Злая сказка

Доверие

Моя жизнь была похожа на горящую свечу: такую же хрупкую и зависимую. Мягкий воск, стекающий вниз горячими слезами, не оставлял ни малейшего шанса на защиту. Он обнажал тело и душу, выставляя самое сокровенное напоказ. Перед кем? Перед человеком, чьи руки оберегали искру, питающую пламя на конце фитиля. Это могло бы быть трогательным и даже романтичным, ведь такая забота достойна восхищения. Но мне было страшно. Один неверный шаг — и моя жизнь оборвется, так и не успев начаться. Его руки — руки убийцы; они привычны к грязной работе. Мне стоило помнить об этом всегда.

* * *

Мое возвращение к нормальной жизни прошло гладко, словно и не было никакого убийства. Это задевало и приносило боль, особую, с пряным привкусом страха и предательства. Я предала Арчи дважды. Разумом я это отлично понимала, поэтому все время ждала, что кто-то не выдержит и бросит мне в лицо: «Лгунья». Но все было тихо.

Ученики относились с пониманием и не лезли с глупыми вопросами. Друзья тоже старались обходить болезненную тему стороной. Казалось, что все старались быстрее забыть о случившемся несчастье. Я их не винила. Это для меня прошло чуть меньше недели, как я узнала о смерти Арчибальда. Они же жили с этим гораздо дольше. Все, что мне оставалось, — стиснуть зубы и двигаться дальше.

Мы начали отдаляться друг от друга. Как-то незаметно Минерва все больше и больше углубилась в изучение трансфигурации. Подруга стала раздражительной, горделивой и до ужаса занудной. И все бы ничего, но я каждый раз с трудом могла подобрать тему для разговоров. Все, что не касалось учебы, вызывало у старосты скуку.

Гильберт, заменив Арчи в квиддичной команде, перестал вообще что-либо замечать. Для него существовал только мир квоффлов, бладжеров и метел. О них он мог говорить часами. Я чувствовала себя одинокой и потерянной. Внешне оставаясь спокойной и улыбчивой, я изводила себя мыслями и мечтами о том, чему никогда не бывать.

Единственной отрадой для меня были Том и Эйвери. Первый вечера напролет проводил со мной в Выручай-комнате. В своей неповторимой манере друг отогревал мое замерзшее сердце, споря и бросая вызовы. Второй же говорил со мной обо всем на свете. Как-то раз мы обсуждали покрой мантий и модные оттенки в этом сезоне. Тот разговор был ужасно бестолковым, так как я отказывалась понимать, к чему столько сложностей. В приюте меня приучили к тому, что одежда должна быть удобной, немаркой и долго служить. Все остальное было излишествами и капризами изнеженных девиц.

Джонатан тогда рассмеялся и сказал, что я ничего не понимаю в моде. И еще, что мне стоит поучиться в Риддла чувству стиля, а то я одеваюсь, как нищенка. Я проглотила обиду и промолчала. Мне нечего было ему возразить: Эйвери во всем был прав.

Как-то незаметно я привязалась к заносчивому слизеринцу, а он стал делать совершенно несвойственные для него вещи. Впервые я заметила это тогда, когда после очередных посиделок в библиотеке в моей сумке оказалась коробка конфет. Хороших, дорогих, которые ни я, ни Том не могли себе позволить купить на школьную стипендию. Я не стала их открывать и есть. Эйвери мог туда подмешать все что угодно. Несмотря ни на что, я по-прежнему не могла ему полностью доверять. Вернула, воспользовавшись школьной совой тем же вечером, и постаралась забыть об инциденте. Джонатан обиделся и не разговаривал со мной целую неделю. А я все гадала, почему он так резко изменил свое отношение ко мне и что ему от меня нужно. В то, что Эйвери делает это все просто так, я не верила.

* * *

Наши отношения с Томом были похожи на изощренную пытку. Когда он не пытался перехитрить меня или принудить что-то сделать, Риддл соблазнял. Взгляды, прикосновения, поцелуи каждый раз были жарче. Мне не хотелось останавливаться, но и пойти дальше я не могла. Я понимала, что наши отношения не могут все время быть в неопределённо-подвешенном состоянии, но его настойчивость порой пугала. Слово «друг» неожиданно стало приобретать двойной смысл.

