Игра без правил

Кикимору тоже покормил. Борщ она ела с аппетитом, так что никаких проблем с кормлением у меня не предвидится. Потом я ее выкупал под струей теплой воды — кикимора блаженно щурила глаза, улыбалась и сучила когтистыми лапами. Я ее замотал в полотенце, и она уснула, сопя двумя дырками и тихонькая похрапывая.

— Ты погляди-ка… — удивился кот — Да кикимора такая тварь, что для нее нет никаких авторитетов! Всех готовА сожрать! И кстати — еще не поздно сожрать. Вот уснешь, тут тебе и конец. Так что не обольщайся. И потом не говори, что я тебя не предупреждал.

Я промолчал, и кот стал говорить про другое:

— Сегодня пойдешь сдавать хабар? Они так-то круглосуточно работают. Только ночью не стоит ходить — помни про адских псов. И кроме них хватает тварей, что тобой с радостью поужинают. И вот что — ты надумал, чем займешься? Что вообще будешь делать?

— Жить, что же еще? — вздохнул я — Ты правильно сказал: моя жизнь тогда, и жизнь сейчас мало чем отличаются. Я не преследую каких-то эпических целей. Мне бы просто комфортабельно пожить, исследовать этот мир…а что еще-то?

Кот не ответил. Я тоже не захотел продолжать разговор. Мне вдруг стало худо. Не так худо, чтобы бежать в сортир, на горшок — гораздо хуже. Душевный понос. Мысли, мысли, мысли…как там родители? Как они пережили мою смерть? Хоть бы уж не померли с расстройства… Кстати, и почему я не попытался их найти? Хотя…знаю — почему. Трус! Мне страшно. Мне очень страшно. Вот прихожу я к родителям, и…что? Что тогда? Они вообще-то меня узнают?

Нет, сдавать хабар не пошел. Улегся спать, завернувшись в простыню. Несмотря на то, что окна открыты — дома все равно было жарко. Лето ведь!

Кстати, может на пляж сходить? На нудистский. Да, именно на нудистский! Когда я ходил на пляж (а это было не так уж часто), шел именно туда. Почему? Да потому что терпеть не могу лежать на общем пляже. Людей — как муравьев! Детишки бегают, орут, грязь кидаются, по твоему полотенцу пробегают — ну и нафига мне это? А на нудистском — все чинно, благородно. Тут — стайка натуристов, люди все больше семейные, или изображающие семейных.

Тут — гомосеки обитают. Их почему-то на нудистском пляже пруд пруди. Так и вьются, так и вьются — в водичку заходят держась за руки, с визгом присаживаются — идиллия!

А по кустам — парочки и одиночки, вроде меня. Я обычно лежал, читал книжку, время от времени окунаясь в воду для охлаждения организма, ну а парочки сосредоточенно пыхтели и повизгивали в кустах, принимая различные позы из учебника по камасутре. И обычно имелась стайка извращенцев, которые подглядывают за трахающимися и самоудовлетворяются, служа так сказать фоном всему происходящему. В общем — жизнь бьет ключом, иногда норовит попасть и…по этому самому месту.

Только вот одному идти на пляж не хочется…девчонку какую-нибудь снять, что ли. Ну что я все с котом разговариваю, да с продавцами в приемке хабара. Эдак и одичать недолго! Девчонку бы в самый раз.

Под боком что-то прошуршало, когда я повернулся. Посмотрел — те самые порнушные фотки, за каким-то чертом оказавшиеся в хабаре. Убрал — с раздражением бросил рядом с подушкой. Потом выкину. Нафига мне эти картинки? Если уж совсем припечет — на то интернет есть с его широчайшим набором всевозможных роликов, под которые так хорошо...хмм…а потом уснуть. А эти фотки — полнейший архаизм. Они бы еще добавили в хабар какие-нибудь статуэтки, вырезанные из дерева или камня. Видел такие в музее — там бабы с огромными сиськами и невероятного размера задами. Во времена скифов наверное это считалось очень сексуально. Хотя…кто знает? Слава богу, у меня нет возможности узнать — как это все было во времена скифов. Меня туда не забросило.

С этими мыслями совершенно незаметно я и уснул.

