аппарата ЦК вообще мог выступать «поверх барьеров», преодолевая межведомственные перегородки, особенно в ситуации, когда требовалась быстрая реакция и поиск оптимального решения проблемы. Тот же Владимир Чугуев:

Как проходило планирование этого хозяйства. В стране был Госплан, который подчинялся Совмину, и министерство, которое тоже подчинялось Совмину. Госплан писал, что нужно сделать — кстати, достаточно подробно расписывали, что потом послужило одним из моментов того, почему развалилась вся эта система. Зато он писал эти вещи, Совмин это утверждал, поручал министерствам, министерства брали план и это делали. Отчетность опять шла снизу: от завода в министерства, в Госплан, в Совмин. А тут еще был ЦК. Так вот, ЦК командовал — имел возможность разобраться, смотреть, начиная с Совмина: Совмин, Госплан, министерства, любой завод, то есть [посмотреть] всю [административную] лестницу. Когда все планы пришли, в основном чем занимались в ЦК: смотрели. Вроде бы запланировали нормально все. Есть целый ряд критериев, по которым можно судить о том, насколько грамотно составлен план. Посмотрели все. Кстати, когда план составляли, мы тоже участвовали — каждый по своей отрасли. Теперь, когда начинают выполнять все это хозяйство, вдруг где-то срыв какой-то. Если срыв этот не мог поправить министр, Совмин, ввязывается ЦК. Почему — потому что ВПК (Военно-промышленная комиссия при Совете министров СССР. — Н. М.) не очень здорово могла Совмин заставить работать, а ЦК кого угодно заставит делать то, что нужно. Вот этой работой и занимались. Если где-то что-то прорывается, я мог вызвать любой материал. Естественно, секретные материалы я ехал и там смотрел. <…> У нас на каждом заводе были обязательно военные. Кроме того, предположим, я поехал в Брянск — Брянский машиностроительный завод наполовину военный был. Я мог в любом цехе там прийти, смотреть. И когда смотришь, где-то какой-то прорыв — как решить этот вопрос? С материалами можно познакомиться с любыми. Если в Госплане и в министерстве [в Москве достаточно ясного ответа на вопрос о проблеме] не было, значит, на завод: почему так получается?[440]

Таким образом, в критической ситуации, когда планы составлены, решение принято и не исполняется, сотрудник аппарата ЦК КПСС выполнял функции контролирующей, директивной и мобилизующей инстанции, которая «решала вопрос». Недаром контроль за исполнением решений Политбюро, Секретариата и пленумов ЦК КПСС был самой главной обязанностью сотрудников аппарата ЦК КПСС.

Помогали чиновнику в принятии документа прежние решения Политбюро и Секретариата ЦК КПСС, определявшие правила игры в данной сфере. Опасение нарушить в новом документе то или иное постановление, тем более принятое относительно недавно (пять-семь лет назад), было одной из наиболее серьезных причин для беспокойства у партийных чиновников. Чтобы этого не случилось, любой подготавливаемый документ просматривали наиболее опытные бюрократы — заведующие секретариатами отделов. Они обычно работали на этой должности десятилетиями, вели свои подсобные картотеки документов и, в отличие от довольно часто сменяемых прочих сотрудников, помнили и могли проверить подобные вещи.

Если вопрос не был и не мог быть решен на более низких уровнях, он выносился на рассмотрение Секретариата и Политбюро ЦК КПСС.