Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 1

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОКРОВИТЕЛИ «РЕФОРМАТОРОВ» И ОСНОВАННЫЕ ИМИ ИНСТИТУЦИИ

За «хрущевское» десятилетие — 1954–1964 годы — в советской политической верхушке оформилась «прогрессистская» фракция. Она стояла за масштабное инвестирование в науку и образование, которые должны были обеспечить «прогресс» в деле строительства коммунистического общества. Инвестиции в науку были заведомо оправданы на фоне успехов советской оборонной промышленности, нуждавшейся во все новых технологиях и высококвалифицированных кадрах, урбанизации, коренном изменении технологий в сельском хозяйстве и строительстве и усиливающейся позиции СССР на международном уровне. Они были настолько значительны, что их хватило на открытие сети новых научных институтов и даже целых научных центров[822]. Число сотрудников научных учреждений между 1950 и 1966 годами увеличилось в шесть раз (между 1960 и 1966 — в два раза) и достигло 414 тыс. человек, а общее количество людей, занятых в науке и научном обслуживании, на 1966 год составляло 2,7 млн человек. Их содержание обходилось государству в 8 млрд рублей в год[823].

Применительно к нашей теме среди научных центров важнейшим стал новосибирский Академгородок, или Сибирское отделение АН СССР. Он во многом копировал структуру московских академических учреждений, но был построен в виде западного университетского кампуса. Он манил к себе перспективных и молодых ученых не только лучшими в стране материальными условиями для занятий научной деятельностью (новые лаборатории, квартиры, социальная инфраструктура), но и куда более свободным образом жизни в интеллектуальном и культурном отношении[824].

Роль «матрицы» для размножения советских экономических институтов сыграл Институт экономики АН СССР. В него к началу 1940-х свели уцелевшие научные группы из разгромленных во второй половине 1930-х тематических экономических институтов. Во второй половине 1940-х — начале 1950-х годов там трудилось около 100 ученых, преимущественно немолодых. В значительной мере это были бывшие сотрудники Госплана, Минфина и ЦСУ 1930–1940-х годов, уцелевшие в многочисленных чистках этих ведомств[825]. К ним после 1950 года начали порциями добавлять молодых сотрудников и аспирантов, в основном окончивших экономический факультет МГУ.

Выжившие в репрессиях, привыкшие играть «двойную игру» с властью экономисты получили возможность распространять свои идеи среди интересующейся наукой и исследованиями молодежи. Прежде всего это касалось ключевого для института сектора политэкономии под руководством Якова Кронрода, который стал «повивальной бабкой» всего реформаторского движения в советской экономической науке[826]. А чуть позже — с середины 1950-х — у них появилась возможность влиять на идеологию, кадровый состав и направления деятельности вновь создаваемых специализированных экономических институтов.

Особо важную роль в новой складывающейся системе стали играть московские гуманитарные научно-исследовательские институты, которые мы именуем «припартийными». Этот термин нами используется потому, что они, имея формально разную подчиненность, реально обслуживали интересы (то есть работали по заказам) аппарата ЦК КПСС и центральных государственных учреждений[827], что предполагало срочность в представлении справок и высокую ответственность за представленные материалы. Например, исполняющий обязанности директора новообразованного Института экономики мировой социалистической системы (ИЭМСС) Алексей Ступов в 1964 году скончался за рабочим столом, готовя материал для «директивных органов»[828].

Большая их часть была образована на основе отделов Института экономики АН СССР (ИЭ АН СССР) и крупного «припартийного» исследовательского центра второй половины 1950-х — 1980-х годов — Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО), который был создан в 1956 году[829]. Собственно, и сам ИМЭМО вырос из сектора общих проблем империализма и общего кризиса капитализма Института экономики АН СССР, в котором собрались некоторые бывшие сотрудники Института мирового хозяйства и мировой политики, ликвидированного в 1947 году[830]. На основе сектора стран народной демократии Института экономики в 1960 году был образован менее известный ИЭМСС[831].

Создание ИМЭМО, как и последующей группы институтов, было реализацией идей Анастаса Микояна, оглашенных на ХХ съезде партии в 1956 году. В своем выступлении он заявил, что раз в США изучением СССР занимаются аж 15 исследовательских центров, то и в СССР на изучение других стран мира должны тратиться сопоставимые ресурсы[832]. Подобные же аргументы со ссылкой на американские инвестиции использовались и шестнадцатью годами позже, весной 1972 года, при попытке реорганизации внешнеполитической пропаганды[833]. В ИМЭМО и отпочковавшихся от него (и ИЭ АН СССР) в конце 1950-х — 1960-х годах более узко специализированных институтах было ощутимо «вольнее», чем во многих академических институтах, и гораздо более оппозиционно, чем в системе партийных учебных и научных учреждений. Там платили хорошие деньги, не слишком много спрашивали и иногда (и далеко не всех) выпускали съездить за рубеж или даже там поработать[834]. На начало 1972 года только в девяти институтах, «занимавшихся международными проблемами» (то есть так или иначе связанных с задачами внешнеполитической пропаганды и контрпропаганды) в системе АН СССР, работало 2,5 тыс. научных сотрудников[835]. И хотя об этом не любили говорить публично — и уж тем более помалкивали в 1990–2000-е годы, — работа в подобных институтах не только давала ощущение причастности к власти и принятию реальных решений, но и была для многих сотрудников карьерной ступенькой, позволяющей этой властью стать: сотрудников припартийных институтов активно брали на работу в ЦК КПСС, МИД и другие «серьезные» учреждения.