Еще я стала замечать, что Тома что-то мучает. Он все чаще раздумывал над чем-то, и я никак не могла достучаться до него. Риддл в такие моменты был мысленно далеко-далеко и казался чужим и бездушным. Такого его я почти боялась.

В конце концов, мне это надоело, и я решила спросить, что же не дает ему покоя?

Том долго молчал, но все же ответил:

— Я хочу найти отца.

Сказано это было сухо и без эмоций. Я мысленно поаплодировала его выдержке.

— Зачем? — я удивленно посмотрела на него.

— Я должен узнать свои корни. И понять, почему оказался в приюте, — произнес Риддл, не глядя на меня.

Вот только его руки крепко сжимали мои ладони, требуя остаться рядом. Я понимала, что Тому тяжело признаться в том, что его тревожит. Более того, он считал этот свой порыв постыдным. Слишком гордый, слишком самостоятельный, слишком уязвимый — друг мог позволить себе раскрыться только передо мной. С его стороны это уже был подвиг.

— Я помогу тебе, — сказала я твердым голосом.

— Ты не обязана, — возразил он.

— Но я хочу этого. Ты мой... — я запнулась, не зная, что сказать дальше. Назвать его другом казалось неуместным и лицемерным.

— Кто, Гермиона?

Том обхватил руками мое лицо, не позволяя отвернуться и отвести взгляд. Я была перед ним, как на ладони. Зачем он это делал со мной? Чего добивался? Правды? Какой может быть правда, если я и сама не знаю ее?

Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоить бешено стучащее в груди сердце. Том заметил мой маневр. Усмехнувшись, он снисходительно покачал головой.

— Не лги мне, — прошептал, наклонившись близко-близко к моему лицу.

Он специально так делает? Знает ведь, как действует на меня его близость. Разумом-то я понимала, что Риддл вновь пытается мной манипулировать. Но с реакцией тела ничего не могла поделать. Оно раз за разом предавало меня, теша самолюбие Тома легкими победами.

— Не дави на меня! — гневно прошипела я, отворачиваясь от него.

— Не уходи от ответа, — парировал Риддл.

— Ты мне очень дорог, — решила я схитрить.

Не получилось. Он, дразня, провел пальцами по моей спине, заставив меня вздрогнуть.

— А твоя мантия сидит на тебе, как на вешалке, — протянул он жестко. — Это констатация факта, а не ответ.

— Я не хочу продолжать этот разговор!

Я по-прежнему не смотрела на него. Знала, что его взгляд заставит меня изменить решение, подчиниться. Этого-то я и опасалась, прекрасно помня о его привычке все решать за других.

— Хорошо, — вдруг сказал Риддл. — Поиски начнем сразу по прибытии в Лондон. У меня есть несколько зацепок, адресов. Чтобы все проверить, нужно время.

— И это все? — удивилась я.

Почему он так быстро сдался? В чем подвох?

— Да, это все, — он немного помолчал и добавил: — Я и сам хотел предложить тебе присоединиться ко мне.

Я повернулась к нему и, склонив голову на бок, поинтересовалась:

— Неужели ты мне настолько доверяешь, что готов поделиться своими секретами?

Том мягко рассмеялся и обнял меня.

— Глупая! Кому же мне доверять, если не тебе? — спросил он, не ожидая от меня ответа.

Да и что я могла сказать? Лишь глупо улыбнулась и уткнулась лицом в его рубашку, вдыхая родной запах корицы.

* * *

Доверие — ценная вещь. Его легко потерять, но тяжело вернуть. Раз за разом натыкаясь на непонимание со стороны окружающих, я стала ценить крохи доверия, которыми обладала. Они тоже давали власть. Не ту, порочную и зачастую выигранную в нечестной борьбе, а подлинную, приносящую счастье.

