Древо Тьмы

Сильмир поворачивается к Винтер. В её суровом взгляде мелькает сочувствие к крылатой эльфийке.

— Винтер Эйрлир, считаешь ли ты себя наихудшей из демонических созданий, несмотря на все свои добрейшие поступки?

Голова Винтер кружится от душевной боли, горло сжимается, грозя задушить её.

— Переполняет ли тебя вина за собственное существование? — настойчиво задаёт вопросы Сильмир. — Ненавидишь ли ты свои крылья лишь потому, что так велит тебе Эалэйонториан?

— Перестань, умоляю, — просит Винтер, сжавшись в комок.

По её щекам текут слёзы, всё застит туман, а птицы слетаются к ней со свистом и чириканьем. Впрочем, птичьего гомона Винтер почти не слышит, в её голове громогласно звучат строки из священной книги эльфов:

Ло, Сияющие, придути сметут порочных крылатых.И очистят твердь земнуюот злонравия и греха.

— Приходило ли тебе в голову поинтересоваться, — не умолкает Сильмир, разгневанная положением Винтер, — почему ты не можешь летать? Почему в тебе нет огня? — Взгляд эльфийки вспыхивает. — Потому что тебя оболгали и украли твой огонь!

— Я не хочу летать! — в отчаянии выкрикивает Винтер.

Ярость душит её, она стыдится своих отвратительных крыльев. Как ей хотелось достичь невозможного, стать чистой бескрылой эльфийкой с прямой, гордой осанкой. Если бы кто-нибудь отсёк её крылья…

О Сияющие, простите мне мой грех.О Сияющие, простите мне мой грех.О Сияющие, простите меня,что родилась отвратительным икаритом.

— Я проклята! — кричит Винтер, содрогаясь в лихорадочных спазмах. — Я отвратительна! Лучше бы мне никогда не появляться на свет!

— Довольно! — приказывает королева Алкайя, и все умолкают — и краснохвостый ястреб, и карликовая сова, а скворцы усаживаются Винтер на плечи, на колени, на крылья, изо всех птичьих сил утешая эльфийку.

Винтер поднимает глаза на Сильмир, найдя новые силы в птичьей любви. Юная эльфийка встречает её взгляд без гнева, скорбно сжав губы и сдерживая слёзы.

— Оглянись, — говорит Сильмир срывающимся голосом. — За тебя готова биться целая армия соколов. Все крылатые существа всех земель придут на битву за тобой против Маркуса Фогеля.

Прежде чем Винтер успевает ответить, сквозь гобелены врывается крылатое дитя. Чёрные крылья с силой прокладывают путь по воздуху, четырёхлетняя малышка Пиргоманчи, радостно сияя, направляется прямиком к Алкиппе под аккомпанемент птичьего гомона.

— Muth́li Alcippe! — весело кричит девочка на непонятном языке, и воительница принимает крылатое дитя в объятия.

Над Пирго уже кружатся, будто ожившие драгоценные камни, разноцветные колибри.

На розовой щеке, шее и руке Алкиппы ясно видны полузажившие ожоги, отчасти скрытые рунами. Обжигает её малышка Пирго, которой до сих пор снятся кошмары и преследуют припадки ярости. В раннем детстве её отобрали у матери-гарднерийки и бросили в тюрьму магов, откуда её чудом вызволили Айвен и Эллорен. Винтер и огненные феи амазов помогают Алкиппе заботиться о девочке — их огонь не берёт, чего не скажешь об Алкиппе. Чародейки амазов наложили на воительницу заклятия и начертили на её теле руны, предохраняющие от огня и быстро исцеляющие раны.

Однако сколько бы Пирго ни обжигала Алкиппу от ярости или от страха, воительница ни разу не пожалела о решении взять на воспитание крылатую малышку, которую полюбила как мать.

Следом за крылатой Пирго в зал вбегает девочка-подросток и, помедлив, падает перед королевой на колени.

— Простите, ваше величество! Уследить за малышкой нелегко.

Королева Алкайя поднимает руку, с удовольствием провожая взглядом кружащих по залу птиц, рассаживающихся на балках над Винтер и Пирго.