И очнулся на огромной кровати — невероятного размера кровати! Просто каком-то аэродроме, а не кровати! И вокруг — толпа девушек! Молодые, очень молодые, не очень молодые, зрелые, подтянутые мадамы за сорок — на любой вкус. Они ходят вокруг меня, переговариваются, смотрят на меня, распятого. Да, распятого — руки и ноги растянуты в стороны и притянуты к кровати!

Одна, мускулистая, похожая на боксера деваха что-то сказала мне на незнакомом языке, потом приподняла мою голову и поднесла к моим губам то ли пиалу, то ли кружку, в которую было налито что-то терпкое, пахнущее травами. Глинтвейн? Грог? И тут я вдруг почувствовал, как сильно у меня пересохла глотка. Открыл рот, и в него полилась немного кисловатая, пахнущая мятой и чебрецом жидкость. Жадными глотками я выпил все содержимое кружки, не успел даже облизнуть губы, как в них впилась эта самая «спортсменка». Ее тело было горячим, гладким, упругим, и…

Я чуть не погиб. Сколько времени все это продолжалось — не знаю. Все, все женщины, что были в комнате…все они побывали со мной, и не по одному разу. А жидкость, которую я выпил, явно была чем-то вроде возбудителя. Я уже ничего не хотел, вернее — никого, я был выжат досуха, изнурен, раздавлен, а эта чертова оргия все продолжалась и продолжалась, и не было ей конца!

Спасла меня кикимора. Откуда она появилась — не знаю. Материализовалась, как из воздуха, и сходу вцепилась зубами в задницу очень милой молоденькой девице, которая завывая и раздирая мне грудь острыми ногтями (от полноты чувств-с!), скакала на мне уже в третий или четвертый раз. Среди всей толпы я запомнил ее по короткой мальчишеской прическе и родинке на верхней губе справа под носом.

Девица соскочила с меня, завопив так, что должны были залаять все собаки квартала, а кикимира принялась рвать зубами шелковые шарфы, которыми я был притянут к кровати за руки и ноги. Оголтелые бабы пытались ее отогнать, и главное дело так хитро — две отгоняют кикимору, одна целится запрыгнуть на несчастного-меня с развратными целями, но кикимора оправдала звание злобной твери — после нескольких покусов вся толпа сгрудилась в противоположном конце комнаты и только сладострастно вздыхала, умоляще глядя на мою измызганную тушку.

Щелк! Щелк! Последний шарф лопнул под напором зубов и моих мускулов, и…хоп! Темнота, тишина…и…сопение. На груди у меня сидит некто, глаза которого светятся зеленым огнем, и усиленно сопит, будто бежал сюда пять километров.

— Дурак! — слышу я голос кота откуда-то со стороны, от окна — Я же сказал тебе положить одну, одну картинку! А ты чего сделал?!

— Да какую картинку, я ничего не… — кричу в сердцах, и тут же осекаюсь…черт! Черт, черт! С трудом поднимаюсь с кровати, ласково перехватив поперек туловища удивительно горячую на ощупь кикимору, иду в ванную комнату. Включаю свет…и в сердцах матерюсь. Вся грудь в царапинах! И не только грудь! А еще — ребра проступают так, будто не жрал месяц, не меньше! Ох ты ж черт…что это было-то?!

— Что это было-то? — повторяю вслух, не надеясь на ответ. Кот, он такой вредный…захочет — ответит, не захочет…

— Это картинки для холостяков — с зевком отвечает кот — Положил под подушку, и видишь сон. И во сне ты с той девушкой, которая на картинке изображена. Артефакт это такой, не фотка. Сколько у тебя их? Штук тридцать? Ох, и отдохнул ты видать! Расслабился! Ми-ми-ми…

Я даже вначале не понял, что это за такое «ми-ми-ми». Оказалось — проклятое животное, которое не совсем животное, а даже совсем не животное — так хихикает. Развлекся он, понимаете ли! А я чуть не сдох, насилуемый толпой проклятых девок!

Стоп. Если это сон, так почему у меня царапины и все такое? И почему я ощущаю полный упадок сил в комплекте с…в общем — болит у меня мужское естество! Истоптан злыми бабами по-полной!

