Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 1

Первое лицо и контроль над неформальными коммуникациями

Все эти формы коммуникации, будучи «неформальными», не протоколируемыми, находились под личным контролем Генерального (Первого) секретаря или, в случае его отсутствия, проходили в присутствии неформального «второго» (Суслова) и «третьего» (Кириленко) секретарей.

Если оставить в стороне неизбежный формат Ореховой комнаты, комнаты президиума и зала прилета официальных делегаций, наиболее распространенный метод неформальной коммуникации между руководителями страны существенно менялся от Хрущева до Черненко и находился в зависимости от характера и состояния здоровья первого лица.

При Хрущеве очевидным образом доминировал формат полузакрытых, но публичных мероприятий — приемы, на которых Первый секретарь был так или иначе доступен даже для рядовых участников мероприятия; охота; совместные поездки по стране или за границу; курортные посиделки, собиравшие вместе нескольких членов Президиума и региональных руководителей; коллективное празднование дней рождений и даже свадьбы[451].

При раннем Брежневе (до начала его болезни в первой половине 1970-х годов) основным форматом становятся телефонные переговоры и личная коммуникация первого лица с одним из сподвижников в своем рабочем кабинете[452]. Вводится и новая традиция — прием групп региональных руководителей, приехавших на пленумы и съезды партии. По мере ухудшения состояния здоровья Брежнева прежние форматы общения сокращались и в результате к концу 1970-х были заменены новым — созданием постоянного канала неформальной связи: «все кому нужно» — Черненко — Брежнев[453]. Из лиц, облеченных властью, лишь Черненко обладал постоянным доступом к Брежневу. Все остальные, включая членов Политбюро, фактически были вынуждены коммуницировать с первым лицом через него, а между собой только в официальной обстановке (заседание Политбюро, Секретариата, президиумы съездов и упомянутые выше полуофициальные площадки).

Михаил Горбачев так описывал роль Черненко, который непрерывно помогал Брежневу даже на заседаниях Политбюро:

Соседство с Константином Устиновичем (за столом заседаний Политбюро. — Н. М.) также создавало определенные неудобства. Он постоянно вскакивал с места, подбегал к Леониду Ильичу и начинал быстро перебирать бумаги:

— Это мы уже решили… Это вам надо зачитать сейчас… А это мы сняли с обсуждения…[454]

Самостоятельно организовать неформальную встречу представители первого политического эшелона были не вправе, хотя до 1965 года походы в гости членов Президиума ЦК, не говоря уже о чиновниках меньшего ранга, были нормой. Тот факт, что подобные «гостевания» привели к отставке Хрущева, поскольку использовались для подготовки заговора и убеждения несогласных, послужил хорошим уроком для Брежнева, который, по всей видимости, ввел негласный запрет на подобные мероприятия. Михаил Горбачев, попавший в Москву в качестве секретаря ЦК в 1978 году, приводит в своих воспоминаниях примечательный эпизод, когда он позвал в гости своего патрона Юрия Андропова, с которым они столь замечательно жарили шашлыки в Пятигорске, и услышал в ответ сухое: «Сейчас, Михаил, я должен отказаться от приглашения»[455]. Затем Андропов обосновал свой отказ боязнью «пересудов». И действительно, другие мемуары и интервью не содержат свидетельств ни об одном неофициальном визите друг к другу представителей первого эшелона номенклатуры брежневского периода в течение 1970-х — начале 1980-х годов. Даже на отдыхе в брежневский период руководители партии и страны старались дистанцироваться друг от друга, несмотря на то что отдыхали, как и прежде, в одних и тех же санаториях и примерно в одно и то же время. Нами Микоян в своих воспоминаниях приводит примечательный эпизод, когда на курорте ее свекор Анастас Микоян в конце 1960-х годов «из деликатности» специально перенес привычное ему время купания в бассейне, когда узнал, что им в этот час намерен пользоваться приехавший позже премьер страны Алексей Косыгин. За несколько недель хорошо знакомые и симпатизирующие друг другу руководители страны лишь несколько раз позволили себе прогуляться с беседой по дорожкам парка, и еще один раз Косыгин согласился зайти к ним в гости и распить бутылку[456].

Тем не менее в состоянии фактического отсутствия политического лидера необходимо было реально определять следующие шаги во внутренней и внешней политике. В результате в верхнем эшелоне власти сформировались несколько групп влияния. Наиболее крупной из них, сложившейся в конце 1970-х годов, стала группа министра иностранных дел Андрея Громыко, министра обороны Дмитрия Устинова и председателя КГБ Юрия Андропова, которые, как замечает бывший секретарь ЦК КПСС по оборонным вопросам Яков Рябов, пользовались наибольшим расположением Константина Черненко. Эту группу в свою очередь уравновешивал главный партийный идеолог и фактический второй секретарь ЦК КПСС Михаил Суслов, имевший значительное влияние как в кадровых, так и в административных вопросах[457]. Устинов, по словам его помощника, довольно четко описывал такой порядок вещей метафорой о «знамени», которым выступает Брежнев, то есть о символической фигуре, от имени которой возможно проводить всю необходимую политику и которого ни в коем случае не стоит менять[458].