— Иногда Богиня нарушает порядок, — с добродушной улыбкой произносит королева. — Иногда она говорит с нами устами ребёнка.

Шелест крыльев стихает, изумрудная колибри успокаивается на плече Пирго — девочка, прижавшись к Алкиппе, лукаво улыбается королеве.

— Подойди, дитя, — ласково приглашает Пирго королева, протягивая к девочке руку.

Пирго, взмахнув крыльями, направляется к королеве и падает в её тёплые объятия.

Обняв девочку, королева чуть отстраняется и со счастливой улыбкой спрашивает:

— Пиргоманчи, скажи, Богиня хочет, чтобы ты усмирила свой огонь?

— Нет! — восклицает девочка.

Этот вопрос ей задавали не раз, как и всем детям амазов. Пирго пытливо оглядывается на Алкиппу, будто смутившись, как громко прозвучал её ответ.

Королева Алкайя улыбается шире.

— Скажи мне, дитя, желает ли Богиня, чтобы ты усмирила свой громкий голос.

— Нет! — со счастливой улыбкой кричит девочка.

— Или скрыла свою силу?

— Нет!

— Или поверила лживым словам о себе?

— НЕТ! — Это последнее отрицание девочка выкрикивает особенно грозно.

Королева Алкайя довольно кивает.

— Ответь, Пиргоманчи, желает ли Богиня, чтобы ты прятала свои крылья?

— НЕТ! — громче, чем грохот грома, кричит девочка, будто бы готовая вспыхнуть радостным пламенем, не сходя с места.

Винтер смотрит на девочку, разрываемая болью и недоверием.

На мгновение королева и Пиргоманчи умолкают и лишь счастливо улыбаются друг другу.

— Кто ты, дитя? — спрашивает королева, мгновенно посерьёзнев.

— Любимая воительница Богини! — не понижая голоса, кричит девочка.

Королева Алкайя кивает.

— А кто любит тебя, Пиргоманчи Фейир?

— Свободный народ Амазакарана!

Королева победно улыбается, подталкивая Пирго на пол с колен.

— Так покажи нам свои крылья, Пиргоманчи Фейир, любимое дитя амазов!

Спрыгнув с коленей королевы, девочка шагает вперёд и, взглянув ещё раз на королеву, расцветает гордой улыбкой. Пирго разворачивает сияющие, будто опалы, крылья, её глаза сверкают золотым пламенем, а на плечо девочке усаживается небольшой ястреб.

Королевский Совет поднимается, приветствуя малышку радостными восклицаниями, все воительницы салютуют ей, прижав кулак к груди. По лицу Алкиппы струятся слёзы. Воительница касается широкой ладонью затылка девочки, и Пирго отвечает ей благодарным взглядом.

В душе Винтер что-то вздрагивает, нечто маленькое, давно посаженное на цепь и лишь мечтающее сбросить оковы.

— Пиргоманчи Фейир, кто такие икариты? — спрашивает королева, перекрывая приветственные крики и благословения.

— Сородичи драконов! — тут же звучит ответ, и девочка взмахивает крыльями. — Возлюбленные Богиней!

Королева Алкайя смотрит Винтер прямо в глаза и долго не отводит взгляда, не выпуская измученную эльфийку.

— Вот твоё будущее, Винтер Эйрлин, — произносит королева, указывая на ребёнка. — Вот твоя правда. А вовсе не ложь, которой отравили тебя в Альфсигре. И не ложь, которой пленил Залинор твою душу.

Королева поворачивается к покрытым татуировками женщинам в Совете.

— Круг чародеек! — звучит её командный глас.

В наступившей тишине женщины поднимаются. На поясе у каждой виден целый ряд волшебных палочек в ножнах.

— Да, королева мать, — отвечает самая пожилая из чародеек с синей кожей и белыми, будто соль, волосами.

На её заострённых ушах горят алые руны амазов.

— Начинайте работу! Найдите управу на Залинор! — приказывает королева. — Сильмир Талонир, — обращается она к эльфийке, — дарую тебе право находиться на землях амазов. Ты будешь работать с Кругом чародеек и расскажешь им всё, что тебе известно. — Во взгляде королевы сверкает сталь. — Пришло время освободить Винтер Эйрлин и Исиллдир Иллириндор, а с ними и всех женщин солнечной страны эльфов!