Спрашиваю кота, чтобы совсем уж развеять туман незнания, и получаю такой же, как и обычно уклончивый ответ:

— Так не все сны — сны! И вообще — сны бывают разные! И вообще — чего так обеспокоился? Ну оторвался, как следует, и что? Небось до того, как попасть в Игру только и мечтать мог о такой оргии, а вот поди ж ты — исполнилось! Слышал про рай у мусульман? Гурии там, и все такое? Так вот — отголоски Игры. Или про Вальхаллу — и это тоже. И ты — залетел в свой дурацкий рай. Небось, прыщавым юнцом мечтал оказаться в таком раю — ты один и три десятка распутных девок. Ну вот…получил. Понравилось?

— Не очень! — честно признался я — Не люблю, когда принуждают.

— А гуриям, думаешь нравится ублажать джигитов? Но кто их спрашивает? Вот теперь и ты узнал — каково это. Кстати — между прочим, это был рай и для тех девиц, что с тобой отрывались. В их раю лежит привязанный молодой мужчина, и они его…

— Тьфу на тебя! — не выдерживаю я — Какой извращенец эту игру писал?! И ты кот-извращенец!

— Да, я такой — загадочно улыбается кот, и зажмуривает глаза. Потом открывает их, с легким удивлением говорит — Кстати, твоя кикимора сильна! Это надо же — прорваться в чужой сон, и вытащить из него хозяина! Неужто она тебя и правда любит? Ты береги ее, такое редко бывает. Я вот за всю свою практику с таким не сталкивался. Хотя и слышал, что случается. Ты хоть имя ей дал?

— Имя? — слегка опешил я, и даже немного застыдился. И правда — имя зверенышу не дал. Я как-то и не подумал, что она теперь остается со мной жить, а раз остается — должен же я к ней как-то обращаться? Не так же, как делают некоторые невоспитанные лохматые существа: «Эй, ты! Эй!»

— Имя… — задумчиво повторил я. И правда — как ее назвать? Как-то смешно — не хочется. Она сегодня меня можно сказать спасла. Возможно, что и не выжил бы в эдакой страсти. А пусть будет просто…Оля! Ну вот Оля, и все тут! Была у меня одна знакомая девчонка — страшненькая, но очень ласковая, добрая. Мы дураки все смеялись — кто мол, ее замуж такую возьмет? А взяли! И живет, детей нарожала, муж на нее не нарадуется. Хозяйство ведет и все такое. А мы, ослы, на красотках женились. И чем закончилось? Мораль — жениться надо на страшненьких, они тебя будут холить и лелеять, и мужиков от них поганой метлой не надо отгонять.

— Ах, ты моя хорошая! — беру на руки кикимору, которая успела пробраться в ванную комнату и прижимается к ноге, как ласковый котик — Оля! Оленька!

Кстати — и не такая уж страшная…если присмотреться. Глаза светятся зеленым — так и чего? Мало ли какие глаза бывают! Кожа зеленая? Так у нас нет расовой сегрегации, у нас все нации в уважении — белые, желтые, красные, черные и зеленые! Когти острые? А ты не суйся под когти, не зли! Клыки торчат? Ну мало ли…вот та самая девчонка — ее Оля и зовут. У нее тоже зубы торчали. Так что теперь — зато характером хороша!

Между прочим — у моей мелкой зелепуки наличествуют все признаки женского пола…вот только сейчас разглядел. Интересно, когда вырастет, какой она будет? И вот еще что: если есть кикиморы женского пола, значит могут быть кикиморы-мужчины? Брр…как-то не хочется встретиться с такими. Я с женской особью едва разобрался, чуть меня на перерождение не отправила, а уж мужчина-кикимор меня бы точно на куски порвал. Было бы обидно.

Нашел лечилки, выпил, постоял у зеркала, глядя на то, как рассасываются царапины, синяки, покусы и потертости, и…отправился спать. «Фотки» сбросил на пол — на всякий случай, хотя кот и сказал, что они должны с неделю заряжаться, прежде чем снова заработают — но чем черт не шутит? Олю под левый бок, накрыв полотенцем, и под похрапывание уснувшего кота, закрыл глаза и отдался в руки Морфея. Проще говоря — вырубился, как провалился в прорубь.