Полихромный ноктюрн

27. Шаг в ноль

К Вербе подбрёл главный искатель — Вабан Ханд. На нём чёрный саван, голова под капюшоном, капли дождя беспощадно били по нему. Походка выдавала слабость, сильное утомление.

— Золото отравляет разум. Он голоден. Для него безумие — всего лишь приправа. Нет-нет. Разум. Разум определяет свойства материи…нет. Умбра пользуется слабостью, и происходит превращение…нет, — сказал блуждающий во тьме.

Носитель тайны Рефлекта похлопал по жилету под окровавленной тканью, нащупал в нём уродливый свисток. Артефакт всё ещё при нём и хранится всё на том же в месте, в том же положении. Выдохнул с облегчением, ему точно было больно дышать. В руке объявившегося из ниоткуда — клинок. Его совсем не кухонный инструмент испорчен; лезвие сломано, покрыто темно-оранжевым налетом, а рукояти нет и вовсе. Свежая кровь не смывалась слезами из мрачных туч. Глянув на обломок, произнёс: — Все ложные убраны с доски, остались нужные фигуры. Кто здесь? Никого…

Услышав что-то, слегка притронулся к голове. На крыльцо гостиницы вышел Рамдверт. Вабан шаркающее шагнул ближе.

— Стрелок, это ты? Ты выбрался из того кошмара в Рэвиндитрэ… Это хорошо. А Влажыка, Вальдер, с тобой?

— Я узнаю этот запах. Ты был в Рефлекте, тоже пробирался сквозь пепел. Нам повезло не умереть там. Или же не повезло…

— Всё повторяется, верно? Я видел падающих с неба гигантов, они лопались, и сейчас лопаются, проливают алую трясину. Исполины готовятся к выходу, чтобы огласить Саккумбиев кошмар. Получается, Астрологи добились своего, хоть Сагитару давно мёртв. Его мёртвые руки притянули Далёкие огни. Блуждающий Гарганрюэль уже обливается слюной.

— Если будет нужно, поднимемся высоко за облака и вырвем ему глаза. Если будет нужно, спустимся глубоко под моря и прикончим его. Пройдём по пути, где сохнут кости миллиардов, и покажем ему наш гнев.

— Тогда тебя поблагодарят души всех умерших, будут аплодировать тебе до высыхания озера Мундус. Или до его великого сжатия, — поведал искатель и вдруг задал вопрос: — Стрелок, не мог бы ты назвать своё имя?

— Моё имя — Рамдверт, — представился Ворон.

Вабан Ханд опустил голову и с облегчением выдохнул, после чего протянул руку.

— Не мог бы ты пожать её? Это многое для меня значит. Таково моё последнее желание…

Герой из книги его детства, герой, дававший силы и вдохновлявший на продолжение жизненного пути, тоже выставил руку и выполнил просьбу.

— Теперь нам пора прощаться.

— Да, спасибо тебе за всё, Путник глубин.

— Поспеши, Донный бог, а то рискуешь не успеть закончить свои дела. Есть такое, чем нельзя пренебречь.

Дождь усилился ещё больше, а знаковая встреча закончилась. Вот было бы больше времени, им многое можно было бы обсудить. Исполнив свой долг и отыскав Каду, главный искатель получил награду: его мечта сбылась. Теперь-то можно войти в гостиный дом юной хозяйки. Так сразу и сделал, если бы не услышал знакомый голос, который остановил шаг.

— Учитель Ханд. Вот вы где! — воскликнула ученица, подбегая к нему, её дыхание сбито: — Где вы были всё это время? Все в Академии ждут вас. Мы рассказали о том, как вы нашли Пепельные болота.

— Дура! Сейчас не это важно! Пошлите скорее, мистер Ханд, твориться настоящая хоривщина, — добавил Ифор. — Дохлые уродливые киты падают с небес!

— Я не вернусь. Вы должно прямо сейчас уезжать из Оренктона, — мёртвым голосом приказал их учитель.

— Почему? Что с вами произошло? — протороторила разноглазая, заглядывая в капюшон. — Какой ужас! Как это случилось? выглядите так, будто помолодели и в тоже время постарели. А эти раны…

— Бегите быстрее. Пожалуйста.