За создание системы припартийных институтов отвечала коалиция политических лидеров, среди которых в качестве кураторов выделялись члены Президиума ЦК КПСС Анастас Микоян, а также фавориты Никиты Хрущева — член Президиума ЦК КПСС, секретарь ЦК Отто Куусинен, сменивший много партийных постов Алексей Румянцев, завотделом науки и высших учебных заведений ЦК КПСС Владимир Кириллин, а также руководители международных отделов аппарата ЦК КПСС Юрий Андропов и Борис Пономарев. На стороне этого лагеря в 1960-е годы находились тогда и ведущий партийный идеолог Михаил Суслов, и секретарь ЦК КПСС по идеологии Петр Демичев[836].

Эти люди не были полными единомышленниками по всем вопросам, однако в целом поддерживали романтико-коммунистический идеализм, под соусом которого были возможны «прогрессивные» идеи[837].

Федор Бурлацкий в мемуарах приводит эпизод, характеризующий директора ИМЭМО (1956–1965), члена-корреспондента (1958), затем академика (1962) АН СССР и, что немаловажно, свояка Микояна — Анушавана Арзуманяна (1904–1965):

Человек небольшого (сталинского) роста, с прелестным цветом лица, теплыми навыкате глазами и с вечной доброжелательной улыбкой, сидел на окне, покачивая своими маленькими ножками. Он рассуждал вслух:

— Ты, Федор, счастливый: ты доживешь до того времени, когда социализм победит во всей Европе.

— И когда же это произойдет, по вашему предположению, Анушаван Агафонович? — спрашивал я не без ехидства.

— Не позднее чем через пятнадцать-двадцать лет[838].

В сфере формулирования предложений по экономической и социальной политике центральной фигурой среди «прогрессистов» 1960-х годов был Алексей Румянцев. Еще в конце 1940-х он формально был провинциальным заведующим кафедрой такого схоластического предмета, как политэкономия. Правда, незадолго до занятия этого поста он три года проработал секретарем крупного и важного Харьковского обкома партии и был с довоенных времен хорошо известен как политэкономист в Москве. Его статьи понравились Сталину, который в начале 1950-х годов взялся за разработку учебника политэкономии для вузов. Румянцев в считаные месяцы стал главным политэкономистом страны. В июле 1952 года он был назначен заведующим Отделом экономических и исторических наук и высших учебных заведений ЦК ВКП(б) — КПСС, а в 1953–1955 годах был заведующим более крупным Отделом науки и культуры ЦК КПСС. Но что более существенно — сумел сделать карьеру как прогрессивный экономист, партийный чиновник и деятельный организатор в последующие десятилетия.

В 1964–1967 годах сторонники прогрессизма в значительной мере теряют свою политическую поддержку. Куусинен умирает в 1964 году. Румянцев в 1965-м теряет свой высший политический пост — главного редактора «Правды». Микоян в 1966 году перестает быть членом Политбюро. Андропов и Кириллин в 1967 году уходят с постов заведующих отделами. Демичев, оставаясь секретарем ЦК КПСС, сосредотачивается на идеологических и культурных вопросах.

Суслов, ставший к этому моменту второй по влиятельности фигурой в партийном аппарате, был «прогрессивен» меньше всех. Однако он прикрывал оставшихся в аппарате ЦК КПСС «прогрессистов» — заведующего Международным отделом Бориса Пономарева и Демичева (до 1974 года), Отделы пропаганды (во главе с Александром Яковлевым в 1970–1972 годах) и культуры (Василий Шауро), где работало много прогрессистов. В то же время Суслов явно не был готов вступать в прямой конфликт с другой конкурирующей за внимание генсека группировкой в аппарате ЦК КПСС — консервативным «молдавским кланом».

Этой группе с 1967 года, после назначения на пост заведующего Отделом науки и образования аппарата ЦК КПСС (формально входившего в ведение Суслова) Сергея Трапезникова, была отдана на откуп вся научная и образовательная сфера. К тому же в экономической сфере взгляды Суслова лежали, по всей видимости, посередине между «прогрессистами» и их оппонентами.

«Молдавский клан» был частью брежневского «суперклана». Он отличался от «днепропетровской группы» тем, что его участники перезнакомились с патроном и друг другом в тот короткий период (1951–1952), когда Брежнев был первым секретарем республиканского ЦК в Молдавии. В дальнейшем он взял некоторых членов своей команды в Казахстан, где был первым секретарем в 1954–1956 годах, а остальные остались работать в Молдавии, пока бывший шеф не позвал их в Москву[839]. Так, тот же Трапезников был его московским помощником по идеологии в 1956–1960 годах.

Помимо Трапезникова в «молдавский клан» входили ближайший (и с годами становившийся все более важным) сотрудник Брежнева — заведующий Общим отделом ЦК КПСС Константин Черненко и помощник генсека по идеологическим вопросам Виктор Голиков, а также группа менее значительных персонажей, работающих в основном в Отделе науки. Подробнее о них и их взглядах мы поговорим в отдельном параграфе ниже.

Кроме «прогрессистов» и «молдавского клана», в экономических дискуссиях и деятельности экономистов-практиков были заинтересованы еще как минимум три политические группы.

Косыгин и глава Госплана Николай Байбаков могли оказывать покровительство людям и структурам, непосредственно работающим на Совет министров СССР и Госплан СССР. Однако они не вдавались в идеологические вопросы (например, в дела СМИ). О тех, кто работал с Косыгиным, Байбаковым и прогрессивными бюрократами из его личного аппарата, мы также поговорим в четвертой части, поскольку это уже были не «теоретики» экономики, но практики.