Крошечная искорка надежды вспыхивает в душе Винтер и гаснет ещё прежде, чем утихают восторженные крики в зале Королевского Совета.

Крылатая эльфийка почти ничего не слышит, охваченная горем.

Конечно, если Залинор держит её в темнице, она с радостью выйдет на волю. И будет счастлива видеть свободными всех эльфиек на свете.

Однако ей нестерпимо хочется увидеть на свободе и Каэля с Ррисом.

А они — мужчины.

Слёзы стынут на щеках Винтер, когда они с Исиллдир сидят на широком камне на холме над городом в опускающихся сумерках. Густые леса темнеют за их спинами, широкие поля расстилаются перед ними, а внизу, в огромной чашеобразной долине, раскинулся город.

Сегодня, наверное, все лесные совы слетелись к Винтер. Маленькая ушастая сова с бледно-золотистыми глазами и светло-коричневыми перьями сидит у эльфийки на плече. Другие совы и совята расселись на ветвях неподалёку.

Эльфиек охватывает непонятная тревога, тишина будто предупреждает их о грядущем. Перед ними встают образы отвратительной тьмы.

Не в силах сбросить отупляющую тревогу за Каэля и Рриса и забыть о птицах, предупреждающих о беде, Винтер пристально вглядывается в заострившиеся черты лица Исиллдир. Воительница не сводит глаз с города. Её спина гордо выпрямлена и не очернена крыльями.

Слишком остро ощущая свои проклятые крылья, Винтер туже сворачивает их, до боли, будто пытаясь наказать. Неужели боль поможет ей, рождённой икаритом, избавиться от позора?

Позор. Позор. Позор.

— Как ты думаешь, какими мы были бы без Залинора? — вдруг прерывает тишину Исиллдир, обращаясь к Винтер на языке эльфов, врываясь в её мучительно сложные размышления.

— Я… не знаю, — поколебавшись, выдавливает Винтер.

В потоке предупреждений, который ей передают совы, Винтер трудно говорить. Предостережения сов мрачны и мешают размышлять сильнее, чем громкий щебет других птиц.

Исиллдир прожигает Винтер серебристым взглядом.

— Надо обязательно снять эти ожерелья.

Винтер отвечает не сразу, преодолевая желание молчать.

— Ты права, Исиллдир, — наконец выговаривает она и с усилием вдыхает, чтобы произнести следующие слова, пока не перехватило горло. — Мне кажется, Сильмир рассказала о Залиноре правду.

Исиллдир мрачнеет. Ей тоже трудно говорить, преодолевая запретные мысли.

— Когда на нас надели эти ожерелья, мы изменились. Мой старший брат тоже стал другим. Все, кого я знала, изменились до неузнаваемости.

Перед глазами Винтер вспыхивают воспоминания, как будто гладь озера памяти потревожил брошенный камень.

— Я помню брата, Каэля… помню, каким он был до того, как на него надели Залинор.

Храбрый, непримиримый Каэль. Залинор ему надели в одиннадцать лет, не стали дожидаться двенадцатого дня рождения. Всё потому, что он становился неуправляемым. Дрался со всеми, кто смел назвать его любимую сестру грязным икаритом.

Из глаз Винтер струятся слёзы.

Вспоминает она и тихого, всегда погружённого в книги Рриса, любимого друга Каэля. На него жрицы тоже надели Залинор раньше положенного срока. Он написал длинный трактат в защиту Винтер, поставил внизу своё имя и прибил листок к двери школы, к ужасу родителей, жриц и всех учеников. Не остался равнодушным и Королевский Совет.

Обоих альфсигрских эльфов в тот же день быстро и без особых церемоний привели в святилище Эалайонторлиан.

Винтер вздрагивает от ужасных воспоминаний: её любимый брат осыпал родителей ругательствами, пока альфсигрские военные тащили его прочь из дома, а Каэль с мольбой смотрел на сестру.