— Учитель Ханд, в Академии предположили — вы могли подхватить мозгового червя вместе с кровью того гомункула, от которого вы спасли меня. Они попробуют вас вылечить. Не может быть, что вы стали ронохом, — она схватила его за руку, попыталась тащить за собой.

— Вы нас слышите? Понимаете наши слова? — вопросил Ифор, неумело скрывая своё почти истеричное переживание.

— Моё последнее желание. Исполните. Бегите, бегите, етигеб. Все умритё. Скоро змей протянет собой мост, — вырвалось бормотание.

— Я не могу — отказалась ученица. — Вы не могли проснуться другим человеком. Скажите, вы же помните мой секрет? Скажите мне.

— Да, я помню… направь свои чувства…к другому, к подходящему. Всё. Кто ты? Хотите увидеть магию?

— Да, хотим. Пойдемте, покажите её нам. Знаю хорошее место для этого. Там ничто не помешает.

— Смотрите, — выхаркивает Ханд и сводит кончики пальцев своей руки, а затем открывает получившийся бутон: — Вот… меня больше нет.

— Ужасная магия, — оценил своевольный ученик, он всё понял. — Скажите, началось то же самое, что было в Рэвиндитрэ?

— Всё так. Но новый день обязательно наступит. Не грустите, не лейте слёз. Теперь бегите! Вам нельзя здесь оставаться. Потом не выберитесь из ловушки.

— Вы говорили мне про грань. Вы видите её? Вы, правда, хотите, чтобы мы уехали из города?

— Я вижу, Ифор…бегите сейчас же. Для меня всё кончено.

— Понял, тогда нам нужно торопиться. Пошли, — говорит он и, схватив Софистию за руку, повёл за собой.

— Почему вы не пойдёте с нами? — кричала разноглазая.

— Мне уже поздно. Я уже мёртв. Просто помню, как был живым. Назад через черту не переступить, — наставник тихо выдавил почти последнюю каплю своего я.

— Всё пошли быстрее. Не смотри на него. Всё кончено, — произнёс ученик свои последние слова, и они исчезли с улицы, спрятавшись за каплями дождя.

С неба посыпались пепельные бражники. Сознание спешно покидало оставшегося. Приближаясь к Вербе, прошептал сам себе: — Яма в хладной земле меня зовёт. Одиночество у ненужного и сломанного последний вздох отберёт.

Старик в мятой шляпе, казалось, обезумев от уродливых звуков дождя, замер перед камином. В руке держал кружку и пил из неё, но было ясно, что она пуста, потому что умудрённый (или же развращённый) опытом держал сосуд вверх ногами. Его это нисколько не смущало, словно так и было задумано. Продолжал пить с уверенностью, которой позавидовали бы молодые. Утоляя свою жажду, топтался на месте и пристально следил за поведением углей в камине. Как завороженный прислушивался к стонам древесных останков. Спустя мгновение подошёл ближе и своим пальцем остановил каплю дождевой воды, стекавшую по внутренней стенке. После чего понюхал её и слизнул. Несколько раз старик открывал свой рот, чтобы сказать что-то, но каждая попытка заканчивалась резким схлопыванием морщинистых губ. Когда у него получилось, он сквозь оставшиеся зубы выдал: — Мир закончиться в тишине… голос Хора подарит надежду. Предательство… лишь предательство… нанесёт окончательное поражение…

Посетители, которые услышали его откровение, заявили: — Мать, ему больше не наливать! Ничего… кроме рассола, — некоторые смотрели на него с презрением, видели в нём безумного роноха. «Вот бы встретиться ему с устом церкви» — подумали немногие.

Старик обернулся и, осмотрев весь зал, взял обломанный багор; чертовски острый багор. Такое действие не осталось незамеченным. Сидевшие на скамье люди подскочили на ноги и, дрожа голосом, попытались того образумить. Тогда владелец старой фетровой шляпы упёр железный инструмент безопасной стороной в пол и, сказав: — Скорее, делайте как я. В этом нет ничего постыдного. Сама смерть расплачется от грядущей бойни, — с размаха рухнул на остриё.