Профессор Дамблдор собирался уехать на фронт. Об этом говорили все, только никто ничего конкретного не знал. Были лишь домыслы и сплетни, коим я не верила. Но, чем быстрее приближалось лето, чем ярче чувствовался в воздухе свежий аромат юной зелени, тем я отчетливей понимала, что близятся перемены. Дыма без огня не бывает.

В одно замечательное субботнее утро профессор Дамблдор пригласил меня в свой кабинет и, угостив чашечкой чая и печеньем, завел разговор о пространственной магии. Я слушала в пол уха, краем глаза рассматривая кабинет учителя. Он почти не изменился с того дня, когда был похищен паучок. Лишь книг стало больше, да и добавилось пару новых серебристых предметов, чьи названия я не знала.

Заметив, что я его не очень внимательно слушаю, профессор замолчал. Я тоже не спешила нарушить тишину.

— Еще чаю, мисс Грейнджер? — предложил Дамблдор.

— Нет, — я отрицательно покачала головой.

— Что же, в таком случаи, перейдем к сути нашего сегодняшнего разговора, — сказал он, пристально глядя на меня. — Этим летом я надолго покидаю школу. Возможно, моя поездка займет несколько месяцев. Возможно, несколько лет. У меня будет к вам просьба: присматривайте за мистером Риддлом.

Учитель грустно улыбнулся, увидев, как недоверие на моем лице — вдруг ослышалась! — сменилось гневом.

— Плохого же вы обо мне мнения, — мягко укорил он меня. — Я прекрасно знаю о вашей преданности Тому, Гермиона. Вы ни за что не станете за ним шпионить и докладывать о его планах мне. Впрочем, этого я и не прошу. Мне нужно быть уверенным, что Риддл не натворит новых глупостей.

— Почему вы обратились с этой просьбой ко мне? — поинтересовалась я.

Дамблдор застал меня врасплох своими словами. Признаться, это был неприятный сюрприз, поэтому я всеми сила старалась не выдать ему своего волнения. Сейчас не время для слабости.

— Вас он послушает, — невозмутимо ответил Дамблдор. — Любого другого, будь то преподаватель или студент, Том обведет вокруг пальца и все равно поступит по-своему. Вы же сможете сдерживать его порывы.

— Не ошиблись ли вы, выбрав меня на роль стража? — задала я ему вопрос.

Мне действительно было интересно, что он ответит. Между нами никогда не было дружественных отношений. А та симпатия, которая возникла вначале нашего знакомства, бесследно исчезла, стоило мне принять сторону Тома.

— Нет, — он обезоруживающе улыбнулся. — Вам не понаслышке знакомо чувство долга. К тому же ваше появление в этом времени не случайно.

— Что вы имеете в виду?

Я настороженно смотрела на него. Что, Бога ради, он от меня хочет? Зачем это показное дружелюбие и доверительный тон?

— Мне кажется, что вы как-то были связанны с Риддлом. Или стали таковыми здесь. За долгие годы поисков, я так и не смог найти способ вернуть вас домой. Никакого другого объяснения я не могу найти этому.

Я рассмеялась, а Дамблдор досадливо поморщился. Бедняга, наверняка он не привык к такому пренебрежительному отношению со стороны учеников.

— Вы мне не верите, — сказал профессор спокойно, более не пытаясь играть ничьи роль. Такая своеобразная искренность располагала.

— Да, так же, как и вы мне, — честно призналась я. Нет смысла сейчас лгать и играть с масками доброго учителя и пай-девочки.

— У меня нет причин быть до конца откровенной с вами. Нет, не перебивайте! — воскликнула я. — Я изучала законодательство магической Британии. Все происшествия, связанные с путешествием во времени, должно рассматривать и принимать решения Министерство Магии, а не пара учителей из школы. Обо мне же за почти пять лет никто так и не узнал. Это было невыгодно вам. Зачем тратить усилия и время на то, чтобы вернуть ребенка домой? Ведь если бы я была взрослой и знала что-то важное, что должно произойти в будущем, вы бы уделили моей проблеме гораздо больше внимания. А так я была обузой, и вы, посовещавшись с директором, отправили меня в приют, решив избавиться от проблемы в моем лице.