Все гости в ужасе подорвались от такой неожиданности.

— Аорта…скорее всего — аорта, — прошептал Грегор. — Да, и лёгкое пробито.

Старик захрипел, а руки взмокли и посинели. Пытался вырыкивать что-то не членораздельное. Создавалось впечатление, что безумец не мучился от боли, а даже радовался. Спустя моменты широко улыбнулся и в последний раз опустил уставшие веки.

Ужас заковал посетителей в свои цепи. Узники почти не двигались и молчали, а по их лицам бежал холодный пот. В день долгожданного праздника все перестали жевать, перестали пить; оторопь встала гадким комком в горле. С улицы донеслись очень громкие и пробирающие до костей вопли. Весь Оренктон тонул в болезненных и испуганных криках, что ширились, окружали и текли со всех сторон. Казалось, даже стены дрожали и издавали те же звуки.

В «Вербу» завалился человек — встал возле порога, не двигался, точно восковое изваяние. Все повесили остатки своего внимания на гвоздь его присутствия.

— Это же Вабан Ханд — Главный Искатель Академии, — выкрикнул один из перепуганной толпы.

Беспомощные жертвы обстоятельств попытались узнать от него хоть что-то о происходящем, но сталкивались с молчанием. Тогда Грегор осторожно подступил к нему, все проглотили тишину.

— Вот мы снова встретились, Ворон, — протянул искатель. — Только уже не на городской подкорке.

— Узнаю твой голос, скиталец, что просил меня об одолжении. Ты изменился, опустел что ли. Да и не видно никаких щупалец.

— Да, многое произошло с тех пор. И не только со мной. Изменения затронули и тебя, — заметил Вабан. — Вижу, даже шляпу поменял. Значит, колпак, да? Раз дал обещание, сдержи его…

— А ты своё сдержал? Када и мальчик, их встреча случилась?

— Пришлось постараться, пришлось пройти тропой прошлого и выбраться из пепла. Отдаёшь одно — получаешь другое. И так она случилась…

Грегор покивал головой. Таковой была похвала, таковым было одобрение. И, быть может, крупица радости за другого.

— Теперь что? — вопросил он. — Ты здесь чтобы вместе пройти сквозь Саккумбиеву ночь? Ты же говорил про четверых…

— Нет, мой путь заканчивается. Мой последний вздох — здесь. Но всё же меня хватит для последнего хвоста. Артефакт, пусть он будет наградой… Всё же…ты сделал свой вклад. Помог. Она жива…

— Я не вижу твоего лица, не знаю, правду ли ты говоришь или же нет.

Искатель стянул капюшон. На светлой голове оренктонца зияло три ровных и круглых отверстия; почти как те, что проделывают черви в яблоках. Все увидели причину подобного поведения. Воротник покрывали кристаллики льда и такие же обрамляли его раны. По обезображенному лицу неторопливо побежали тонкие кровавые струйки, они взяли на себя роль занавеса, представление заканчивалось. Ханд вынул что-то из кармана, крепко сжал кулак и протянул его вперёд под небольшим углом. Грегор принял дар, после чего искатель сказал последние слова, изо рта выбирались мычания, словно принадлежали угадившему в капкан животному. Большее непонимание порождала кровь, потому что она больше не вытекала, как ей и свойственно, а испарялась облаком.

Ханда ослепил алый пар собственной жизни. Тут выхватил ржавый обломок и начал отмахиваться с неистовой яростью. Его конвульсии продолжались, пока Ворон не поймал ладонь с оружием, подхватил падающего, обхватил руками, обнял. Согнал со скамьи горожан и усадил искателя, который оказался в воспоминании из своего детства. «Если сниться плохой сон, попробуй ущипнуть себя. Тогда ты проснёшься», — отчётливо произнёс он. Ущипнул свою руку несколько раз и сердце прошедшего сквозь Пепельные болота остановилось.

— Да что же это такое? Сначала невыносимые звуки и безумный старик, а теперь ещё и Ханд… прямо здесь, — выкрикнул гость со взглядом потерявшейся белки, пытаясь закрыть свои уши. Давил так, будто желал раздавить их.